You may say I'm a dreamer

Раз уж мы с вами пока не можем обратиться к новой работе Юргена Хабермаса «Также история философии» напрямую, давайте изучим материалы прошлогоднего номера журнала Theory, Culture & Society, который посвящен ей, а заодно и 90-летию автора. Они занимают не весь выпуск целиком, а только секцию, состоящую из интервью и двух рецензий, не считая совсем короткого предуведомления Райнера Винтера, которое пригодится только тому, кто вообще мало что слышал про Хабермаса. Короче, вышло скромненько, но спасибо и на этом.

Говоря честно, в беседе с юбиляром нет ничего особо интересного с узко социологической точки зрения, но зато есть множество комментариев по актуальным вопросам типа негативных последствий воссоединения Германии для немецкого общества, внеправовых оснований вторжения турков в Рожаву, опасных заигрывания современных левых политических теоретиков с консервативной мыслью и многого другого. Когда дедушка включает режим хейтера – это просто отлично! Go get ‘em, дед!

В первой из представленных рецензий на историко-философский двухтомник Ханс Йоас, не только социолог религии, но и верующий католик, сетует, что новый труд получился амбивалентным по отношению к Церкви. С одной стороны, Хабермас признает, что христианская теология является важной интеллектуальной предтечей научного рационализма и правового универсализма, которая до сих пор не утратила своей актуальности. Ричарду Докинзу и прочим панчиным Хабермас предложил бы сначала дорасти до Августина и Фомы, чтоб их критиковать. С другой стороны, Хабермас предполагает, что в для завершения процесса модернизации христианство необходимо перерасти. Йоас находит эту версию доброжелательной, но все-таки своего рода христианофобией, свойственной большинству его коллег-социологов. Позиция самого Йоаса состоит в не в критическом, а в герменевтическом прочтении религиозной веры, которая воспринимала бы ее не как индикатор чего более значительного, а саму по себе.

Отзыв Ганса-Герберта Кеглера, в отличие от первого, почти полностью хвалебен. Он отмечает, что Хабермас отводит христианству более чем заслуженное место не только в истории идей, но и истории западного общества вообще. Именно в рамках христианской культуры сформировалось представление о социальных нормах и self, имеющие под собой диалогические принципы, которых недоставало монологическим языческим культам. Без них греческая философия так бы и осталась праздной забавой небольшой прослойки правящего класса, а не стала важной частью экзистенции рыбаков и мытарей. Другое дело, что кроме Осевого времени Хабермас выделяет две другие важнейшие точки бифуркации в социальной эволюции, которые привели к еще большему вовлечению людей в высокую культуру и еще более глубокой критике иррациональных представлений о мире и человеке: Реформацию и Просвещение. В конце Кеглер также приходит к выводу о непреходящей важности герменевтической позиции в науках о человеке, начинавшейся как комментарий к Библии, но получившей наиболее законченное выражение как раз в секулярном модернизме.

В итоге материалы выпуска только укрепили мое личное представление о Юргене Хабермасе как о строго последовательном и наиболее убедительном стороннике интерпретативного лагеря наук о человеке. Да-да, он создал себе раннюю репутацию как продолжатель критической теории Франкфуртской школы, а для его зрелой мысли важно влияние вполне позитивистских направлений в социологии и психологии, однако то были лишь средства на пути к единственной цели – утверждению общественной важности интерсубъективной коммуникации и ее вовлеченного изучения. Сейчас, к концу карьеры немецкого теоретика, эта путеводная звезда его проекта становится видна еще ярче. Словом, если вы угорели по интервью и фокус-группам, но не знаете, где найти умные слова для их легитимации перед коллегами-количественниками и менеджерами науки, то дедушка Хабермас – это, пожалуй, лучшее, что может предложить вам социологическая теория на сегодняшний день. Самое время начать знакомиться.