Юрий Похолков: «Всё ещё возможно…»

Бывший ректор томского Политехнического о прошлом и будущем инженерного образования в Томске

- Юрий Петрович, вспоминаете иногда времена, когда молодым ученым дневали и ночевали в Политехе?

- Конечно! У нас в подвале 3-го корпуса стояли камеры, в которых мы испытывали новые виды электрической изоляции электромоторов, работающих в условиях морского и тропического климата. Там была сымитирована специальная среда: соленая вода, давление, соответствующие температуры, влажность… и я со своими коллегами должен был каждые 6 часов измерять, как меняются электрофизические характеристики испытываемых образцов. У нас там стояла раскладушка, мы ночевали на ней по очереди. Помню, как уборщица ругала меня за то, что я бреюсь по утрам в лаборатории. 

- Она еще не знала, наверно, что ругает будущего ректора…

- Как шутили мои однокурсники, только ректор Александр Акимович Воробьев тогда, по-видимому, знал или чувствовал, что я буду ректором, поэтому не выгнал меня из института, еще когда я был студентом.

- А мог?

- Мог. Это был 1959-ый год, по-моему. У нас начиналась поточная лекция по политэкономии, а мы с моим товарищем сидели в такой многоярусной аудитории на первых рядах и читали газету нашего института «За кадры». Так зачитались, что не успели встать, когда вошёл лектор. Тогда это было жесткое правило – вставать при входе преподавателя в аудиторию. Мы слегка успели только привстать, когда все уже садились. Лекция закончилась, и вдруг с верхнего яруса слышим голос: «Товарищ лектор, задержите поток!» Сверху спускается человек, приглашает нас выйти к столу, и довольно жестко спрашивает при всех: почему мы не встали, когда вошёл лектор? Мы оправдываемся, говорим, что вставали. А у человека оказалась такая манера повторять один и тот же вопрос, повышая голос на каждом повторе:

- Почему вы не встали, когда зашел лектор?!

- Мы вставали! – упорствуем.

-Значит, вы, будущие инженеры, уже научились врать? - говорит человек. – Ладно, на первый раз фотографировать вас не буду, но на будущее - учтите! – и пошел к выходу из аудитории.

А кругом же наши друзья, и девушки есть, надо держать марку. Вот мой товарищ вслед и сказал: «Будет еще нас каждый фотограф учить!»

«Фотограф» оглянулся, посмотрел, ничего не сказал и ушел. А мы вышли в коридор Главного корпуса покурить. Тогда это было можно. Ходили, рассматривали портреты профессоров и вдруг мой товарищ останавливается у портрета и говорит: «Слушай, Юрка, так этот «фотограф» – это ж наш ректор!» Так я впервые увидел воочию легендарного ректора томского Политехнического Александра Акимовича Воробьева. Потом я много раз слышал эти его повторяющиеся с повышением тона вопросы.

- Воробьев слушал лекции вместе со студентами?!

- Каждый преподаватель Политехнического, идя на занятие, знал, что у дверей аудитории его может встретить Воробьев и так вежливо поинтересоваться, может ли он поприсутствовать сейчас на занятии. Это, знаете ли, «мобилизовывало» преподавателей. Как-то никто не мог сказать ректору, что, мол, извините, приходите лучше завтра. А для Воробьева качество преподавания при подготовке студентов было критически важным вопросом. Он пришел преподавать в Томский индустриальный институт, так в то время назывался наш Политехнический, в 1938-ом году. В 1940 году был назначен заместителем директора института по учебной и научной работе, а в 1944 – директором, впоследствии ректором. На этой позиции он проработал до 1970 года, 26 лет.

    Это сейчас ТПУ строит свою историю с 1896-го года, напрямую от Томского технологического института (ТТИ). А в 20-ые годы прошлого века основы Сибирского инженерного образования, заложенные его первым директором Зубашёвым, постепенно разрушались, а сам полуслепой Ефим Лукьянович в 1922 году после полугодового пребывания в тюрьме, был выслан из России, как «контрреволюционный элемент». Кстати, отправился он из России в Германию на печальной памяти «философском теплоходе» вместе с большой группой российской интеллигенции, не принявшей советскую власть. В 1926 году Томский технологический институт переименовали в Сибирский технологический институт имени Ф.Э. Дзержинского, а в 1930 году, по существу, ликвидировали его, разделив на 8 институтов, часть из которых передислоцировали в такие города, как Иркутск, Красноярск, Новокузнецк, Новосибирск, оставив в Томске 4 института. В главном корпусе располагался, к примеру, механико-математический институт. В 1934 году эти 4 института были объединены в один вуз с названием Томский индустриальный институт имени С.М.Кирова. Уже в начале 20 годов, многие из профессоров, приехавшие в Томск по приглашению Зубашёва из ведущих университетских и научных центров Европейской части России, уволились и уехали, потому что жалование стало копеечным, да и не задерживали их здесь. Некоторых преподавателей уволили, как чуждый элемент. Недокомплект преподавательского состава был тогда критическим. Ректор Николай Владимирович Гутовский, (с 1921 по 1930), как мог, боролся с развалом института, но это требовало гигантского напряжения сил. По-моему, он просто физически не пережил ликвидации вуза, заболел и умер в 1933-ем.

- А что сделал с Политехом Воробьев?

    - Прежде всего, нужно сказать, что в тот же год, когда Александр Акимович был назначен директором Томского индустриального института, последний был переименован в Томский политехнический институт, сохранив имя С.М Кирова, предпринявшего когда-то, в 1904 году, попытку поступить в Томский технологический институт. То есть, с Воробьёва Томский политехнический и начался.

    Как мне представляется, Воробьёв возродил заложенные Зубашёвым традиции инженерного образования, традиции подготовки «практических инженеров». И прежде всего это «…единство образовательного и научного процессов, основательная подготовка выпускников к практической инженерной деятельности, высокий уровень требований к студентам и новаторство».

                   Воробьёв был амбициозным, волевым, целеустремлённым человеком, выдающимся организатором, как бы теперь сказали, с инновационным типом мышления. Помимо выдающихся организаторских способностей, он обладал даром убеждения и научного предвидения. Он видел перспективные направления развития науки и образования. Именно это позволило ему создать целый ряд научных школ в области физики твёрдого тела, радиационной физики, электроимпульсной ускорительной техники, средств и методов неразрушающего контроля материалов, техники высоких электрических напряжений, материаловедения. Он был человеком с большим чувством юмора и в то же время строгим, умным и смелым, иногда, может быть даже авантюрным, в хорошем смысле этого слова, руководителем, но безусловно способным ставить и решать задачи, как в сфере организации инженерного образования, так в науке. Этому он учил своих подчинённых, а уже они все вместе учили этому студентов.

     Ему было 35, в 1944-ом, и он сразу занялся организацией подготовки инженеров по новым специальностям и направлениям: электрофизика, радиотехника, техника высоких напряжений, ядерная и атомная физика, позднее автоматика и телемеханика, организация производства, тогда ещё слова менеджер не употребляли. Появились междисциплинарные кафедры: промышленной и медицинской электроники, математической физики, химической кибернетики...Были реализованы амбициознейшие, по тем временам, научные и инженерные проекты: спроектирован и запущен крупнейший на евроазиатском континенте ускоритель заряженных частиц - синхротрон Сириус, построены циклотрон, исследовательский ядерный реактор, впервые был разработан портативный малогабаритный индукционный ускоритель электронов, который и сегодня используется для неразрушающего контроля в строительстве и для интероперационного облучения при хирургическом лечении онкологических заболеваний. Кстати, и сегодня ещё ряд из перечисленных установок действуют и служат хорошим инструментом для получения новых знаний о физической природе вещества.

    Успешное выполнение этих проектов было хорошим аргументом для Воробьёва при доказательстве в Министерстве необходимости открытия в составе вуза научно-исследовательских институтов. И такие НИИ были открыты: Институт ядерной физики и электроники, институт высоких напряжений, институт интроскопии (неразрушающих методов контроля), институт электромеханики (позднее передан в созданный на базе радиотехнического факультета ТПИ ТИРЭТа -ТИАСУРа-ТУСУРа). Не лишне будет вспомнить, что и СФТИ при сегодняшнем ТГУ – это бывший институт прикладной физики, открытый при Томском технологическом институте в 1923 году (передан в ТГУ в 1927 году).

    Открытие этих институтов позволило не только поддерживать и развивать первую и главную традицию нашего вуза - единство научного и образовательного процессов – но и создать особые условия для получения новых знаний и подготовки выпускников. А каких выпускников позволила подготовить эта традиция ТПУ? Сегодня их имена в учебниках, названиях улиц, аэропортов, месторождений полезных ископаемых, на памятных досках фасадов зданий… М.А, Усов, К.И.Сатпаев, Л.П.Кулёв, Н.И.Камов. Н.В.Никитин, И.Н.Бутаков, В.В.Листов. Б.Н.Жеребин, М.И Щадов, С.Т Такежанов, У.Т.Султанов, Г.А Месяц, Г.П.Хандорин, И.П.Чучалин… Учёные, конструкторы, Министры, директора крупнейших промышленных предприятий, государственные деятели, руководили вузов и НИИ… Эти люди оказали решающее влияние на развитие науки, промышленности, образования и культуры нашей страны, и недаром ТПУ был Указом Президента РФ включён в 1997 году в список особо ценных объектов Культурного Наследия Народов Российской Федерации.

    Воробьёв строил, много строил. Это учебные корпуса, отдельные корпуса для НИИ, ядерный реактор, объекты социальной инфраструктуры, пионерские лагеря, дом культуры, библиотека базы отдыха, один только студенческий городок на улице Вершинина насчитывает добрый десяток общежитий. Это дорогого стоит. Воробьёв едет в Москву, добивается разрешения построить пристройку, а пристройка получается больше, чем корпус, к которому её пристроили. Получал выговоры, но и ордена тоже. Как-то я слышал его реплику по этому поводу. «У меня 12 выговоров и три ордена Ленина. Нарушение баланса».

Он требовал от людей результаты, формировал чувство ответственности. Доверял ответственную работу молодым людям. Поэтому многие в ТПИ стали на ноги ещё в совсем молодом возрасте. Это, к примеру, Геннадий Месяц, ставший в последствии академиком, вице президентом Российской академии наук, директора НИИ Андрей Диденко, Василий Ушаков… Юрий Усов, все защитили свои докторские диссертации в молодые годы. Работая ректором ТПУ более18 лет я постоянно чувствовал эту мощь. И, конечно, чувство благодарности к нему, хотя мне и доставалось от него не один раз.

    Воробьев заложил основы современного Политехнического УНИВЕРСИТЕТА. Сегодня многие, кто считали его своим учителем и наставником ушли, и некому особенно рассказать о том каким он был, но дела-то остались. Как-то Геннадий Андреевич Месяц, пожалуй самый талантливый из его многочисленных учеников, высказал мысль, заключающуюся в том, что мнение о человеке складывается из двух составляющих: мнения людей, которые его окружают, работают с ним, общаются и мнения более широкого круга людей на основании оценки результатов его деятельности. По мере того, как люди умирают, первая составляющая меркнет, теряется, а вторая, если она есть и значима, ширится и позволяет сохранять память о человеке на долгие годы.  Это о Воробьёве. От Воробьева нам всем достался великий Томский политехнический.

 Геннадий Андреевич Месяц, когда-то, ещё в советские времена, предложил присвоить имя Александра Акимовича Воробьёва НИИ ядерной физики ТПИ. Но предложение не было поддержано. Отказали. Человеческий фактор.

- Кто отказал?

 - Юрий Кузьмич Лигачёв. Руководитель Томской области, человек, который, как и Воробьёв, но в более широких масштабах, оставил много свидетельств своего решающего влияния на развитие Томской области.   В своё время, когда Лигачёв начинал свою работу в Томске, у него с Воробьёвым были, насколько мне известно, прекрасные отношения, но впоследствии они испортились из-за расхождения мнений о развитии науки в Томске. Возможно, это было и одной из причин оставления Воробьёвым должности ректора ТПИ.  По слухам, ответ был таким: «Имя Воробьева институту присваивать не будем. Он был талантливый организатор, но в последние годы вел себя неправильно…». Мемориальная доска с барельефным изображением А,А. Воробьёва установлена на стене главного корпуса ТПУ, также как и мемориальная доска устроителю и первому директору Томского технологического института Ефиму Лукьяновичу Зубашёву.

- Что значит неправильно?

 - Понимаете, каждый умный и талантливый человек, наделенный властью, обязательно проходит через испытания огнем, водой и медными трубами. Огонь и вода – это, как говорят, ерунда. Медные трубы – самое трудное. Воробьев, конечно, был неординарным и непростым человеком. В этом, они, кстати, были с Лигачевым похожи. Я как-то увидел Юрия Кузьмича на одной выставке во Дворце Спорта, как он идет со свитой, кого-то хвалит, кому-то устраивает разнос. У нас в Политехническом так ходил Воробьев. Не дай бог было попасться под горячую руку. Один раз ему кто-то написал жалобу, что у студентов не хватает помещений для занятий. Он собрал свиту и пошел по корпусам.

Заходит в чертежный зал, где стоят кульманы, распоряжается: кульманы убрать, сделать аудиторию для студентов. Зав. кафедрой В.Г.Шубович решил возразить: «Вы уж тогда и кабинет мой заберите…» Воробьев реагировал мгновенно: «Так, ему и кабинет не нужен, забрать под аудиторию!»

Когда мы говорим о таких личностях, как Лигачёв и Воробьёв мы понимаем, что стоим на плечах гигантов. Это до сих пор позволяет нам держать уровень, хотя он, конечно, снижается…

- Почему?

- Я скажу крамольную мысль: невозможно сформировать передового инженера без передовой промышленности. Нынешняя модель развития, когда мы закупаем все лучшее, что есть в мире, но не развиваем свое – автоматически приводит к упадку собственной инженерной школы. Да, у нас немного было в стране действительно передовых технологий, но они были. Были сотни и тысячи работающих предприятий, где были нужны инженеры. Сегодня многих из них нет. Я говорил об этом на коллегии Министерства образования еще в 2000-ом году.

Это было великолепное собрание.  400 ректоров, уже начинались «жирные нулевые», и один за другим, записавшиеся на выступления ректоры выходили на трибуну и рассказывали, какое у нас в стране замечательное высшее образование. А я, честно говоря, не был согласен с такими оценками. Я поднял руку и попросил слова, хотя в списке выступающих меня не было. Министр Владимир Михайлович Филиппов, увидел мою руку и разрешил выступить, так сказать, экспромтом. Я сказал примерно следующее: «У нас прекрасное инженерное образование, только в мире об этом не знают. Где очереди из иностранцев за лучшим в мире образованием? Почему на мировых рынках не пользуются спросом наша техника, технологии? Посмотрите, мы сегодня всё больше и больше используем в работе, в здравоохранении, в быту зарубежную технику и технологии, которые обслуживают наши выпускники. Пока мы ещё летаем на своих, самолёта самолетах, но боюсь, что скоро и этого не будет. В общем, всем аплодировали на той коллегии, а мне - нет.

- И Вас не уволили?

- То же самое меня спрашивали потом еще 8 лет коллеги, когда мы созванивались: тебя еще не уволили? А собственно, за что увольнять? В 90-ые годы прошлого века произошла крупнейшая геополитическая катастрофа, развал СССР. Одно из следствий этой катастрофы – разрушение отечественной промышленности. Мы не подготовили, да и не могли подготовить специалистов для рыночной экономики – мы не жили в этом рынке, не знали его законов. В СССР все было размеренно, спокойно. Сегодня ты мастер, завтра начальник цеха, потом заместитель директора, потом директор. Но даже при этой размеренности и отсутствии конкуренции наш «Сибэлектромотор» выпускал асинхронные двигатели, которые пользовались большим спросом в третьем мире: потому что цена и качество были на приемлемом уровне. Почему большая умница Юрий Оскарович Гальвас не смог удержать на плаву томский подшипниковый завод? Потому что китайские подшипники сначала были дешевле, а потом и лучше, чем томские. А от кого зависят технические характеристики этих подшипников? Правильно – от инженеров. А кто учит этих инженеров? Правительство? Дума?. Мы с Вами это делаем в наших университетах. Уже тогда, в 2000 году в ведущем инженерном университете мира, Массачусетском технологическом институте задумались о судьбе инженерного образования в мире, и создали проект CDIO* а мы в России считаем, что все хорошо?

Раньше в Политехе получали фундаментальное образование, которого его выпускникам хватало лет на 20-30 профессиональной жизни. Часто наши учителя не понимали, чем мы, их ученики будем заниматься, но они заложили в нас универсальные основы знаний, которые позволяли нам развиваться в мире, где информация и технологии растут лавинообразно. Сегодня мы даем крайне мало таких фундаментальных основ. Меня часто спрашивают студенты, зачем нам тройные интегралы, они же нам в работе не пригодятся? Я всегда отвечаю, что вычислять тройные интегралы стоит хотя бы затем, что они активизируют в мозгу такие нейронные связи, которые потом позволят вам, инженерам, решать абсолютно другие, разновекторные задачи, о которых мы сегодня даже не подозреваем. Я утешаю себя тем, что развитие в России идет не по спирали, а по синусоиде. И то, от чего мы сегодня избавляемся, обязательно будет востребовано в будущем.

- Слушайте, но вы же были ректором в самые тяжелые, 90-ые годы прошлого века, а вы сетуете не на них, а на то, что произошло в «жирные нулевые»?

- Когда я стал ректором в 1990-ом, мне было очень легко работать. Куда бы я ни пришел, с какой бы просьбой не обратился – везде работали томские политехники. Они были министрами, директорами, ректорами, руководителями регионов… Помните знаменитого директора Сибирского химического комбината Геннадия Хандорина? В его группе, только в одной группе, Физико-технического факультета ТПИ учились будущий министр Химической промышленности СССР Владимир Листов и зам. председателя Совета министров Казахстанской ССР, создатель казахстанской металлургии Саук Такежанов. И такие люди были везде в России. Куда бы я ни позвонил, ни приехал – везде на руководящих постах были томские политехники, и они были готовы сделать многое для своей альма матер.

Это были уникальные люди, которые умели добиваться результата любой ценой. У нас однажды представители Министерства электротехнической промышленности в конце 70-ых забрали с всю группу выпускников на строительство кабельного комбината в Среднюю Азию, со словами: «Мы томских политехников знаем, они построят, а другие еще неизвестно…»

Понимаете, этот воробьевский посыл – добиваться результата – сидел в каждом политехнике. Я иногда с ужасом думаю, что бы было с Политехническим, если бы удовлетворили просьбу Воробьева отправить его на фронт во время войны? А такое заявление от еще тогда заместителя директора по учебной и научной части Воробьева А.А. – было! Я видел его собственными глазами, когда работал общественным заместителем редактора в газете «За кадры». Мы бы не увидели и десятой доли того, чем гордится сегодня Томский Политехнический: его научных школ, баз, корпусов. Только Воробьев мог убедить Министерство образования, что надо возвести пристройку к корпусу, которая потом оборачивалась целым корпусом, а уже тот, к которому пристраивали – пристройкой. Только он мог ввести в эксплуатацию самый крупный в Евразии синхротрон в подвале 10-го корпуса ТПИ. В то время в мире не было синхротронов такой мощности! Воробьеву говорили, слушайте, ну какой синхротрон в Томске, у вас медведи по улицам ходят, (что было недалеко от истины). Но ведь построили, подготовили и привезли специалистов, сделали настоящие открытия в ядерной физике. Поэтому, когда мне говорят, что в Томске невозможно создать центр образования мирового уровня, потому что далеко, холодно, нет комфортной городской среды, я этому не верю. Вы были в Оксфорде? Это маленький город, никакой не административный центр, там и погулять особо, кроме парка негде. А туда едут учиться студенты со всего мира и конкурс - 23 человека на место. Что это за люди, почему они едут именно в Оксфорд? Так вот давным-давно, почти двадцать лет назад в 2005-ом году я доказывал областным депутатам на специальной сессии думы, что создание образовательного центра мирового уровня надо начинать с изучения реальных потребностей этих людей. Но по-настоящему в Томской области к этому так и не приступили. Ограничились предположениями.

- А почему Вы себя ограничили по времени на должности ректора? Могли же и дальше руководить ТПУ?

- У меня действительно был контракт до апреля 2009-го года, но я собрался уходить раньше, потому что понимал, мне уже пора -18 лет. Последней каплей стала история, когда в 2006-ом году в Министерстве решили вспомнить про Гражданский кодекс, который запрещает одному юридическому лицу быть в составе другого юридического лица. То есть фактически заставляли выделить из состава университета НИИ, которые базируются в наших корпусах, за которые ТПУ платит налоги, коммунальные услуги. Но самое главное, при таком раскладе мы выделяли из университета его основу, науку, отдаляли студентов от научных исследований, резали по живому. Я был категорически против, и мы уже договорились с Министром о том, что добьемся постановления Правительства об особом порядке финансирования ТПУ: университет остается распорядителем бюджета для своих НИИ и сохраняет их в своем составе, а они при этом остаются отдельными юридическими лицами. Но потом Филиппова убрали и дело замялось. Вот это было последней каплей, когда я принимал решение оставить пост ректора. И вот теперь у ТПУ нет своих НИИ, которые когда-то создавал Воробьев.

- А может низкий уровень управления — это национальное проклятие? Вот почему, Германия – это страна инженеров, а Россия – нет?

- Россия тоже страна инженеров. Мне только кажется, что у нас в России другая шкала ценностных установок. Нам неинтересна ежедневная будничная работа по совершенствованию бытия. Мы больше ценим и гордимся разовыми подвигами и свершениями…

- Как в случае с Ильей Муромцем, который 33 года лежал на печи и только потом стал совершать подвиги? 

- …такая система позволяет нам мириться с невысоким уровнем потребностей. Нам очень мало нужно для счастья: оно возникает у россиян и при низком уровне потребления, вот в этом и беда. Но как только российский человек повышает свой уровень осознанного счастья, он начинает искать инструменты для его получения и искать место, где может его обрести. Есть примеры, подтверждающие этот тезис.

В 2016-ом году в Праге собрались проректоры ведущих европейских, в том числе российских технических университетов. Мы проводили там так называемый экспертный семинар на тему «Уровень подготовки российских инженеров». Результаты экспертного оценочного суждения выводили на экран. Иногда они были весьма неожиданными. Например, проректоры оценивали уровень подготовки российского инженера? Было пять вариантов ответа: критически низкий, низкий, средний, хороший и превосходный (excellent). Ну и что выбрали европейские проректоры?

- Хороший уровень?

- Excellent, превосходный! Наши переглядываются. С одной стороны лестная оценка, с другой – ну мы-то знаем… Как возникло это мнение, спросили мы у европейцев? Они ответили, что видят работу российских инженеров на западных предприятиях. Она превосходна. На хорошую инженерную работу, которая многим видна, устраиваются лучшие. Вот лучших они и видят. А мы – всех.  Что это означает? Престиж российской инженерной школы в мире высок, но заниматься самообманом чревато.

    Сегодня в Томске пока ещё существуют условия, которые могут позволить нам существенно изменить ситуацию в инженерном образовании в лучшую для нашей страны сторону. У нас есть замечательные традиции, опыт, хорошие инженеры, учёные, педагоги и идеи, реализация которых позволит возродить российские инженерные школы и достойно представить их всему миру. Консорциум томских университетов, взаимовыгодный союз с Сибирским отделением Российской академии наук, ориентация на прочные связи с ведущими инжиниринговыми центрами и предприятиями, переход на передовые образовательные технологии - всё это хорошая основа для развития инженерного образования. Всё ещё возможно.