Юрий Ионов, позывной таксист, боец полка “АЗОВ”: когда смерть шныряла рядом, я вспоминал не бога, а маму
Белый шум
Он родился во время последних вздохов Союза, в 88-м, в Луганске. Позже жил и учился в Москве. За плечами – два высших образования. Когда непрошеные благодетели из-за поребрика стали слишком нахраписто вещать про “русский мир” на его Родине, Юра, без малейших армейских навыков, пошёл её защищать. В рядах славного “Азова” честно отпахал всю горячую стадию войны. Демобилизовался, когда полк вывели на вторую линию, а без передовой для Юры война – не война.
“Домой нельзя, там враг. Стою в центре Киева, всё имущество – на мне одето, в кармане – две копейки, которые, как говориться, наслужил. Жить негде, кушать завтра будет нечего. Люди отворачиваются, потому что вчера ты был героем, а сегодня люди от войны уже устали. Что творить? Много нас таких было…”
Тогда в жизни Юры появились алкоголь и наркотики. Порешить с этой напастью помогли боевые друзья, любимая девушка да недюжинная сила воли. Особенно совестно Юре за те беспробудные дни перед Андреем Билецким, больше чем своим командиром. “Я без отца с четырёх лет рос, и в Андрее Евгеньевиче почувствовал его, понимаете…” Говоря это с комом в горле, бесстрашный рубаха-парень без задней передачи похож на нашкодившего пацанёнка, которому очень важно прощение бати. Сейчас Юра возглавляет организацию ветеранов силовых структур “Щит и Меч”, две охранные фирмы. Испытав на себе все “прелести” постбоевых будней, старается, чтобы другие бойцы избежали такой чёрной участи.
– Как тебя представить нашим читателям?
– Юра, Таксист. Я родился в Луганске. В 1992 году, в самые сложные времена, умер отец. Мне тогда было четыре года. И мама с сестрой увезли меня в Москву, мама там заканчивала аспирантуру, у неё остались связи. В Луганске выжить было невозможно. В Москве я окончил школу, поступил на заочное отделение в институт и поступил ещё на дневное в колледж в Луганске. За четыре с половиной года закончил два учебных заведения. Потом в первый раз женился и уехал в Москву. Прожил там около полугода, понял, что это не моё, и вернулся обратно в Луганск. Там прожил три или четыре года, но из-за некоторых проблем пришлось срочно уехать. Около пары лет жил в Москве и перед войной по делам приехал в Луганск. Я даже не знал, что разворачиваются такие события. В Луганске тогда только всё начиналось. Я видел, как искусственно нагнеталась вся эта обстановка, занял справедливую украинскую сторону, засветился на всех камерах, и в Россию мне въезд закрыли буквально в тот же день. И я уже решил остаться в Украине, а в конце мая 2014 года пошёл добровольцем в «Азов».
– Кем ты мечтал стать в детстве?
– Какой-то определённой мечты не было. Наверное, космонавтом, как все (смеётся).
– Ты помнишь тот момент, когда решил отправиться на войну?
– Момент помню хорошо. Это было 9 Марта, в день рождения Шевченко. В Луганске проходил проукраинский митинг, в котором участвовало около ста человек. Дети возле памятника читали свои стихи. И тут прибежали русские «мирные» товарищи в общей сложности около тысячи человек, со всей области. Было чётко видно кураторов с рациями из Ростова, которые управляли всем этим балаганом. И мы с ребятами тогда вступили в неравный бой, пытаясь защитить тех, кто пришёл на этот украинский праздник – детей, бабушек, дедушек. Но силы были неравные, мы с небольшими потерями отступили. Именно в тот момент мой путь определился, и я буду идти по нему до конца.
– А как ты попал в «Азов»? И почему именно «Азов»?
– Во время штурма Мариуполя вышло известное видео, в котором я увидел, как мой товарищ из Луганска, Феликс, лупил по сепаратистам. И я подумал: «Какого чёрта я ещё не там?!» Это было буквально самое начало «Азова». И мы с ребятами, четыре человека, собрались и поехали.
– Откуда взялся твой позывной?
– У меня лет в 15-16 была мотоциклетная куртка с шашками на рукавах, тогда ко мне прозвище «Таксист» и прицепилось. Менять я ничего не стал.
– Что для тебя значит полк «Азов»?
– Моя семья, мой дом.
– Скучаешь по тем временам?
– Да, я знаю, что такого уже не будет. Это было совершенно сумасшедшее время, когда ещё не было ничего, никакой экипировки. Я ехал на первое боевое задание, мне выдали автомат весь в масле, я даже не чистил его, даже не знал толком, как из него стрелять. До войны я оружие особо не держал в руках, тем более длинноствольное. Это было очень крутое время. Я встретил кучу старых знакомых, познакомился с новыми замечательными людьми, от кого-то в те сложные времена получил большую долю поддержки, и для меня «Азов» действительно стал семьёй.
– Какой день на войне оказался для тебя самым памятным?
– 14 февраля 2015 года, в Широкино. Десять утра, почти полное окружение, мы с ребятами фактически уже прощались с жизнями. Нас должны были приехать сменить, но мы решили не вызывать смену и остаться тем коллективом, которым были. В итоге, получилось всё отлично (смеётся).
– А как ты относишься к смерти на поле боя?
– Для меня самым страшным был бы плен. И не хотелось бы остаться инвалидом и быть потом кому-то всю жизнь обузой. Умереть как-то было не особо страшно, всё тогда было на адреналине. Мы около суток почти не спали, было холодно. Страха точно не было, всё как-то стиралось. Было понимание, что либо мы сейчас это сделаем, либо никто никогда этого не сделает.
– Говорят, что когда на войне человеку становится страшно, многие обращаются к Богу. У тебя или у кого-то в полку были такие состояния?
– Да, такие состояния были, но я не верующий человек. Единственного, кого вспоминал, это маму. Больше никого. Мама до последнего не знала, что я нахожусь на войне. Я ей рассказывал, что уехал в Киев, служу в полиции.
– А когда узнала?
– Когда показывали по русскому телевидению (смеётся). Она, конечно, до этого догадывалась, но тогда уже точно поняла.
– Без юмора на войне – вообще никак. И азовский юмор – особый.
– На войне, когда не остаётся ничего, чтобы не потерять самообладания, у тебя остаётся только твоё чувство юмора. И война стирает границы для юмора. То есть, шутки там несутся сумасшедшие, лишь бы разрядить обстановку и избежать паники – это самое главное. Даже, если не ошибаюсь, для французского спецназа есть методичка, там отведена целая статья конкретно про чувство юмора – о том, насколько это важно, о том, что надо шутить, не думая о морали.
– Ты мог бы вспомнить что-то веселое с фронта?
– Ну, например, в Широкино у ребят, которые были на боевом дежурстве перед нами, осколок попал в машину. Она не заводилась, пришлось её там оставить. И парень, которому волонтёры подарили эту машину, очень переживал и попросил, чтобы, если будет возможность, мы её как-то притянули. Но прилетел следующий снаряд, и эта машина просто сгорела. Мы ему привезли обгоревшие номера и видео её останков.
– Какую самую бредовую небылицу про азовцев ты слышал?
– Особенно было много бредовых небылиц в 2014 году. Например, что азовцы захватили мариупольскую женскую колонию и насиловали там зэчек. Я как только представлю этих мариупольских зэчек – с ума сойти! (Смеётся).
– А как ты реагируешь на подобные вещи?
– С юмором.
– Ты пришёл с войны, а тут многим абсолютно плевать на то, чем вы занимались на фронте. Как ты это воспринимаешь?
– Я свой выбор сделал сам, шёл туда не для того, чтобы получать потом поощрения от простых граждан. У каждого свой путь. Хотя, конечно, это немножко обижает. Помню, 2014-2015 год, когда приезжал на ротацию и видел на улице этих безразличных людей. Даже не просто безразличных. Там война идёт, люди каждый день умирают, обеспечивая мирное небо, а тут пьянки, гульки, клубы, и людей больше ничего не интересует. В голове какая-то несостыковка. Тут у людей есть куча поводов пойти напиться до полусмерти, а как-то помочь армии – не находится вариантов. Хотя, с другой стороны, я помню 2014 год, когда шёл в форме по улице, многие подходили, особенно пожилого возраста, и говорили: «Спасибо за то, что сохраняете мир в нашем доме». Не хочу говорить про всех, но пофигизм присутствовал. А сейчас присутствует ещё больше. Все почему-то резко устали от войны, хотя той войны толком и не видели.
– На твой взгляд, в чём состоит феномен Андрея Билецкого?
– Андрей Евгеньевич толковый лидер. Он очень харизматичный и справедливый человек. И он простой человек. Есть с кем сравнить: были добровольческие формирования, которые на данный момент уже перестали существовать, потому что всё развалилось. Внутренние качества Андрея Евгеньевича дали возможность существования такого подразделения, как «Азов».
– Если бы ты сейчас встретил бывшего главнокомандующего Порошенко, что бы ему сказал?
– Как-то на Крещатике в 2014 или 2015 году мы попали в ДТП, догнали в «задницу» BMW сына Порошенко. Я ещё тогда сказал всё, что думал по этому поводу. Что одни парни умирают, а в это время сын президента ездит на бронированном BMW по Киеву и нормально себя чувствует. Мы ездили на том, что нам дали волонтёры – на собранных «из того, что было» автомобилях, которые к нам отправили из Европы в последний путь. Бронировать надо было L200 Mitsubishi и отправлять его на войну, правильно? В самый разгар, в самый горячий период. Тогда я и сказал сыну Порошенко все тёплые слова, чтобы папе передал.
– А что бы ты сказал нынешнему главнокомандующему Зеленскому?
– Я бы задал вопрос, например, почему убийцы Майдана достойны свободы, а патриоты, которые сейчас находятся в тюрьмах на оккупированных территориях, нет? Мой знакомый парень, музыкант из Луганска, попал в подвал, который там заменяет тюрьму. Он сделал пост то ли ВКонтакте, то ли в Фейсбуке: «Люби маму, хардкор и Украину». И за это он уже полтора года находится в заточении! И он даже не попал в эти списки на обмен! Для меня это непонятно. Почему убийцы, террористы, которые в Харькове взорвали шествие, все вышли на свободу, а этот парень свободы не достоин?
– Как ты думаешь, как закончится война?
– Война закончится нашей победой, и произойдёт это вооружённым путём.
– А как ты понимаешь значение слова «патриот»?
– Я это слово не очень люблю, оно сейчас приобретает немного другой смысл, потому что патриотизм и национализм очень переплелись между собой. Для меня патриотизм – это любовь к государству, к достижениям государства – пароходам, заводам, экономике и так далее, то есть мощности государства на мировой арене. А национализм – это любовь к своему народу. Как бы плохо ему ни было, как бы он ни страдал, какие бы моменты жизни ни переживал, он всё равно остаётся твоим народом. А патриотизм, я считаю, это вытекающее из национализма.
– У тебя достаточно драйвовая жизнь. Близкие поддерживают тебя?
– Мама меня всячески поддерживает. Она не может многих моментов со мной обсуждать по телефону, но когда впервые за шесть лет приезжала ко мне в мае прошлого года, мы с ней поговорили по душам. Она всю жизнь меня поддерживала и к моему выбору всегда относилась с уважением. Поддержка родных и близких очень важна. Мои бабушка и дедушка заняли прорусскую сторону, но тем не менее я с ними созваниваюсь, не затрагивая политические темы. Сейчас бабушка, думаю, уже понимает, что Путин не прийдёт, не спасёт их, что жизнь в Москве от жизни в Ростовской области очень сильно отличается.
– Есть что-то, чего ты боишься?
– Я боюсь не успеть чего-то в этой жизни. Обязательно хочу сына, хочу построить дом. Такой стандартный набор, но для меня это важно. Я в августе второй раз женился, усердно тружусь над созданием ребёнка.
– Дай Бог! А есть что-то, что способно вышибить из тебя слезу?
– Меня может расстроить, например, то, что мама находится за тысячу километров отсюда. Порой очень хочется ей помочь, но пока не могу этого сделать. Меня это очень сильно расстраивает. Года два назад была ситуация на рубеже конца плохого периода моей жизни и начала хорошего, – я тогда бухал жёстко. Была свадьба моего хорошего друга, Виталика, в Харькове, мы туда поехали с моей будущей женой, на тот момент моей девушкой. И меня так растрогали все эти поздравления! Правда, я пьяный был. Но у меня реально потекли слёзы, и всех это дико впечатлило. В тот момент я задумался, что надо приходить в себя, заводить семью и так далее.
– А чего ты никогда не простишь даже близким?
– Не прощу предательства, измены.
– Что для тебя деньги?
– Средства, инструмент. Не самоцель, но инструмент достижения каких-то глобальных целей.
– Если бы у тебя сейчас появился миллион долларов, как бы ты его потратил?
– Тридцать процентов отдал бы ребятам, которые все эти шесть лет идут со мной рядом – «Азову» и ветеранскому движению, главой которого я являюсь вот уже почти два года. Я помогаю ребятам с социализацией, работой и тому подобное. Тридцать процентов отослал бы маме, чтобы она решила все свои жизненные проблемы и смогла бы путешествовать по миру, узнать что-то новое. Мама у меня всю жизнь учится, всю жизнь узнаёт что-то новое, то докторская диссертация, то ещё что-то. В 50 с лишним лет закончила иняз, съездила в Ирландию на стажировку, сейчас преподаёт английский язык детям. Ей нравится. Всю жизнь работает с детьми. Я помог бы ей открыть свою частную школу или хотя бы детский сад.
– Какие трудности в адаптации к мирной жизни у воевавших людей?
– Первые трудности, которые возникают, – это неприятие общества, о котором мы говорили. Отсюда появляются алкоголь, наркотики и так далее. Это то, чем встречает улица любого ветерана, который возвращается сюда. Расскажу на своём примере. Я из Луганска, домой к себе поехать не могу. Демобилизовался и стою посреди Киева: каких-то две копейки в кармане, которые, как говорится, наслужил. Квартиры нет, жить негде, кушать завтра будет нечего. Люди отворачиваются, потому что вчера ты был героем, а сегодня люди от войны уже устали. Есть компания таких же демобилизовавшихся ребят, не знающих что делать. Ну и появляется алкоголь, гульки, не очень хороший образ жизни. Кто-то перебарывает всё это, кто-то скатывается по полной. Тут уже вопрос волевых качеств человека, вопрос внутренней мотивации. И третий момент – это вопрос поддержки окружающих, здоровой части общества, которая этой проблемой не поражена. У меня всё было после войны – и алкоголь, и наркотики и так далее. Но помогла мне вернуться в себя, во-первых, поддержка моих боевых товарищей, которые либо уже карабкались, либо которых миновала эта проблема. Во-вторых, моя любимая жена, которая со мной с самого сложного периода моей жизни – ни на секунду от меня не отходила. Третий момент – это твоё внутреннее, что разжигает всё остальное. И сейчас, пройдя такой путь, я стараюсь помогать ребятам, исходя из собственного опыта.
– У тебя много друзей?
– Тех, кого можно назвать друзьями, не очень много. Товарищей и соратников – огромное количество
– А что для тебя значат награды?
– Я награждён за оборону Мариуполя, но саму медальку потерял где-то в барах (смеётся), а книжечка осталась. Для меня награда – как отметочка, что где-то я поступил чуть лучше, чем все остальные. Я её воспринимаю как чекпоинт в моей жизни.
– А есть моменты, за которые тебе стыдно?
– Есть, но я ни о чём не жалею в своей жизни, считаю, что всё есть опыт.
– Если тебе нужен жизненный совет, в первую очередь к кому обращаешься?
– В первую очередь пытаюсь разобраться в себе. Был случай, когда я к Андрею Евгеньевичу приходил за советом. Получил его и после этого, кстати, начал выкарабкиваться окончательно из всех моих грязных жизненных ситуаций. Я к нему очень уважительно отношусь. Может быть, потому что у меня не было отца с 4 лет. Я как-то в Андрее Евгеньевиче почувствовал его, понимаете… Он очень справедливый человек, любую ситуацию рассудит правильно, и его мнение для меня очень много значит.
– Есть ли человек, с которым ты хотел бы познакомиться?
– С Арнольдом Шварценеггером – это кумир моей молодости. Я в своё время занимался тяжёлыми видами спорта, да и сейчас чуть-чуть занимаюсь.
– Что ты ценишь в людях больше всего?
– Честность, открытость. Не люблю манерность, люблю прямоту.
– Чем занимаешься в свободное время?
– Занимаюсь заработком денег. У меня два охранных предприятия, которые в свою очередь дают работу моим ребятам. Это такой симбиоз дела и социального проекта. Я занимаю активную гражданскую позицию. Мы посещаем интересные нам мероприятия: мероприятия, связанные с защитой прав ветеранов, боремся за украинскую Украину. Я занимаюсь спортом – пауэрлифтингом, хочу стать мастером спорта по жиму лёжа. Это была моя мечта до войны, я немножко не успел, сейчас возвращаюсь к этому
– Любимые фильмы?
– Сейчас ничего такого не снимают. Фильмы, которые на меня произвели какое-то воздействие в своё время – это «Брат» и «Брат 2». Это фильмы не про Россию, не про Украину, не про Америку, они про дружбу. Был бандитский сериал «Бригада», тоже фильм, по большому счёту, про дружбу и взаимоотношения. Очень зацепил меня фильм «Живой». Я смотрел его до войны, но тогда не понял. А после – он произвёл на меня совсем другое впечатление. Из иностранных – «Побег из Гулага» – о немецком солдате, который бежит из советского плена к своей семье. Тоже фильм о взаимовыручке, взаимоотношениях, поддержке, которые приходят совсем не оттуда, откуда её ждал. Фильмы со Шварценеггером – в них нет особого смысла, просто за красивые картинки.
– Из книг что тебя впечатлило?
– Книги Агаты Кристи – ещё в детстве все перечитал. Последнее, что читал, – это «Чёрное солнце» Василия Шкляра.
– Какую музыку слушаешь?
– Абсолютно разную, начиная от тяжёлого рока и металла, заканчивая рэпом и какой-то современщиной. Музыка должна меня зацепить либо ритмом, либо смыслом, тогда я её могу слушать, независимо от стиля.
– Есть любимое изречение?
– «Добро должно быть с кулаками».
– А что в жизни важнее свободы?
– Я считаю, что нет ничего важнее свободы.
– Милосердие важнее справедливости?
– Нельзя однозначно ответить на вопрос, плохо ли убивать или хорошо. Убивать врага на поле боя – это, безусловно, хорошо. Убивать беззащитного человека – это, безусловно, плохо.
– Что для тебя значит слово «любовь»?
– Если мы говорим о любви между мужчиной и женщиной, это желание сделать что-то, чего не стал бы делать просто для себя. Если это любовь дружеская, любовь между товарищами, это тоже желание какого-то самопожертвования, достижения какой-то общей, более высоко значимой цели.
– Что для тебя значит семья?
– Семья для меня – это главная мотивация вернуться домой живым. Я не хотел бы, чтобы мать плакала над моим гробом, не хотел бы, чтобы она ухаживала за мной, если бы я был без ног, без рук. Семья – это мотивация сохранить себя. Сейчас для меня семья – это полк «Азов», азовское движение. Мама – это моя родственная связь.
– А жена?
– Да, это семья, тот тёплый очаг, куда хочется возвращаться каждый день.
– Когда ты в последний раз дрался?
– Вот под Верховной радой недавно.
– Часто пользуешься нецензурной лексикой?
– Да, довольно часто, я очень бранный парень (смеётся).
– Если начнётся горячая фаза войны, пойдёшь на фронт?
– Если Андрей Евгеньевич прикажет – пойдём куда угодно.
– Ты счастлив?
– Да, в данный момент я счастлив.
– О чём мечтаешь?
– Если говорить в глобальном плане, я мечтаю о том, чтобы нашей победой скорее закончилась война, чтобы я мог вернуться домой. Мне очень хочется приехать в Луганск, посмотреть в глаза негодяям, которые всё это затеяли. Список адресов уже имеется. А в личном плане – это создание для себя благоприятных условий для существования меня, моей жены, моего ребёнка.
– Что бы ты ещё хотел сказать нашим читателям, о чём я тебя не спросил?
– Хочу сказать читателям: ребята, станьте добровольцами сегодня, чтобы завтра вам не было стыдно смотреть в глаза своим детям.
– А сейчас стать добровольцем именно полка «Азов» тяжело?
– Было бы желание. Нужно собрать ряд медицинских документов на пригодность к службе. Если есть большое желание, но не хватает чуть-чуть по зрению, это поправимо, на войне на самом деле есть много возможностей для любого человека. Не умеешь стрелять – готовь на кухне, не умеешь готовить – заряжай пулемётные ленты. Потом проводится курс молодого бойца, сдаётся экзамен по физподготовке и на стрессоустойчивость и так далее. После чего либо возвращаешься в основной полк, либо остаёшься в батальоне призыва и через какое-то время снова получаешь шанс стать полноценным воином полка «Азов».
Игорь Полищук,
Наталья Кряж,
Алексей Суворов.
Фото на обложке – Анна Суворов