ЯНКЫЛМА: К НАМ ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЮТСЯ - часть 3

Проснулся я от бившего прямо в лицо солнечного света, сильного холода и противной ноющей боли во всём теле, как будто меня вчера колотил как минимум мастер спорта по боксу. Разлепить глаза удалось не сразу, веки словно налились свинцом, но когда я всё же это сделал, то не увидел ни приютивших меня менквов, ни их жилища, в котором засыпал. Перед глазами колыхались листья папоротника, по ним ползали всякие мелкие букашки, одна из которых подозрительно напоминала клеща, а где-то наверху шумели деревья и трещали сороки. Я лежал прямо на земле, в мокрой лесной траве под облепленным паутиной выворотнем, одежда насквозь пропиталась влагой, конечности затекли и отказывались слушаться. Да… Похоже, принесённая Олегом дурь оказалась куда сильнее, чем я думал. Это ж надо было так обдолбаться, чтобы вырубиться посреди леса. Да ещё и с такими реалистичными глюками. 

Матерясь про себя, я кое-как поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Никакой древней замшелой тайги вокруг, разумеется, не было – обычный пригородный лес с берёзами, осинами, соснами и кустами рябинника. Откуда-то с юга даже доносится еле слышный шум машин – вероятно, трасса на ТЭЦ. Скорее всего, я нахожусь где-то в небезызвестном Свердловском Треугольнике, как наши местные любители паранормальщины называют участок леса к востоку от Шарташа, знаменитый тем, что на этом в общем-то небольшом пятачке постоянно теряются незадачливые туристы. Порой сутками блудят, хотя если двигаться по прямой, то можно из любой точки выйти к цивилизации за полчаса. Ничего, как-нибудь выберусь, не раз уже тут бывал. 

Я сунул руку во внутренний карман ветровки за телефоном, чтобы посмотреть карту, но не обнаружил его там. Не было привычного аксессуара и в других карманах. Вот чёрт, неужели выронил? Обидно, ведь недавно же покупал, придётся теперь снова со старым кирпичом ходить. Надо осмотреться – вдруг валяется где-то поблизости? Маловероятно, но всё же. Вон там, под кустом… Нет, это смятая сигаретная пачка – даже тут всё мусором завалено. Ещё и трава густая, ничего толком не видно. Здесь… Тоже не то. Нет, похоже, бесполезно – чаща большая, мог оставить где угодно, всё равно ведь не вспомню, по какому маршруту вчера шёл. Так, стоп, вот ещё что-то белеет в зарослях крапивы… Твою мать!

В крапивных джунглях на подушке из прелых листьев покоилась отрубленная человеческая рука. Даже не отрубленная, а скорее оторванная, с торчащим осколком кости и измочаленными лохмотьями кожи и мышц. Покрытая гематомами и запёкшейся кровью, с выгнутыми под неестественным углом пальцами, двух из которых недоставало, она казалась скорее реквизитом из фильма ужасов, но резко ударивший в нос запах развеял последние остатки надежды на безобидный исход. Что хуже всего – рука была обглодана, и судя по характерным следам зубов, обглодана не зверем. Человеком. Причём относительно недавно.

От увиденного у меня закружилась голова, и я чуть было не опустошил желудок прямо на мёртвую плоть. Ночной кошмар, казалось бы, безвозвратно канувший в Лету вместе с действием неизвестного наркотика, неожиданно вернулся при ясном дневном свете и трезвом рассудке. Как эта проклятая хрень сюда попала? Кому она принадлежала, и главное, кто сотворил такое? Неужели… Я осмотрел свою одежду – она была неимоверно грязной, вся в земле, листьях, тине и многочисленных пятнах, одни из которых, зелёные, были скорее всего оставлены травой, послужившей мне постелью, а о происхождении других, ржаво-коричневых, думать совершенно не хотелось. Нет, такого не может быть, я не мог… Да и вообще никто не мог бы вот так запросто оторвать человеку руку, это же какую силу надо иметь. К чёрту! Сваливаю отсюда, хватит уже, всё остальное меня не касается. Только бы следов поменьше оставить…

Я снял безнадёжно загаженную ветровку и свернул её в комок, намереваясь выбросить в ближайшую помойную кучу где-нибудь на окраине леса, ближе к Кировскому рынку – там мусора столько, что в этих постапокалиптических завалах никто ничего не заметит. Штаны и кроссовки выглядели не лучше, но не идти же по улицам голым. Хотя потом всё равно нужно будет избавиться от всей одежды, и желательно где-нибудь вдали от дома. Больше всего беспокоил потерянный телефон – если полиция найдёт его вблизи от места преступления, будет очень сложно доказать свою непричастность. Но обшаривать сейчас каждый квадратный метр окрестностей в поисках пропажи как минимум бессмысленно, а как максимум опасно, так что остаётся только надеяться на удачу. 

Выбраться действительно оказалось несложно – ориентируясь на шум трассы, я вскоре вышел на знакомую тропу, облюбованную велосипедистами, и по ней уже добрался до озера. В то, что не далее как вчера здесь было пусто и безлюдно, верилось с трудом – теперь побережье, как обычно, кишело разномастным отдыхающим народом. Конечно, погода накануне была не очень, но лето на Урале короткое и с времяпровождением на природе нужно торопиться, поэтому жителей Екатеринбурга, как правило, не останавливают никакие дожди. Сейчас такая толпа оказалась мне только на руку – затерявшись среди шашлычников и рыбаков, я без приключений проделал весь путь вдоль берега до автобусной остановки и отправился наконец домой, игнорируя косые взгляды других пассажиров, наверняка принимавших меня за бомжа.

Следующие несколько дней я безвылазно просидел в квартире, вздрагивая от любого шума в подъезде – всё казалось, что это либо идут меня арестовывать, либо подбирается убийца, желающий избавиться от ненужного свидетеля. Версия о том, что я сам в невменяемом состоянии голыми руками разорвал кого-то на части и забыл об этом, представлялась всё-таки не слишком правдоподобной по сравнению с другими. Маньяк, криминальные разборки, да всё что угодно. Я просто оказался не в то время не в том месте, да ещё вдобавок не в том состоянии. Обглодать руку могли и звери, хотя бы бродячие собаки – их в районе Шарташа полно. Мало ли какие там следы зубов – я же не эксперт-патологоанатом, чтобы точно их идентифицировать. В конце концов, на человека мог напасть медведь – за последние годы в новостях неоднократно попадались истории о том, как медведи заходят в города, роются в мусорках, а иногда даже разрывают могилы на кладбищах. Может быть, это как раз такой случай, никакого убийства вовсе не было, и оторванная конечность изначально принадлежала мертвецу.

Успокаивая себя такими мыслями, я постепенно пришёл в более-менее нормальное состояние и даже перестал ловить флэшбэки от трипа, заключавшиеся, помимо навязчивого желания куда-нибудь убежать и спрятаться, в периодически появляющемся ощущении чужого присутствия и мелькающих на периферии зрения тенях. Нет уж, никогда больше не буду экспериментировать с неизвестными веществами – хватит с меня и старого доброго пива. Я даже хотел было навестить Олега, чтобы подробнее расспросить о его собственных психоделических приключениях, но передумал – тогда ведь и мне придётся делиться опытом и рассказывать о той сумасшедшей ночи, а делать этого по понятным причинам совершенно не было желания. Так я и торчал дома, коротая время за просмотром сериалов и очередным перепрохождением третьего Ведьмака, но стоило только жизни начать вроде бы входить в привычное русло, как последовал новый удар – умер дед Палыч. 

О смерти старика я узнал от его супруги, которую встретил на лестничной площадке примерно через неделю после описанных событий, возвращаясь с пакетами из ближайшего продуктового магазина. Помрачневшая старушка поведала, что её муж вот уже три дня как отправился в лучший мир, а сегодня его тело увезли в родную деревню, чтобы похоронить рядом с могилами предков. Сама она тоже собиралась уезжать, так что эта наша встреча была, скорее всего, последней. Держалась женщина на удивление спокойно. «Не печалься, Игорёк. Все там будем, не впервой», – сказала она на прощание, скрываясь в темноте своей опустевшей квартиры.

Эх, Палыч, Палыч. Совсем недавно же сидели у него на кухне, пили самогон и обсуждали ловлю щуки на живца. И он ведь так и не сказал своего полного имени. Только сейчас я понял, как успел привязаться к этому старику, пусть странноватому, но тем не менее, несмотря на разницу в возрасте, ставшему мне за прошедшие полгода почти что лучшим другом. Вот так же я когда-то потерял родного деда, потом бабушку, а теперь и его. Когда-нибудь я и сам буду лежать в земле, и найдётся ли тогда хоть один человек, который навестит мою могилу, поправит оградку, сметёт мусор с плиты? Будет ли у меня вообще эта плита? Если на то пошло, я бы предпочёл посмертие в стиле Чернецовского савынкана – лежишь себе в доме-домовине посреди леса, отдыхаешь, а тебе добрые соседи несут молоко и мясо. Как в сказке. Пусть и в страшной. Интересно, а Палычу будут носить? Что-то мне подсказывает, что да. 

Чтобы отвлечься от депрессивных мыслей и хоть чем-нибудь занять себя, я решил приготовить ужин из принесённых продуктов. Но всё в буквальном смысле валилось из рук – яичница на сковороде сгорела, любимая тарелка разбилась, при чистке картошки лезвие соскользнуло и резануло по пальцу, а кусок говядины, из которого я думал приготовить стейк, так и лежал нетронутый на столе. Вспомнилась строганина, которой потчевал покойный сосед – наверное, никогда больше такого не попробовать. Интересно, как он её делал – просто замораживал? Я, конечно, могу сейчас засунуть свой несостоявшийся кулинарный шедевр в морозилку, но ведь всё равно без деда это будет не то, совсем не то… 

Сочащееся кровью сырое мясо притягивало взгляд. Я неожиданно сильно почувствовал его густой приторный запах, хотя вроде бы никогда не отличался обострённым обонянием, до сих пор не восстановившимся полностью после перенесённого весной ковида. Под языком начала обильно выделяться слюна. Не знаю, что на меня нашло – я взял кухонный нож, отрезал небольшой кусочек того, что было когда-то живым, положил в рот и начал медленно жевать. О боги, да ничего вкуснее мне с самого рождения есть не доводилось! Разум будто помутился, я набросился на мясо и начал пожирать его словно дикий зверь, урча и слизывая с пальцев вытекающую из холодной влажной плоти красную жижу. Отрывая крупные куски зубами и помогая себе ножом, я не даже не думал останавливаться, пока в считанные минуты не прикончил всё, что было, и лишь тогда удовлетворённо откинулся на спинку стула. 

После такого варварского обеда на меня опустилось странное спокойствие. Перспектива обвинения в убийстве, смерть деда Палыча и навязчивые мысли о будущем теперь казались просто каким-то фоновым шумом, не заслуживающим особого внимания. Да, грустно, да, есть проблемы, ну и что? Я будто отстранился от мира, стал зрителем, не имеющим никакого отношения к происходящим событиям и лишь наблюдающим за ними, как за сюжетом давно знакомого кино. Хотелось просто сидеть неподвижно и ни о чём не думать, и не потому, что нет сил или желания что-то делать, а потому что и так хорошо. Подобное неживое времяпровождение сейчас представлялось мне лучшим из всего, что вообще доступно человеку, и именно так я и провел остаток дня, даже не убрав с пола осколки разбитой тарелки. 

Соседка уехала на следующий день. Ещё через пару дней грузчики вывезли из квартиры вещи и мебель, а вскоре на двери подъезда вновь появилось объявление о продаже, как тогда, несколько лет назад. Я же тем временем продолжал вести растительный образ жизни, забив на работу и нимало не беспокоясь о том, что денег осталось буквально на две-три недели. В желании иногда поесть сырого мяса тоже себе не отказывал. Один раз даже поймал во дворе голубя, оторвал ему голову и пытался выпить кровь, которой, увы, в тщедушном тельце оказалось буквально несколько капель. А потом мне приснился этот сон.

Я стоял на поляне, окружённой непроницаемой стеной густого хвойного леса и сплошь утыканной маленьким продолговатыми деревянными домиками с поросшими лишайником крышами. Домики были могилами, а само место, должно быть, тем самым савынканом, о котором писал когда-то мой бесследно сгинувший приятель. По периметру кладбища горели факелы на высоких подставках, а в середине прямо передо мной стояла целая толпа людей, древних стариков и старух. Я откуда-то знал, что все они мертвы. Рты их беззвучно открывались и закрывались, как у вытащенной из воды рыбы, а мутные остекленевшие глаза не выражали абсолютно ничего. Был среди призраков и Палыч, изжелта-бледный, с заострившимся носом и ввалившимися щеками, державший под руку бабку Афанасьевну, тоже не выглядевшую живой. Немного в стороне топталась небольшая группа молодых людей – две девушки, два парня и один мужчина чуть постарше. Он сделал шаг в мою сторону, и я увидел, что это был Чернецов. 

– Пора, – прозвучал в моей голове его глухой монотонный голос, и ночной ветер подхватил слова, усилив их многократно повторяющимся шепчущим эхом, – Янкылма ждёт. Менкв покажет дорогу.

Картинка поплыла перед глазами, и я подскочил на постели весь мокрый, пытаясь сдержать словно отбойный молоток колотящее сердце. Но едва только удалось успокоиться и снова заснуть, как вернулось то же самое видение, повторяющееся во всех деталях. Только на сей раз со мной заговорил дед Палыч.

– Слушай внимательно, – произнёс старик, распространяя вокруг себя даже во сне ощутимый смрад разверстой могилы, – Ты должен совершить йир, жертвоприношение. Поезжай на рынок, по пути ни с кем не говори. Купи двух петухов. Потом отправляйся в лес – ты знаешь, куда. Одного отдай Куль-Отыру, хозяину мёртвых – зарежь и утопи в болоте. Затем отыщи семиглавую лиственницу. Зарежь второго, окропи дерево кровью и жди. Дальше поймёшь, что делать.

Сказав это, мертвец отступил и растворился в темноте, а вслед за ним исчезли и остальные тени, уступив место бесформенным клубам фиолетового тумана, пронзившего всё моё существо мириадами тонких ледяных игл, и в тот момент я увидел, как выглядит смерть. Она укутывала меня чёрной шубой и шелестела вокруг хрустальными совиными крыльями, шепча на ухо незнакомые, но понятные слова. Со́рум па́тум ма́хум хон ма, со́рум па́тум ма́хум хон ма, со́рум па́тум ма́хум хон ма...

Увидев во сне что-то подобное парой месяцев раньше, я бы скорее всего временно бросил пить и начал принимать на ночь феназепам. Но та шизофреническая прогулка по лесу вкупе с последующими событиями существенно изменила мой образ мышления, и теперь я был уже совсем не тем беззаботным раздолбаем, которым прожил большую часть своей жизни. Аккомпанементом к моему текущему состоянию служила лишь звенящая пустота в голове, сопровождаемая низкочастотным вибрирующим гулом откуда-то из-под земли, из самой глубины бесконечно древних Уральских гор – гулом, который был здесь всегда, но лишь сейчас я смог в полной мере ощутить его. Видимо, именно так и сходят с ума. Но так или иначе, в том, чтобы в точности последовать совету приснившегося покойника, для меня сейчас не было ничего необычного – напротив, это казалось совершенно естественным, словно так надлежит поступать любому здравомыслящему человеку, так что вскоре после пробуждения я уже трясся в трамвае, идущем в сторону птичьего рынка. 

Мне повезло, что была суббота: в будний день торговцев разнообразной сельскохозяйственной живностью, скорее всего, застать бы уже не удалось – они, как правило, приезжают с самого раннего утра на несколько часов. Неуверенно толкаясь около грузовиков с клетками, я пытался понять, что же брать – никогда раньше совершать подобные покупки не приходилось, весь мой опыт обращения с животными ограничивался аквариумными рыбками, да и то в детстве. Наконец мне повезло – какая-то женщина поинтересовалась, что я ищу, подозвала своего коллегу, а тот раскрыл в кузове «Газели» целый вольер с курами, помог выбрать двух небольших чёрных петушков и даже денег взял сравнительно немного. В обнимку с коробкой, из которой доносилось недовольное квохтанье, я направился обратно к остановке. 

Ехать в переполненном салоне с орущими, гадящими и пытающимися вырваться на свободу птицами было тем ещё удовольствием, но так или иначе спустя час я наконец выбрался из трамвая около Каменных Палаток – древних скальных останцев, что встречают вас на входе в Шарташский лесопарк. Согласно исследованиям археологов, много тысяч лет назад, в эпоху неолита, здесь было древнее языческое капище какого-то неизвестного народа. Где-то на вершине даже сохранилась выдолбленная в камне круглая чаша, предназначенная для жертвенной крови, а в некоторых местах ещё недавно можно было разглядеть первобытные наскальные рисунки, сейчас, к сожалению, практические уничтоженные вандалами. Атмосфера этого места очень хорошо чувствуется зимними ночами, в безлюдье и при свете полной луны, но сейчас стояло лето, вокруг сновали толпы гуляющих горожан, а мне нужно было двигаться дальше. 

Мёртвый старик сказал правду – я действительно знал, куда идти, да тут и не было особого выбора – болота, на которых следовало принести первую жертву, находились далеко на востоке. Были ещё на юге, в окрестностях полузаросшего озера Малый Шарташ, но там, менее чем в двух километрах от гаражных комплексов и торговых центров, таились совсем уж непроходимые топи, посещать которые мне ни разу не доводилось, так что лучше уж было выбрать более знакомый маршрут. Путь предстоял неблизкий, и перехватив поудобнее свою кудахтающую ношу, я зашагал по пыльной дороге мимо мамаш с колясками и молодёжи с пивом. 

Наконец зона отдыха осталась позади, стихла гремящая из автомобильных колонок музыка, и теперь лишь бегуны и велосипедисты периодически попадались мне навстречу. Вскоре и их не стало – этот дальний участок леса мало кто посещал, и даже сейчас здесь можно было встретить максимум одного-двух случайно забредших туристов. Пройдя через заросшую березняком старую гарь, я свернул с тропы и углубился в лес – если мне не изменяет память, где-то здесь уже через пару сотен метров должно начаться болото.

Так оно и было – вскоре моему взору открылась ровная и гладкая, почти лишённая деревьев поляна, посреди которой местами темнели пятна открытой воды. Опасное место – вроде бы так и манит пробежаться по сочной траве после козлиных прыжков по завалам корявого валежника, однако слой растительности, маскирующий собой бездонную топь, очень тонок. Белка или куница по нему ещё проскачет, а вот человек – нет, сразу же ухнет в булькающую чёрную жижу, где чистой воды от силы по пояс, а дальше густой вязкий ил, и пусть вас не вводит в заблуждение его обманчивая мягкость – стальными щупальцами он опутает ваши ноги и в считанные минуты утянет туда, куда никогда не проникает солнечный свет. И лишь через тысячу лет, быть может, люди далёкого будущего обнаружат в трясине почти нетронутую разложением мумию и выставят её в каком-нибудь музее древней истории как артефакт давно минувших эпох. Но скорее всего, вы останетесь здесь навсегда.

Резать домашнюю птицу мне никогда раньше не приходилось, но справиться с этим удалось без особых затруднений, на берегу болота как раз нашёлся подходящий плоский валун, как будто специально для подобных целей принесённый сюда. На нём даже различались какие-то наполовину стёршиеся символы, не нарисованные, а вырезанные или выбитые прямо в камне, однако идентифицировать их уже было невозможно. Пара резких движений острым охотничьим ножом, подаренным мне когда-то отцом и наконец пригодившимся – и вот уже по импровизированному алтарю растеклась небольшая лужица густой тёмной крови, а голова отчаянно завопившей напоследок птицы отделилась от тела. Тушку пришлось прижимать руками ещё почти минуту, прежде чем она перестала трепыхаться, иначе кровавые брызги окатили бы меня с ног до головы. Наверное, надо было сказать какие-то слова, заклинания, обращения к духам, но я их не знал. Я вообще слабо понимал, для чего всё это делаю.

С утоплением жертвы в болоте оказалось сложнее – подобраться к воде было невозможно. Пришлось проковырять дыру в пружинящем моховом ковре и кое-как затолкнуть тушку под него. Провозился я не меньше получаса, перепачкался в чёрной болотной грязи и чуть было не провалился сам, однако в итоге всё же добился цели, чувствуя себя серийным убийцей, прячущим в трясине очередное тело. О проведённом ритуале теперь напоминало только подсохшее уже пятно куриной крови на камне. Ладно, следующий шаг – найти семиглавую лиственницу… Как это вообще должно выглядеть? Да и не росли здесь лиственницы никогда. Придётся положиться на интуицию и брести куда глаза глядят. 

Подхватив коробку со вторым петухом, я направился в чащу и вскоре обнаружил, что иду уже знакомой дорогой – именно этим путём пришлось выбираться из леса в тот памятный день, когда я проснулся с раскалывающейся головой в зарослях папоротника. Похоже, что-то (или кто-то) всерьёз решило вывести меня к тому самому месту. Интересно, лежит ли там до сих пор эта рука? Точнее, то, что от неё осталось, ведь почти месяц прошёл – может быть, лесные муравьи уже успели обточить её до костей. А может, и не муравьи. Страх, о самом существовании которого я успел позабыть, вновь шевельнулся где-то глубоко внутри, ледяной змеёй скользнув от низа живота к горлу. Оказывается, он никуда не делся, он лишь дремал там всё это время, свернувшись Уроборосом во тьме бессознательного, а сейчас проснулся и, вероятно, скоро проголодается. Какую же часть моего разума предстоит скормить ему на этот раз?

Я не ошибся – вскоре среди берёз замаячил выворотень, под которым мне довелось не так давно провести ночь. Здесь ничего не изменилось – во всяком случае, не было никаких следов недавнего пребывания человека. Проверять кусты жгучей крапивы, в которых тогда скрывалась жуткая находка, я не решился, тем более, что в этот раз моё внимание привлекла другая, не замеченная ранее деталь – неподалёку, чуть в стороне, возвышались вплотную друг к другу сразу семь старых покорёженных пней, оставшихся, по всей видимости, от одного дерева. На вершине каждого из них виднелись следы топора, многие годы назад с неизвестной целью придавшего мёртвым брёвнам заострённую форму. На миг мне показалось, что я различаю на облупившейся коре ухмыляющиеся лица, напоминавшие чету менквов, жилище которых стояло на этом самом месте в моём наркотическом видении. Как там сказал Чернецов – менкв покажет дорогу? Ну да, в общем-то, логично, что лесные тропы сегодня привели меня именно сюда. Понятия не имею, к какой породе деревьев относились эти пеньки, но будем считать их искомой лиственницей. Всё равно больше никуда я уже не пойду, слишком устал. 

На сей раз никаких камней поблизости не оказалось – резать птицу пришлось прямо на земле, это было ужасно неудобно и грязно. Побрызгав кровью на замшелую древесину, я подстелил под себя куртку, уселся на неё и приготовился к долгому ожиданию какого-нибудь мистического откровения или чего-то вроде того. Но всё оказалось гораздо проще – пробежавшись глазами по окрестностям с нового ракурса, я внезапно заметил в траве под ближайшим деревом какой-то свёрток полуистлевшей ткани, не похожий на обычный мусор – слишком уж аккуратно он был уложен. При попытке развернуть его меня передёрнуло от отвращения – старая заплесневелая тряпка буквально расползалась в руках, источая миазмы давно не чищеной выгребной ямы. Из неё сыпались насекомые, и я уже был морально готов к тому, что внутри обнаружится что-нибудь вроде дохлой крысы, однако в тряпьё была завёрнута небольшая продолговатая фанерная шкатулка, выглядевшая явно более новой, чём её омерзительная упаковка. Шкатулку запирал крошечный декоративный замок, сорвать который удалось двумя пальцами, а увидев её содержимое, я вновь почувствовал в животе склизкое шевеление ужаса – в миниатюрном ящичке лежал мой потерянный телефон. 

В тот момент я, пожалуй, окончательно уверился в собственном сумасшествии. Предыдущим событиям ещё можно было с натяжкой дать какое-то разумное объяснение, но это… Разве что я сам в беспамятстве спрятал его здесь, что, впрочем, только подтвердило бы версию о необратимом нарушении работы мозга после отравления неизвестным растением. Аппарат, конечно же, был разряжен и не включался, однако под ним обнаружилось и ещё кое-то – сложенный в несколько раз лист обычной офисной бумаги, совершенно сухой и чистый, будто только что вышедший из принтера. Если бы он пролежал здесь несколько недель, в мокрой траве, защищённый от дождя и росы лишь совершенно не герметичной коробкой, то скорее всего, расползся бы на части. Да и телефон, и сама шкатулка не несли никаких следов долгого пребывания под открытым небом. 

Лист оказался самодельной картой – простой распечаткой со спутниковых снимков на формате А3. Среди пестрящей всеми оттенками зелёного палитры леса угадывались контуры рек, озёр, линии дорог, но совершенно не были обозначены географические названия. Зато в самом центре красовалась жирная красная точка, подписанная от руки одним-единственным словом – Янкылма. 

Что ж, не знаю как, но, похоже, ритуал сработал. Больше в лесу делать было нечего, и я отправился домой, где провёл следующие несколько дней за изучением гугл-карт и сверкой их с распечаткой. Хоть мне и было примерно известно, где искать, но Северный Урал – огромная территория, так что повозиться пришлось изрядно. Наконец где-то на северо-востоке Свердловской области нашлось подходящее место, совпадающее с имеющимися ориентирами. Да, ну и глушь. Чернецов писал, что доезжал на поезде до какого-то безымянного полустанка, а дальше шёл пешком по просёлочной дороге около двадцати километров, но судя по карте, до ближайшей станции было километров пятьдесят и никаких дорог оттуда не вело. Зато, по крайней мере, Янкылма действительно существовала – при максимальном приближении снимка в отмеченной точке можно было разглядеть небольшой безлесный участок и какие-то строения на нём, хотя они вполне могли быть и просто старыми развалинами – заброшенных селений на уральской земле хватает.

Часть 4