Я работаю в ночную смену в аэропорту. Что-то преследует меня по терминалу.

Я пишу это из подсобки для уборочного инвентаря у выхода A19. Мои руки не перестают дрожать, и мне нужно задокументировать происходящее, пока всё не стало ещё страшнее.

Или пока оно меня не нашло.

Я работаю в ночную смену в этом аэропорту уже почти четыре года. Одна и та же рутина каждую ночь: убираю фуд-корт, дезинфицирую туалеты, мою полы в терминалах. Заканчиваю к 2 утра, дома к 3. Просто.

Сегодняшняя ночь не должна была отличаться от других.

Андрей снова заболел (уже третий раз в этом месяце), так что мне пришлось убирать всю заднюю кухню одной. Жироуловитель протекал бог знает как долго, и запах... Господи, это было как будто что-то залезло туда и сдохло.

У меня ушло дополнительные два (или три?) часа, чтобы правильно его очистить.

К тому времени, как я закончила, было уже 4 утра. Аэропорт в этот час ощущался по-другому. Тише, пустее, как будто само здание затаило дыхание. Я работала много поздних ночей, но это был первый раз, когда тишина казалась неправильной.

Я пошла по своему обычному маршруту к служебному выходу рядом с выходом B12.

Вот тогда я поняла, что что-то не так.

Коридор казался длиннее обычного. Не кардинально, но достаточно, чтобы заставить меня усомниться в себе. Может быть, усталость давала о себе знать. Двойные смены могут так действовать.

Но потом я дошла до места, где должен был быть выход, а там ничего не было. Просто ещё один коридор, уходящий в темноту.

Я вернулась назад, думая, что свернула не туда. Но каждый путь, который я пробовала, вёл к новым пустым выходам, новым бесконечным коридорам. Флуоресцентные лампы гудели над головой, отбрасывая на всё тот болезненный жёлтый свет, от которого всё выглядит как в больнице.

Затем все огни в терминале погасли.

СТУК. СТУК. СТУК.

Три намеренных удара в окно от пола до потолка у выхода A23. Звук эхом прокатился по пустому терминалу, как выстрелы.

Я замерла. За окном была только темнота. Стук раздавался снаружи, но мы на втором этаже. Там нет ничего, кроме сорокафутового обрыва.

Моё сердце колотилось, когда я подошла к окну, пытаясь не споткнуться о кресла посреди темноты. Я прижалась лицом к стеклу, пытаясь разглядеть что-то сквозь отражение огней терминала.

Ничего.

СТУК. СТУК.

Я подпрыгнула, на этот раз звук раздался от выхода A22.

Ближе.

Звук преследовал меня.

Я пошла быстрее, мои шаги эхом отдавались в пустом тёмном пространстве. Стук продолжался, перемещаясь от окна к окну, всегда на один выход впереди меня. Каждый стук был точным, намеренным, как будто что-то шагало в ногу со мной снаружи.

Это невозможно. Я знаю, что это невозможно. Но я ясно слышала это — резкие костяшки по стеклу, идеально синхронизированные с моим движением.

СТУК. СТУК. СТУК.

Теперь выход A21. Звук становился более агрессивным, более настойчивым.

Темнота была абсолютной. Даже аварийное освещение не включилось. За четыре года работы здесь я никогда не видела, чтобы аэропорт полностью обесточивался. Резервные генераторы должны были—

СТУК. СТУК. СТУК.

Прямо рядом со мной. Так близко, что я чувствовала вибрацию через пол.

Я побежала.

Я ничего не видела, но знала эти коридоры достаточно хорошо, чтобы ориентироваться по памяти. Я спотыкалась в темноте, дыхание было рваным, стук преследовал меня, как хищник, выслеживающий добычу.

СТУК. СТУК. СТУК.

СТУК. СТУК. СТУК.

Я нашла эту подсобку случайно, буквально налетев на дверь в панике. В тот момент, как я попала внутрь и заперлась, свет снова включился. Я видела свет под щелью двери.

Но здесь, внутри, всё ещё темно.

Я прячусь уже двадцать минут, печатая это на телефоне. Стук прекратился, но теперь я слышу что-то другое. Движение. Шаги по терминалу.

Тяжёлые, намеренные шаги. Что-то, чего там не должно быть.

Поиск меня.

Я вижу тени, движущиеся мимо под дверью. Проходят туда-сюда, как будто что-то ищут.

Ищут меня.

Я только что попыталась позвонить в службу безопасности, но нет сигнала. На телефоне показывает полные полоски, но каждый звонок переключается на сигнал "занято". Даже на 911 не соединяется.

Шаги остановились глупо близко от меня.

Сейчас совершенно тихо, что почему-то кажется хуже стука. Тогда хотя бы я знала, где оно находится.

Погодите.

Что-то царапает дверь. Как ногти, скребущие по металлу.

Царапанье становится более бешеным. Я слышу дыхание с другой стороны двери. Тяжёлое, влажное дыхание, которое не звучит... по-человечески.

Я чувствую запах, тот же гниющий смрад из жироуловителя, но хуже. Намного хуже.

Я начинаю звучать как сумасшедшая.

О Боже, дверная ручка поворачивается.

Забыла запереться изнутри.

Дверь открывается.

Я вижу что-то в щели, не человека, а тень со слишком большим количеством конечностей. Она протискивается сквозь зазор, складываясь сама в себя, как будто сделана из жидкой темноты.

Теперь оно здесь, со мной.

Оно тянется ко мне.

Экран трескается. Мой телефон трескается. Всё

--

Сообщение от службы безопасности аэропорта: Сотрудница Джессика Лэнгдон была объявлена пропавшей во время её смены 14 июня. Её телефон был найден в подсобке для уборочного инвентаря у выхода A19 с этим сообщением. Камеры безопасности показывают, как она входит в подсобку в 4:47 утра, но нет записей её выхода.

Только её телефон на полу с разбитым экраном.

Я публикую это, потому что люди заслуживают знать правду. Я работаю в службе безопасности здесь уже двенадцать лет, и никогда не видел ничего подобного.

Но вот что меня действительно беспокоит — я проверил журналы технического обслуживания за ту ночь. Жироуловитель в задней кухне был очищен две недели назад. Он был безупречно чистым.

Там не было ничего, что должно было пахнуть смертью.