Я не видел её 16 лет

По приезду в Новочеркасское СИЗО меня разместили в камеру к таким же террористам, как и я. Накрыли стол, сидим пьем чай, знакомимся… Рассказывают о своих преступлениях. Пятерым было подброшено оружие, двое отправили деньги на колодцы беднякам в Африке. Один – 500 рублей, второй – 300. За это их наказали, лишив свободы на 10 лет. (Сейчас на такие деньги не купишь даже лоток яиц). Один из них русский, в прошлом христианин (к "христоизменникам" у фсбшников особая ненависть). Все без исключения прошли через пытки. Обращаю внимание на молчаливого, всегда улыбающегося и самого молодого из всех:

"Тебе сколько лет?"

"А сколько дашь?" – спросили хором все, кроме него, почти одновременно. Сразу почувствовал подвох…

"Ну… лет 19-20". Смеются, он продолжает улыбаться. Я был не первым, кто сильно промахнулся и дал на 25 лет меньше его реального возраста. Однако своим ответом я ненароком угадал количество лет, проведенное им в неволе.

Героя нашего рассказа дагестанцы называют Рамазаном, чеченцы – Рамзаном, а по паспорту он Роман. Одна из редких личностей, с кем мне посчастливилось встретиться в тюрьме. Мягкий, вежливый, обладающий высокой дисциплиной и скромностью, аккуратный, с повышенной добросовестностью. Рамазан знает все до единого хитрости тюрьмы, но практически к ним не прибегает. Во всяком случае старается.

Тюрьма, несмотря на её строгость и суровость, необходимость постоянно приспосабливаться к среде в заключении – не повлияла на него. Рамазан не испортился. Он такой добрый, словно вчера заехал. Попав однажды в руки правоохранительной машины, он безвылазно сидит вот уже 19 лет.

Рамазан воспитывался в многодетной небогатой семье и был в ней старшим ребенком. Его мать была домохозяйкой, а отец работал обходчиком на железной дороге. Рамазан всегда старался казаться взрослее, чтобы справляться с трудностями, и как мог помогал своим родителям, младшим братьям и сестрам.

Однажды он захотел чая, но в доме не оказалось сахара. Рамазан сказал маме, что сейчас нарвет абрикосов с дерева, продаст их и купит сахар.

Мама посмотрела на него, улыбнулась и промолчала. Собрав ведро абрикосов с дерева, он направился на местный базарчик, тянущийся вдоль дороги недалеко от дома. Недолго постояв, он вдруг увидел свою любимую учительницу по географии, стремительно приближающуюся к нему. Рамазан отвернулся в другую сторону: он сильно не хотел, чтобы она его заметила. Однако из десятка продавцов она подошла именно к нему и со словами: "Я как раз хотела именно такие абрикосы на варенье" – купила у него всё ведро.

Далее мы передадим слово самому Рамазану…

Период моего взросления попал в самые неспокойные времена. Редко можно встретить семью, которую не коснулись печальные военные события, имевшие место в нашей республике (в Чечне – прим. Али), отголоски которых ощущаются до сих пор. Разрушенные города, разбитые жизни, сломанные судьбы. Война затронула и нашу семью.

В 2005 в Дагестане Хасавюртовским городским судом я был осужден за участие в НВФ. Так как судебное разбирательство проходило ближе к соблюдению законов, мне вменили ровно то, что я сделал, и я во всём признался. Меня приговорили к двум годам колонии поселения.

Через несколько недель после приговора меня вывели из камеры во двор СИЗО, где трое человек набросились на меня и закинули в легковой автомобиль. На тот момент я ещё не знал, что через несколько часов окажусь в печально прославленном ОРБ-2 в Грозном. Меня вывезли на "раскрутку". (О жесточайших пытках, через которые Рамазан прошёл в ОРБ-2 он рассказать не пожелал. – прим. Али).

Новое обвинение

После самых тяжелых и долгих месяцев в моей жизни, меня в очередной раз судили. В этот раз мне инкриминировались более серьёзные преступления: добавили то, чего я не делал; следствие велось с вопиющими нарушениями. Единственным доказательством моей вины стали показания, которыми я оговорил себя под пытками. На суде я отказался от них и рассказал об этом судье. Несмотря на то, что у меня были сломаны обе ноги, и я с трудом передвигался на костылях, судья не поверил мне и приговорил меня к 18 годам лишения свободы. Вину свою я не признал.

Наказание не укладывалось у меня в голове и стало шоком для всей моей семьи. У мамы после приговора случился приступ, в результате которого она была прикована к дому и за ней всё время ухаживал отец. Приговор был вынесен не только мне, но и всей моей семье и направлен на то, чтобы сломать меня и разрушить мне жизнь. Но вместе с этим в один миг сломалась и жизнь моей семьи.

Через некоторое время, в 2007 году, меня этапировали в исправительную колонию строгого режима Рязанской области. С тех пор я жил, не имея собственного пространства, не имея возможности свободно выбирать, с кем и как провести время, куда пойти, что поесть, когда лечь спать и во сколько проснуться. Человеческое отношение практически отсутствовало. Я был единственным чеченцем в данной колонии, осужденным по всем ненавистным террористическим статьям. Сотрудники пользовались этим и по всяческим надуманным предлогам стравливали против меня других арестантов.

В колонии меня не оставляли в покое. За всё время мне пришлось пройти сотни допросов, которые в основном проходили с применением физического насилия и психологического давления, обязательно с последующим препровождением в карцер. По причине этих же статей вскоре я стал постоянным обитателем ШИЗО. Моё желание выйти на свободу постепенно меркло на фоне регулярных маленьких холодных камер. Я просто хотел освободиться, как можно скорее, хотя бы из ШИЗО. Помню, как в карцерах, мы делили одну конфету на несколько человек и прятали их от проверяющих так, как на воле не прячут драгоценности.

После окончания очередного срока изолятора, я выходил из него, жмуря глаза от дневного света, и на радостях готов был обнимать каждого зека. Так проходили мои годы в заключении. По сей день я живу в постоянной опасности и подозрениях. Чтобы не быть уничтоженным машиной расчеловечивания, мне приходилось приспосабливаться и учиться плавать в этом океане зла и лжи.

Семья

Во всем этом мраке редкими радостными и счастливыми моментами, которые мне запомнились, были переписки с родными, а также редкие свидания с женой. Ей было очень сложно с двумя маленькими детьми преодолевать путь ко мне. Ей помогали мои родители, но денег не хватало. Ей стыдно было просить кого-либо о помощи, приходилось залезать в долги. Многодневные поездки ко мне на поезде, затем на автобусе по пыльным дорогам, ночевки в гостиницах или в комнатушке, наспех найденной у какой-нибудь доброй бабушки, усложнялись тем, что мне всячески создавали препятствия. Когда подходило время свидания меня по надуманным нарушениям закрывали в БУР, СУС или в карцер, потому что злостным нарушителям свидания запрещены. И снова мне оставалось играть со своими сыновьями в своём воображении, представляя их образ. За все это время я увидел жену и своих детей пять раз. (Сыновьям Рамазана в настоящий момент 20 и 15 лет. – прим. Али). Родители же не могли приехать ко мне в силу своего возраста и слабого здоровья.

Всё это время моя семья была далеко. Я много писал в различные инстанции о том, чтобы меня перевели поближе к дому, чтобы увидеться со своими родителями, которых я не видел многие годы, но всегда получал отказ.

Отец

В один из дней в 2018 мне приснился странный сон, в котором я сломал свою ногу. Мне так не хотелось снова ходить с помощью костылей… Проснувшись и увидев, что моя нога цела, я обрадовался и вздохнул с облегчением, но на душе было как-то тревожно. Через несколько дней мне сообщили, что скончался мой отец. Всего два слова и жизнь изменилась. Потерять отца – это как потерять часть себя. Перед глазами пробежали все счастливые моменты рядом с отцом из детства и юности, которые не вспоминались десятки лет до этого. Чувства отчаяния и безысходности от своей беспомощности не покидали меня.

Одновременно с этим ухудшилось и без того мое тяжёлое положение в колонии. Приезжали оперативники с разных структур и путем уговоров и всяческих угроз принуждали меня взять на себя вину в совершении различных преступлений двадцатилетней давности. Я отказался наговаривать на себя. Они уехали озлобленными. После их отъезда, настроенные против меня сотрудники колонии, поместили меня в самый холодный изолятор.

Оказавшись заложницей ситуации из-за угрожавшей опасности, моя жена с детьми была вынуждена покинуть родную республику и уехать в Европу. (В настоящее время жена и дети Рамазана в безопасности. – прим. Али).

Однажды в 2021 году, за одиннадцать месяцев до освобождения, меня вызвали на вахту и сообщили, что я буду этапирован на Кавказ. Моей радости не было предела. Наконец-то просьбы мои и моих родных о переводе ближе к дому были исполнены. Я был настолько рад, что не понял, как собрал свои вещи и отправился в дорогу. Мне не терпелось наконец-то увидеть мать, её улыбку, услышать её смех и обнять её. Мысль о возможности наконец-то увидеть маму, делали меня настолько счастливым, что это невозможно передать словами. Я не видел её 16 лет.

По приезду в Пятигорское СИЗО, меня поместили в одиночную камеру спецблока. Спустя несколько дней ко мне пришёл следователь и сообщил, что в отношении меня возбуждено уголовное дело по событиям двадцатилетней давности. Моя радость о встрече с матерью оказалась преждевременной. Меня вывезли на очередную "раскрутку".

Понимая абсурдность сфабрикованного уголовного дела, я был полон решимости бороться за правду. Мои родные, узнав о случившемся, начали собирать деньги на услуги адвоката. Я подготовил и направил обращения в различные инстанции, в том числе главе ЧР. Всё это время моя мать была тяжело больна и могла не вынести новость об очередном приговоре. (Из практики подобных уголовных дел Рамазану должны были накинуть от трех до пяти лет. – прим. Али).

По совету адвоката я с большим нежеланием решил пойти "навстречу" следствию. Взамен на частичное признание вины, мне пообещали небольшую добавку к имеющемуся сроку и пообещали, что процесс будет проходить в Чечне, а не в Южном окружном военном суде, который считался самым суровым по вынесенным приговорам. И снова я надеялся на очередной шанс увидеться с мамой. Однако по окончанию следствия дело передали в суд города Пятигорска, а на одном из судебных заседаний выяснилось, что мой защитник уже год как был лишен лицензии на осуществление адвокатской деятельности. По этой причине уголовное дело было возвращено на доследование, а денежные средства, с таким трудом собранные и переданные адвокату, потрачены впустую.

6 мая 2022 года наступил день моего освобождения. Я ждал этого дня 18 лет. Каждый день я представлял, как выхожу из места заключения, а за воротами меня встречают родные и близкие. Как свободным воздухом наполняется моя грудь, а падающие на лицо лучи солнца согревают его. Я помню вкус свободы и никогда его не забывал…

Мать

Знала дату освобождения и мать Рамазана. 18 лет – для неё это было невыносимо много! Она дождалась этого дня, но Рамазана не освободили. Она не подозревала, что её сына в очередной раз "раскручивают". Когда до их встречи осталось совсем немного, им в очередной раз помешали. В своих письмах матери, как бы плохо и тяжело не было Рамазану, он всегда старался не расстраивать её и уверял, что у него всё в порядке и он скоро к ней вернётся. Раньше он всегда возвращался и никогда не обманывал.

Половину своей жизни Рамазан провёл, смотря сквозь решетки. В один из дней он так же как всегда, в окружении сырых холодных стен, уже тысячный раз смотрел через них в окно, не зная, что его матери не стало.

За несколько дней до смерти матери Рамазану приснился сон, в котором он лишился ноги. Однако на самом деле Рамазан лишился того, что было ему гораздо дороже.

Очередное уголовное дело в отношении Рамазана чуть позже передали в Южный окружной военный суд, где судья Ризван Зубаиров, приговорил его к двадцати годам лишения свободы. Группа оперативников вдруг установила, что Рамазан является участником боестолкновения в Червленной. А всё из-за того, что эта станица указана у него в паспорте в графе "место рождения".

Дело против Рамазана следователи цементировали ключевым доказательством – скрытыми свидетелями. Все доводы обвинения рассыпались в ходе судебного разбирательства. Один из скрытых свидетелей попросил в суде о рассекречивании своих подлинных данных: русский мусульманин рассказал, что на него оказывалось физическое и психологическое воздействие со стороны сотрудников, а сам он таких показаний не давал и вынужден был их подписать, опасаясь за свою жизнь.

Двое других скрытых свидетелей рассказали, что узнали всё со слов Рамазана во время отбывания наказания в одной из колоний. Рассказали, что знают Рамазана, как жителя станицы Червленной. Сам Рамазан никогда там не жил. Он провёл в роддоме данной станицы три дня сразу после своего появления на свет.

Рамазану много раз предлагали участвовать скрытым или явным свидетелем по различным уголовным делам. Думали возьмут его добрыми обещаниями или испугом и угрозами. Но каждый раз надеясь, что им удастся склонить этого молодого парня к сотрудничеству, они сталкивались с твердым духом и храбрым сердцем мужчины. Рамазан принципиально никогда не врёт. Для него говорить правду – дело чести.

По причине длительного пребывания в тюрьме в человеческом характере формируются такие черты, как недоверие к окружающим, трудности в отношениях с людьми, черствость сердца, притупление к состраданию к испытывающим горе – которые становятся частью человека и затрудняют его возвращение к нормальной жизни. В случае с Рамазаном "посттюремный синдром" ему не грозит, потому что он не впустил тюрьму в своё сердце.

Беды и несчастья обрушивались на него словно снежные лавины, разрушающие всё на своём пути. Самым тяжелым испытанием для него стала кончина родителей. Сколько бы лет нам не было, смерть отца или матери всегда причиняет сильную боль. Он очень надеется, что ему не станут препятствовать хотя бы посетить могилы родителей. Рамазан попросил, чтобы вы делали побольше дуа за жителей Палестины. Он не понаслышке знает, какого это доставать из под завалов бездыханные тела маленьких детей и терять близких. Страшно расставаться с кем-то навсегда, с друзьями, близкими, любимыми.

Есть у Рамазана тайна, в которую он нас посвящать не стал. На воле его с нетерпением ждут трое детишек, опекуном которых он является. С ними у него сложились самые теплые отношения. Он мечтает помочь им в их жизни и надеется, что у него это получится. Ведь двадцать лет это совсем немного, когда девятнадцать из них уже позади.

Мирзаали Мирзалиев из СИЗО