«Я, НАКОНЕЦ, ПРИНИМАЮ СЕБЯ». ИСТОРИЯ А.
https://daptar.ru/2019/05/17/я-наконец-принимаю-себя-история-а-%E2%80%A8/ЧЕЛКА КАК ПРОТЕСТ
— Твое сопротивление началось довольно рано. И началось с короткой стрижки.
— Раньше не могла отрезать косу, хотя мне она чертовски надоела. Даже челку нельзя было отрезать. И вот, когда я стала студенткой, мне сказали: «Теперь можно сделать стрижку, только аккуратненько, как мы любим». Как вы любите? Хорошо. И я пошла делать стрижечку. Как я люблю! Коротко-коротко, почти «под мальчика». Понимала, что придется скрывать, но когда все откроется, то никто ничего поделать не сможет.
Про папу-то я точно знала, что он меня не побьет, а вот мама могла хорошенько поддать мне пару раз, чтоб мне неповадно было. Но я готова была к этому. В общем, постриглась и челочку оставила. Сначала прятала от своих родных эти волосы. Надевала дома косыночку уголком, и вот они видели только челку мою, а там, что там у меня под этой косыночкой, никто не обращал внимания. А в университете я косынку снимала… И когда все открылось, скандала не было. Я поняла, что этот барьер пройден, я могу идти дальше.
Следующим решением были брюки. Я поставила вопрос перед папой: «Па, я буду ходить в брюках, я хочу». Он мне сказал: «Теперь ты будешь моим сыном, а не моей дочкой». То есть, пошел навстречу. Мама, конечно, была против, но рвать и метать уже было бессмысленно.
Я проходила в брюках (причем, в широких, да еще и туника сверху!) дня два. Дольше не выдержала. Все глазели, шептались: «Ой, пошла она там в брюках!»
РАЗВЕ ТЕБЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО НУЖНО УСЛЫШАТЬ ОДОБРЕНИЕ ЧУЖИХ ЛЮДЕЙ, ЧТОБЫ МНОЙ ГОРДИТЬСЯ?
— Ты хочешь сказать, что ингушки не носили брюки и джинсы? Даже при Советском Союзе?
— Не носили. Может, на выездах где-нибудь, где нет наших. А внутри Ингушетии никогда этого не было. Сейчас-то уже полегче с этим хотя бы для девочек-подростков. Но если тебя заметили родственники отца… Зашли, допустим, в гости, а ты в брючках. Тебе может быть 14 или 12, но если они решили, что ты выглядишь, как взрослая девушка, могут сказать: «А ну-ка, пойди быстренько надень юбочку». И родители при этом, скорее всего, будут не на твоей стороне. Мы с сестрами бегали с распущенными волосами, папа на это внимания не обращал, а тут как-то один из совсем дальней родни ему говорит: «А чего такие ходят растрепанные твои дочки?» И тут же вечером нам папа заявляет: «Надо платочки».
— А потом точно так же ты надела хиджаб. Говорила, что хиджаб — знак твоей победы, результат твоей борьбы.
— Я изначально вообще не слышала, что для нас, мусульманок, хиджаб это обязанность. Мне просто приснился сон, что я ищу вещи и выбираю именно длинные, выбираю платки. А у нас как? Платок, назад повязанный, это — красота, это — молодец девочка, это — умница, слушает родителей, родных и близких. А если надевают хиджаб, то все по-другому.
— Если надела який хиджаб – скажут, что твой иман недостаточно крепок. Если черный и перчатки в придачу — запишут в экстремистки.
— Да-да-да. И папа боялся за меня, он боялся за сыновей, боялся за всю семью. Так что я поначалу платок надела, но повязала его назад, и стала носить длинные вещи. А потом решила для себя, что мне необходим хиджаб. Мне повезло, что я из такой семьи и такого рода, где специального надзора за женщинами не устраивают. Недели три я проходила в хиджабе закрытая, а после кто-то из соседок донес. Мама мне сказала: «У меня будет приступ, я умру». Я знаю свою маму: она такая крепкая, она такая сильная. Говорю ей: «Ты меня не пробьешь даже на слезиночку, потому что я тебя очень хорошо знаю, с тобой ничего плохого не случится».
Спустя несколько лет папа мне сказал: «Ты у меня молодец, мне тебя даже похвалили, сказали, какая ты молодец, что носишь хиджаб!»
Он хотел меня порадовать, а мне стало горько. А разве раньше ты этого не знал? Разве тебе обязательно нужно услышать одобрение чужих людей, чтобы мной гордиться?
КАК СТАНОВЯТСЯ ВОИНОМ
— Тебе не кажется, что этот твой бунт немножечко чересчур? Мне это очень знакомо, я сама себя за такое ругаю и называю «внутренней потребностью нарваться».
— Да, наверное. Я в себе постоянно вижу этот протест, я всегда как ежик, такая колючая, неудобная. Мы ведь в Ингушетию переехали из Саратова, когда я была в 4-м классе. И меня в школе сразу стали обзывать. Называли «проституткой», говорили: «ты русская, а значит такая-сякая, на родном языке не говоришь, значит, не наша». В первый год дралась сильно. Дошло до того, что на любое прикосновение готова была реагировать ударом. Когда пыталась разговаривать — ничего не слышали абсолютно. Тем более, они на русском плохо говорили.
А в классе в 9-м я вдруг задумалась: почему это мне на свидании нельзя ходить? Если меня обнаружат — хана, ок. А вот тот, кто стоит со мной рядом, — ему ничего не будет, да? Он, типа, молодец, он вытянул девушку на свидание!
— Ты ходила на свидания? Если это все в маленьком селе, могу представить, какую адскую жизнь тебе там обеспечили.
— Не такое уж маленькое, но крохотное по сравнению с городом. Ничего интересного нет. Все, что было в библиотеке, я прочла, хочется еще, а нигде не найдешь. И начинаешь искать, находишь интересных людей, и как будто новую книгу читаешь. Я познакомилась с парнем чуть старше меня, мы говорили обо всем на свете. Он изучал естественные науки, хорошо знал историю. Наши встречи не были свиданиями в привычном смысле слова, скорее, элективные курсы. Если бы мы встречалась тайно, никто бы об этом не узнал. Но мы на виду у всех сидели на скамейке. Это для меня было важно, если я что-то делаю, то не прячусь по углам, как человек, совершающий запретное.
Да и к «запретному» у меня свое отношение. Меня очень сильно возмущало, когда мне говорили: «Надо беречь свою девственность, потому что ты не должна подводить семью». А почему я должна переживать, что подведу кого-то? И где связь между моей девственной плевой и ними? И если бы такое случилось, то я не считала бы, что меня совратили, ведь это было бы мое решение, мой выбор, моя ответственность. Вот я… Просто… Я тогда не понимала, что это уже включается критическое мышление, что я подвергаю критике все, что мне рассказывают. Вот, к примеру, кража невесты.
— Погоди, в Дагестане похищение невесты — оскорбление для семьи девушки. За такое могут и голову оторвать. И даже если быстро возвращают ее назад, все равно считается, что на ней пятно.
— Нет, у нас это вроде знака отличия. Если украли девушку, значит она — такая, вот вся из себя, такая молодчина, из такой семьи, что ее воруют. У нас так было всегда. Если кто украл, то должен поклясться, что не трогал эту девушку и вернуть, либо жениться на ней, если понравится родственникам невесты. Совсем недавно приняли решение, что укравший невесту платит 200 тысяч рублей, вроде штрафа за овечку. Только поэтому перестали воровать. А так по два, по три раза ворованные девочки у нас были. И в школе об этом много говорили. Как я могла с таким согласиться?
В КАКОЙ-ТО МОМЕНТ МНЕ СТАЛО ТАК ТЕСНО И ДУШНО, ЧТО Я НАЧАЛА ДУМАТЬ О ЗАМУЖЕСТВЕ.
— Тебя загнали в ту область, где есть два выхода. Либо сломаться, признать, что ты и твои взгляды полное говно и подчиниться, либо включить обратный механизм: я же личность, я человек, я что-то значу!
— Может, именно тогда это и произошло. Я только сейчас об этом задумалась, они меня сразу определили в изгои своими дразнилками и травлей, не дали возможности просто жить рядом и быть другой. И в результате сделали радикальней, чем я, возможно, была бы при других условиях.
В какой-то момент мне стало так тесно и душно, что я начала думать о замужестве. У меня был знакомый, за которого я была готова выйти замуж, чтобы уйти из дома. Это было бы удобно обоим. Каждый жил бы своей жизнью, при этом мы считались бы семейной парой и от нас все отстали бы.
В то время многоженство расцветало у нас, я могла фиктивно стать его второй женой. Я договорилась с этим своим знакомым, он пришел свататься. Но меня не отдали за него. Там оказались давние разлады между нашими родами, а еще моим рассказали, что он из радикалов. Зато, чтобы я не взбунтовалась, родные сказали, что согласны на мой хиджаб. Я подумала, если они соглашаются на платок, зачем я буду выходить из расчета замуж? Я еще могу свою любовь встретить.
ЖИЗНЬ СРЕДИ ГУРОНОВ И ЗАМУЖЕСТВО
— Моя близкая подруга росла в Грозном, рассказывала, что у них в ходу было словечко «гуроны». Так они с подружками называли людей малообразованных.
— Я тоже так говорю! Среди этих гуронов такой голод меня мучал, что могла влюбиться в любого, кто прочел 3-4 книги и может поговорить о них. Меня всегда тянуло к людям, до которых надо дотягиваться.
И тут появляется человек. С высшим образованием и на десять лет старше меня. Пришел к нам в дом знакомиться. Я подавала на стол, а в самом конце визита еще раз зашла, поговорили мы с ним минут пять. Я выхожу, говорю: «Ну да, можно узнать поближе, почему нет, такой интересный». «Было бы очень хорошо, если бы ты его выбрала, — говорит мама. — Если вдруг он тебе хоть немножечко понравился, выходи, а потом слюбится-стерпится. Так и бывает, по-другому не бывает».
Я вышла замуж. Рассчитывала, что буду хорошей, правильной. Просыпалась рано утром, обслуживала всех, выглаживала даже носки. Но мужу не нравилось, что я своенравная, что мне нужна своя территория.
МОЕМУ МУЖУ ПОСОВЕТОВАЛИ СРАЗУ НЕ РАЗВОДИТЬСЯ, А ПОПЫТАТЬСЯ МЕНЯ ПЕРЕВОСПИТАТЬ. ДОСЛОВНО: «ЛОМАТЬ НОГИ, ЧТОБЫ НЕ РЫПАЛАСЬ!»
Я не переношу, когда человек со мной рядом целые сутки и ходит за мной хвостиком. Сначала он запретил мне выходить за пределы двора подметать. Мол, негоже женщине выходить, не надо показываться, красоваться.
Еще у него были братья и, когда они злились друг на друга, а я подавала им чай, то могли сорваться на мне. Я как-то не выдержала и говорю: «У меня ощущение, что я тут обслуживающий персонал или дворняга, которую можно пнуть. Если у вас ссоры между собой, решайте между собой, на мне не срывайтесь — не имеете права!»
Для наших, чтобы женщина открыла рот и такое сказала – небывалый случай. С этой женщиной нельзя жить. Но моему мужу посоветовали сразу не разводиться, а попытаться меня перевоспитать. Дословно: «Ломать ноги, чтобы не рыпалась!»
— Одну мою знакомую муж «перевоспитывал», ломая ей то руку, то ребра…
— Ну, мне было полегче. Папа меня поддержал. Все собрались, начали разбираться, он послушал и сказал: «Если вы кричите на нее, когда здесь стою я, ее отец, то, что вы делаете, когда меня нет?»
Но в тот раз я не ушла, дала себя уговорить. Старики поговорили и решили, что я остаюсь и мы месяц поживем отдельно от его семьи и родственников.
Папа, оказывается, не смог уснуть в ту ночь. Ворочается-ворочается, а мама ему говорит: «Чего ты? Спи». А он ей: «Я среди этих волков оставил свою дочь, а ты мне говоришь спать?»
Весь испытательный месяц давили на меня, приводили каких-то мулл, чтобы рассказывали мне, как себя должна вести женщина. Муж за меня не вступался, стоял в стороне.
— А женщины из его семьи тебя не поддерживали? Ну, хотя бы тайком вот так вот, обнять и…
— …Нет. Одна мне сказала: «Я вот сейчас живу со своим мужем только ради детей. Живи так же, лучше не быть тебе разведенной — это ужасно. Давай-ка ты потерпишь». Я ответила: «Когда я вижу смысл терпеть, я терплю многое. Но тут я смысла не вижу, мне нужен рядом человек, вместе с которым мы будем ломать все эти ваши установки, и показывать, как можно жить интересно».
Но не вышло.
За этот месяц, что нам дали как испытательный срок, ничего не изменилось. Его родственники так же стучали в нашу дверь, заходили и командовали. И я решила, что никаких стариков и решений их больше не будет в моей жизни. Приехала к родителям и сказала: «Я развожусь. Если я вам не нужна — я нужна самой себе». И ни одной слезинки не проронила.
— Правда ли, что кавказской молодой женщине больше всего достается от свекрови?
— Это возможно, я такое часто вижу.
— Возможно или это традиционная схема?
— Бывает, что и наоборот. Но чаще говорят: «Я так жила, терпела, а чего ты теперь брыкаешься?»
— Это же армейская система. Те, кому скоро на дембель, говорят салагам: «А ну-ка, давай, драй зубной щеткой унитазы! Мы это делали, нас унижали, теперь мое время унижать тебя. А ты потом, если не сдохнешь, будешь унижать следующих».
— Женщины все же могут по собственному желанию взять и прервать все это. Но вот моя свекровь не могла. Слишком сильное давление было со стороны ее сыновей. Наши женщины очень тщательно подбирают слова, когда говорят с сыном, особенно, если он взрослый. Меня это бесит ужасно: сидит взрослая тетка, перед ней 25-летний ее ребенок и она подбирает слова.
Была такая история: одна из наших девчонок-ингушек грубо отшила человека, который пришел к ней свататься. И женщина при мне рассказывает об этом своему сыну. И знаешь, разговаривает заискивающе, как с человеком уважаемым и очень строгим, которого опасается рассердить. «Ну, она же не так это сказала, она же вот хотела… Просто ее застали врасплох…» Мол, та девушка не такая плохая и я тоже не плохая, хотя защищаю ее, не подумай так, сынок!
И ТЫ, БРАТ…
— Кавказские братья иногда бывают суровей и требовательней, чем папа и мама вместе взятые.
— У меня родных братьев нет, но есть двоюродные. И их много. И на них, в свою очередь, тоже оказывается огромное давление. Наши мужчины заявляют: «Мы все вам — братья. И поэтому мы должны за вами следить».
Но когда нам нужна защита, они все — по своим углам, ни одного не дозовешься.
У меня знакомая есть, так вот ей брат совсем недавно сказал: «Ты знаешь, что грешно женщине одной разъезжать? Что скажут люди? Скажут, что я за тобой не слежу, что ты ко мне не прислушиваешься, меня недостаточно уважаешь!»
Она мне говорит: «Я знаю, что он меня не оставит, если я вдруг не выйду замуж. Но я не хочу рассчитывать постоянно на кого-то другого, хочу сама выстраивать свою жизнь, а кроме того мне просто интересно! Интересно узнавать новых людей, ездить, видеть новые города».
— Тебе не кажется, что он может просто завидовать?
— Нет, зависти там точно нет, он состоялся в профессии, да и выезжать может куда захочет. Но вот, видимо, упрекают его, что сестра слишком свободно себя чувствует. Кстати, он идет навстречу во многих вещах, допустим, сидят они, едят и он сам встанет, сам нальет себе чаю…
— Невероятный подвиг!
— Да, для нас это почти подвиг. Он сначала ей так говорил: «Мне-то не трудно, но вот потом вы зазнаетесь. А люди что скажут? Вот зайдут, увидят, что скажут?»
А теперь, если кто-нибудь другой с ними, допустим, двоюродные братья, он и себе, и им чай нальет. А сестру поднимать и гонять не станет, если видит, что она занята. Она может сказать: «Там все стоит на столе, пойдите, пожалуйста, сами себе чай налейте, мне сейчас некогда». И он не станет ее одергивать. Да, я все понимаю, что ты хочешь сказать, но в любом случае он делает большое дело. И он молодец.
БЫЛ ПЕРИОД, КОГДА МЕНЯ СПАСАЛА ТОЛЬКО ВЕРА. ЕСЛИ БЫ Я НЕ БЫЛА МУСУЛЬМАНКОЙ, ТО СТАЛА БЫ СУИЦИДНИЦЕЙ.
— Да, молодец. Но молодец в патриархатных, так сказать, рамках. А это очень узкие рамки. Ты видела семьи, где эти рамки были бы сломаны?
— Среди ингушей я такого брака не видела. Даже если двое женились по большой любви она обязательно встает пораньше, готовит ему завтрак, обслуживает его и его семью. Да, если спросить, она скажет, что ей не трудно, что это все в радость. Но спроси ее, может ли она отказаться это делать? Нет. И потому для меня она уже в униженном положении. А ведь если человек любит другого человека, он не позволяет ему обслуживать себя вечно, они стоят вместе, вровень.
Когда сама система построена так, что женщина поставлена ниже, то любящему мужчине недостаточно просто не пинать жену. Он должен хотеть вытащить ее оттуда, куда ее спихивают окружающие. Сажать ее с собой рядом, идти вместе с ней туда, куда не принято ходить с женами, если она вдруг проявляет желание.
И у нас есть семьи, где мужчина старается пойти навстречу. Но все больше по мелочи. У нас был сосед, он, правда, не поставил вопрос ребром, мол, я хочу жить отдельно со своей женой в квартире. Хочу, сказал, чтобы пожили для себя и только потом, когда-нибудь вернемся, чтобы ухаживать за родителями. Он просто придумал такой аргумент, дескать, он в Магасе работает, ему нужно будет постоянно отлучаться, а это ему неудобно.
— Я по твоему лицу уже все вижу, но все-таки спрошу. Как ты выжила?
— Знаешь, был период, когда меня спасала только вера. Если бы я не была мусульманкой, то стала бы суицидницей. Я чувствовала, что мои взгляды делаются радикальнее. Для себя уже жить не хотела, думала, если покончить с собой мне нельзя, то хочу жить для других тогда. Вот если я хожу, тело у меня есть, я двигаюсь, голова есть на плечах — буду делать добро другим. Я перестала следить за собой, не наряжалась, ходила в одном платье.
Иногда думала: вот не зря, наверное, эти женщины уезжают в Сирию, может, в этом есть какая-то правда. И чем больше на меня давили и в семье мужа, и в связи с хиджабом, тем чаще я об этом думала. Я тогда очень легко отделалась разводом. Это, знаешь, удар такой был по голове — так, стоп, остановись! И все стало на свои места очень быстро, в течение какого-то месяца, а иначе я могла бы закончить очень плохо. Я хотела спасти мир, спасти своих сородичей, спасти мусульман. Даже не так. Я хотела…
— …пожертвовать собой, так? Чтобы твое служение, вырвало из тебя кусок с кровью и тогда твоя жизнь будет чего-то стоить.
— Да-да-да! И я с радостью готова была этот кусок отдать. Ну, ты знаешь, как это бывает. Женщина рожает и рожает, стараясь угодить мужу, дать ему сына-наследника, ей уже говорят: «Остановись, тебе больше нельзя, угроза жизни сильнейшая!» А она, сцепив зубы, решает, что выполнит «свой долг». А муж в это время живет себе и в ус не дует. Иногда и отдельно от нее, только приходит за чистыми майками-носками, да поесть чего-нибудь домашнего. И снова уходит «строить отношения» со всеми женщинами, которых может найти.
— Скажи пожалуйста, а принести себя в жертву, зная, что тебе нельзя рожать, рожать, когда тебе говорят «Нет, ты умрешь» — это как?
— Раньше я бы, наверное, сказала про подвиг, про долг. Но это раньше. А сейчас скажу — это никак. Абсолютно. Очень многое изменилось. Сейчас я будто все лишнее отбросила, чувствую себя той прежней девчонкой-оторвой, которая не давала спуску никому и никаким требованиям не подчинялась. Я примиряюсь с собой, я, кажется, наконец, принимаю себя.