«Я — москвич по национальности»
Демиург контента, создавший и превративший канал «Пятница» в суперхит, Николай Картозия в беседе с Иваном Сибириным рассказывает читателям «Москвички» о вдохновении, прыжке с моста в Лужниках и воспитании арбатским двором.
— Николай, я бы хотел начать с вашего нового амплуа, которое стало крайне заметным. Получается как? Телевидение — вы впереди, будь то НТВ или «Пятница». Музыкальный дебют под псевдонимом Nico Cartosio — и сразу рейтинг Billboard. А теперь телеграм-канал про продюсирование. Это такой удачно продолжающийся эксперимент, который находит отклик?
— Я научился тому, что какой бы ты проект ни начинал, надо всегда ставить загоризонтные цели. Они должны звучать так, как будто ты *** на чувстве собственного величия. Когда я, будучи еще никем в мире музыки, писал альбом, то формулировал загоризонтную цель: получить Grammy и написать саундтрек для фильма, который войдет в историю Голливуда. Когда ты задаешь себе цель, само пространство и время искривляются в этом направлении и ты попадаешь в нужные ситуации, встречаешь нужных людей. Скорее всего, до этих целей ты не дойдешь, но можешь достичь впечатляющих результатов.
Так же и с телеграмом. Я всегда писал и этим зарабатывал себе на жизнь. Я попал в программу «Намедни» 22-летним щеглом, который курил, выпивал, писал и больше ничего не умел в этой жизни. Поэтому когда я завел телеграм-канал, то тоже поставил себе загоризонтные цели. Я маниакальный перфекционист, мне нужно, чтобы в этой олимпиаде я выиграл во всех видах спорта.
— Во всех видах спорта и во всех направлениях деятельности?
— Да. Для меня как для продюсера нет принципиальной разницы, снимаю я фильм про Бродского или проект «Четыре свадьбы». Этические проблемы уже давно сняты, все они заменены KPI и другими коэффициентами эффективности. Сейчас напишут в комментариях: «Конечно, пипл хавает». Да, чувак! Но я знаю, какой пипл, где, что и как хавает.
— А новость про то, как вы оказались в рейтинге Billboard? Для вас это было чем-то ожидаемым? Как вообще был написан этот альбом?
— С детства рядом со мной росли две виселицы. Одна называлась «писатель», другая «композитор». Но если ты писатель, где твои книги? А если композитор, где твоя музыка? И я подошел к моменту, когда надо было либо переставать себя считать таковым, либо прыгать в окно, либо немедленно начинать что-то реализовывать.
Всю жизнь я сочинял музыку пьяным. Я бросил пить, проанализировал все, что было сочинено за жизнь, — там накопилось на одну с половиной композицию, потому что все остальное было абсолютное нередактируемое дерьмище. И в трезвом состоянии, работая полтора года по два часа в день, написал свой первый альбом. Для меня было важно его выпустить, чтобы перерезать эту веревочку на виселице.
— Значит, принципиальную роль сыграла трезвость?
— Знаете, люди бросают пить либо удачно, либо неудачно. В основном второе. Они становятся грустными, скучными, серыми, потому что они бросили. А я не бросил. Просто наши отношения с алкоголем себя исчерпали. Я двадцать пять лет отслужил в этой «синей армии» в рекрутах. Я серьезный ветеран боевых алкоголических действий. Я угонял такси в Индии и пытался проехать на нем восемьсот километров в Варанаси. Фестивалил так, что выпал с третьего этажа. И мне это страшно нравилось. Но сейчас я семь лет не пью, и мне это нравится. И кстати, это очень сильно увеличивает количество свободного времени.
— И все-таки в вашем музыкальном пути была стратегия?
— Мне было важно выпустить альбом не под своим именем. Потому что иначе с утра до вечера я бы слушал: «Николай, какая у вас гениальная музыка! Как стать ведущей программы «Орел и решка»?» Ну вы понимаете. Мне было важно, чтобы люди могли оценивать только мою музыку.
Поэтому были придуманы легенда и псевдоним Нико Картозио (Nico Cartosio). Нико — это грузинское сокращение от Николая. А с фамилией такая история. Ехал я из Милана в Пьемонт и вдруг вижу свою фамилию на дорожном указателе. Налево — Картозио, а прямо — Соселло. И я понимаю, что никак нельзя в Соселло. Это мы всегда успеем. Я свернул в свои «фамильные земли». И это оказалось таким точечным плевком цивилизации среди синих Пьемонтских гор. Деревня с одной площадью, где есть бар и церковь, моя любимая дихотомия. Так родился Нико Картозио. По сути псевдоним, а по факту — реальное имя.
— Как вы записывали первый альбом?
— Первый альбом я записывал несколько дней в легендарной студии Abbey Road, между Полом Маккартни и оркестром BBC. Не ради понтов, а чтобы сделать это с самыми большими профессионалами в мире. Плюс ты все время находишься в рабочих чатах, и там все. Я в чате познакомился с дирижером Гэвином Гринуэем. Он суперзвезда, постоянный дирижер шоу-оркестра Ханса Циммера. Я смог договориться с ним, чтобы он стал дирижером моего первого альбома. По внутренней цене! За эти деньги, мне кажется, Курентзис русскую «р» не научился бы выговаривать. За пять минут до начала записи музыканты сидели со своими инструментами и смотрели в ноты. Они эти ноты видели первый раз в жизни. Я думал: сейчас мы закусим, они будут учить материал, духовики будут лажать, деревяшки торчать… А они просто с листа начали читать мою музыку. Мы все записали с четырех дублей, хотя у меня была возможность их дрочить до десяти. Просто это было не нужно. Потому что это главная музыкальная машина мира. Дальше включился продюсер, я открыл для себя Spotify. За первый год был миллион прослушиваний моего альбома Melting и миллион — отдельно заглавной композиции Melting. А потом пришел результат: мой альбом попал в топ-100 Billboard на тринадцатую и на восемнадцатую позиции. Этого я никак не мог предположить. И в Академию Grammy меня приняли. Так и работают загоризонтные цели.
— Насколько ваша семья повлияла на подобную оптику? Вы мало об этом говорили, учитывая, что ваш дед руководил шахтным строительством в Союзе, а родители входят в научную элиту ХХ века.
— В этой части у меня все очень просто. Я вырос в профессорской семье ученых технического направления, наполовину воспитан ею, наполовину — арбатским двором 1990-х. Это легко объясняет стиль моего письма и устной речи. Все пацанские дела на месте, но при этом я в детстве прочел «Улисса».
— Значит, выбор профессии оказался предопределен?
— Мне пришлось сменить несколько школ из-за характера и своего поведения. А поступил на факультет журналистики я в знак протеста. Потому что родители насильно толкали в свой институт. Для меня это было одним из самых важных жизненных решений моего отрочества.
— Можно поподробнее про воспитание в арбатских дворах? Вы все-таки москвич.
— Я москвич по национальности.
— То есть не любите Петербург?
— Я могу на день прилететь в Петербург и восхититься холодом от каналов. Я же, очевидно, в глазах петербуржцев закоренелый барыга, который проворачивает какие-то дела.
— Какой вы помните Москву вашего детства?
— Объясню на примере. Если в Риме ты выходишь на улицу, то все время находишься как будто в своем дворе. То есть великая архитектура является твоей деревней, все — твой двор, понимаете? И Piazza di Spagna, и Trastevere, и холм Pincio. Все является твоей дачей, где ты можешь хоть в трусах ходить. Вот такой была и Москва моего детства. Сейчас этого нет. Что касается мест силы, то существовал я между Парком культуры, Киевским вокзалом и Арбатом. На Арбате мы толкали бандосам командирские часы. Я даже был погружен в устройство системы трех колпачков «Кручу, верчу, запутать хочу», на шухере однажды стоял. Арбат 1990-х придал азарта в жизни.
— А если вспомнить что-то наиболее эпатажное?
— Прыжок в Москву-реку с моста в Лужниках. У меня был друг Вовчик Тупорез, килограммов на сорок пять легче меня. Мы с ним парочкой были не хуже Панаева со Скабичевским, фестивалили по всей Москве.
Однажды он привез меня на «Студенческую» и говорит: «Смотри, что я тебе сейчас покажу!» Ложится между рельсами, и над ним летит товарняк. Встает, говорит: «Теперь ты». Он дрищ, его не видно между шпалами, а мне череп снесет. Он говорит: «Ты зассал!» Я ему сказал, что будет соразмерная ответочка. И притащил его на старый мост в Лужниках (москвичи знают, что его переносили). Стоим на мосту, смотрим, плывет огромная баржа с песком. И я говорю: «Сможешь прыгнуть?» Он: «Нет». — «А я смогу! Только ты меня толкни». И когда баржа начала подходить, он меня толкнул, я приземлился на этот песок. Меня проучили матросы, на мне были синяки размером с Албанию. Потом простили. Это же матросы, хорошие люди.
— Блестяще! И на вашем последующем обучении на журфаке и увлечении искусством это тоже явно положительно сказалось?
— Знаете, хулиган всегда пасует в богатом доме. На журфаке я все время чувствовал себя самозванцем. Помню, прихожу на какое-то занятие и группа сидит: сплошь дети известных композиторов, ребята из хороших семей… Преподаватель разбирает Бродского и приводит в пример строчки: «...и выезжают на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками». Спрашивает: что это означает? Я говорю: ну мертвецы в обнимку с особняками — это атланты, которые поддерживают балконы. И на меня в этот момент все посмотрели, и я подумал: «Да, суки, съели!»
— Получается удивительная смесь. Арбат, журфак, музыка, телевидение. Вы вообще с трудностями каким образом справляетесь? Как не выгораете?
— По-моему, главное, что должен делать человек, начиная со своего рождения, — это заниматься самоисследованием. Какой ты, зачем ты, где нужно погладить, чтобы тебе понравилось, где не трогать, чтобы не ломалось. Нам же в роддоме не выдали инструкцию по пользованию. У машины она есть, у стиралки есть, а у человека — нет. Я про себя довольно рано понял, в чем моя движущая сила, откуда черпаю энергию. И пользуюсь этим знанием. Я одновременно курирую сотню проектов в совершенно разных сферах, не только на ТВ. И я не устаю, мне это все интересно.
— Мыслей уйти на покой не предвидится?
— Я хочу дорастить «Пятницу» до главного развлекательного канала страны. Мы много зарабатываем — приносим многомиллиардную прибыль холдингу. Мы в большой развлекательной тройке вместе с ТНТ и СТС и часто становимся первыми по доле за день. Я пообещал себе, что стану первым в развлекательном вещании и только потом поставлю точку.
— А телевидение не сможет поставить точку раньше? Не думаете, что наступит его закат?
— Конечно, закат будет. Но Россия — единственная страна, где телевидение переживет интернет. You know what I mean. Хотя и здесь есть уникальная ситуация. Десять последних лет телевидение падает, а «Пятница» растет. У телевидения есть одно преимущество перед интернетом — это лень человеческая. В телевизоре за тебя все сделали, подобрали контент, и если угадали с настроением, то целый день тебя будут катать на этих господних каруселях.
— Тогда уж в завершение хотелось бы услышать незыблемую формулу успеха.
— Не забывать, что это все just for fun. Поэтому играй и инвестируй в себя. Вот мне говорят: «Во что ты инвестируешь?» Отвечаю: в людей и проекты, которые делаю. Конечно, я рискую, но знаю, что у меня получится. В этой гостинице я директор и за все отвечаю, а что там с криптой будет, это *** его знает.