Взгляни на мир с облаков

Взгляни на мир с облаков

Взгляни на мир с облаков

Взгляни на мир с облаков

______________

______________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️


>>>🔥🔥🔥(ЖМИ СЮДА)🔥🔥🔥<<<


✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️


ВНИМАНИЕ!!!

ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН, ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ, в поиске НАС НЕТ там только фейки !!!

______________

______________

Взгляни на мир с облаков










Взгляни на мир с облаков

Взгляни на мир с интересом

Взгляни на мир с облаков

Влюблённым в облака

Взгляни на мир с облаков

English Help. By continuing to browse, you consent to our use of cookies. You can read our Cookies Policy here. Взгляни на мир с интересом. Popular topics. Comments 1. Не святая 'Мне отмщение, и Аз воздам Вся троица в годах немалых, прямо сказать - преклонных. Жителя последнего схоронили бабульки лет этак пять тому назад, поплакали, погоревали, да куда деваться — стали жить дальше, пособляя друг дружке, деля на всех редкие скромные радости и совсем не редкие горькие печали. По вечерам бабки собирались на лавочке возле дома Натальи Соколовой, жалились друг дружке на старческие немочи, судачили о погоде, гадали уродится ли ныне картошка, по старой деревенской привычке беззлобно поругивались, маленько ссорились, незаметно мирились, а там и солнце на закат, глядишь — ещё один денёк незаметно прошёл. Ночевать приспособились в каждом дому по очереди: этак-то и дров выходило поменьше, и веселее да втроём-то и не страшно. Отужинают, чайку попьют, случалось и винца, если разживутся, пригубят, песню затянут, в воспоминания ударятся, опять рассорятся да и опять помирятся. Телевизор бабушки не смотрели, потому как третий год не было в Плещеевке электричества - лихие людишки срезали провода тёмной воровской ночью, и с тех пор неприкаянно и сиротливо торчали вдоль деревенской улицы покосившиеся столбы. Найти воров и наказать, чтоб другим неповадно было, сделалось некому — советская власть, казавшаяся вечной и нерушимой, рассыпалась, развеялась словно неумело свёрстанный стог сена в ненастную, ветренную погоду. А новым властям не до бабок в глухой деревушке — им наследство большой и сильной когда-то державы успеть бы поделить, урвать куски пожирней, да посочней. А от старух плещеевских какие куски? С них давно уже три шкуры содрали, того гляди и косточки обгложут, не погнушаются. Вот в такие-то времена, в осеннюю дождливую пору коротали вечерок старушки в избе Натальи Соколовой, младшенькой из бабулек, всего-то тридцать третьего года рождения прошлого уже века. Изба у Натальи, когда-то крепкая, просторная, ныне села на подгнивший правый венец, заметно скособочилась, нависла тусклыми окошками над старым запущенным палисадником с буйно разросшейся, растопырившей во все стороны руки-ветви сиренью. Кухонька темноватая, но опрятная, - русская, чисто выбеленная печь с широкой лежанкой, на стене вязанки лука и чеснока, гераньки маются на окошке, тикают мерно ходики с охрипшей под старость кукушкой, бурая, с желтоватыми подпалинами, кошка барыней развалилась возле печки и старательно лижет лапу - гостей намывает. В горнице крепкий дух антоновских яблок деликатно мешается с мятной горечью валериановых капель. Половики полосатые вразбежку по крашеному полу, кровать поблескивает зеркальными шишками, в углу, на комоде телевизор, бережно прикрытый чуть пожелтевшей самовязаной салфеткой. Над кроватью выцветший коврик с блёклыми, словно увядшими маками, к нему накрепко приколочен линялого земляничного цвета вымпел с поредевшей бахромой и искусно, золотом, вышитой надписью: 'Лучшей телятнице Талицкого района'. Чуть повыше, среди фотографий нескольких поколений соколовского рода, мрачноватая, тронутая паутиной скорбных трещинок икона Николая Чудотворца. Старушки бегло крестились, с опаской глядючи на потемневший лик, но молились мало и неохотно. Да и то сказать — собирались-то под иконой не монашки и богомолки, а пионерки да комсомолки, передовые труженицы угасшего колхоза с ярким названием 'Алые звёзды'. Молитв православных, церковных обрядов бабуси не ведали, потому как давно и прочно привыкли надеяться не на Господа Бога, а на свои изработанные зачерствевшие руки, да на помощь добрых людей, коих - они в это крепко верили — на белом свете больше чем плохих. Бабульки засветили керосиновую лампу, что последние лет сорок мирно доживала свой век на чердаке среди разного барахла, а вот последние годы-то к разу и пришлась, попили чайку и занялись привычными делами — половички, носочки вязать да нитки в клубки сматывать. Во дворе, вдруг, несмело тявкнула цепная Натальина собака, а затем и залилась, зашлась отчаянным лаем. На ночь-то спускала ба! Ты, Степановна, всю-то жись трусихой была! Но тут в дверь постучали так решительно и настойчиво, что бабки притихли, сгрудились в кучу, и Наталья на правах хозяйки срывающимся голосом спросила: - Кто хоть там? За дверью кашлянули и неуверенно спросили: - Скажите, пожалуйста, как найти дом Кузнецовой Дарьи Петровны? Наталья поправила гребёнку в седеньких, опрятным узелком уложенных косицах и решительно откинула толстенный кованый крюк. Разболокайтесь вот здеся, чайку, али может самогоночки примите с дороги, с устатку-то? Бабки засуетились, помогая вошедшему невысокому, чуть сгорбленному старичку раздеться, наперебой предлагая чай, стул, щец горяченьких. Гость учтиво поздоровался, оглядел всю компанию, улыбнулся, блеснув тёмными, живыми, в лучиках лукавых морщин глазами, пригладил густые, волнистые с сильной проседью волосы и, присев к столу, с церемонным поклоном принял чашку с горячим чаем. Родня что ль какая? Уж, давным-давно, как схоронили Петровну. И то — пожила, дай Бог каждому — без малого девяносто годочков! Да в недобрый час шабашники пожгли по пьяному делу, моя-то изба по соседству, так я страху-то хватила в ту ночь, но Бог милостив — сараюшка только и сгорела, новая совсем была сараюшка, я в ней козу держала… - Да погоди ты, Степановна, со своей козой, - Нюрашка Коновалова даже ногой притопнула, - вы откель будете-то? Говор-то у вас чудной какой. Ещё как быват, - сказала Наталья и подвинула поближе к гостю вазочку с вареньем, - а помните у Сидоркиных-то дочка в Москву поехала учиться, да тама за негра вышла? То- то! А тут, подумаешь, евреи, да их вона, в больших-то городах, пруд пруди. Вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь, давайте я чайку-то ещё прибавлю. А вы чего ж так долгонько собирались? Кабы пораньше-то - Петровна бы шибко радая была. Она и травки, и снадобья разные знала, грыжу ребёночку вправить, зуб больной заговорить, да мало ли чё, хотя у нас село-то тогда немаленькое было, и фельшарица приём вела, да только чуть чего и сама, бывалоча, бежит к бабе Дарье за помогой. Старик долго молчал, неторопливо пил чай, опустив глаза, думал о чём-то, бабки тоже примолкли, вздыхали, растревоженные воспоминаниями, неумело, как бы понарошку, крестились. За окном гудела непогода, старая сирень, сгибаясь от порывов осеннего неугомонного ветра, скреблась в окошко, шуршала по стеклу голыми ветками. В избе Натальи Соколовой было тихо, тепло, грустно. Гость поднял голову, задумчиво оглядел притихших старушек и спросил: - А отчего у вас в деревне так темно? Жители рано спать ложатся? О том, что сельпо закрыли уже десять лет назад, школу и того раньше. О том, как молодёжь гурьбой покидала родную деревню, а старики скрипели покуда могли, да и отправлялись один за другим на кладбище. Раскудахталась-то, видали её! А лекарства? Не приведи Бог ведь заболеть! А света нет уж который год? Какой вахлак нагрянет вот этак-то ночью, и чё? Куда бежать будем, где защиты, где помощи искать? Твой же, Нюрашка, отец-то и своротил, я тады маленькая ишо была, а помню! А твой-то батяня моему-то отцу первый дружок был! Гость улыбнулся, отставил чашку и встал из-за стола. Оставайтесь, ночуйте, завтре на могилку вас проводим, помянем Петровну, а после уж и поедете! Старик молча, не спеша оделся, ласково и внимательно оглядел старушек, низко в пояс поклонился и вышел. Тявкнула напоследок собака, скрипнула в последний раз калитка и скоро замерли в отдалении шаги. А сумку-то, сумку-то он забыл! Наталья выскочила на крыльцо и крикнула в осеннюю темень: - Мил-человек! Сумку-то забыл! А в избе Натальи Соколовой радостный шумный переполох — бабки разглядывают красивые цветастые баночки, принюхиваются, одну уж открыли, нашли там варенье. Ничего так вареньеце — переварено малость, решили бабульки, извлекли на свет шаль пуховую невесомую, кофту белую пушистую, с пуговками голубенькими. Примерили по очереди, покрасовались перед зеркалом, поспорили кто в обновках моложе да краше выглядит и порешили: чтоб ссоры не вышло, носить ценные вещи в очередь, и кому приспеет в поликлиннку, в район или куда ещё на люди из Плещеевки выбраться. Весёлые, разрумянившиеся бабульки бережно сложили подарки в Натальин сундук, наскоро прибрали на столе, и улеглись. Скоро тоненько запосвистывала носом Нюрашка, Наталья вторила ей внушительным сочным храпом, а Матрёна долго что-то ворочалась, кряхтела, перебирала какие-то неясные тихие мысли, далёкие, размытые годами воспоминания. Утро ещё только забрезжило, а она уж поднялась, печь затопила, завтрак какой-никакой на стол собрала, подруг растолкала, и вот за чаем-то, шумно прихлебнув с блюдечка и отправив в рот ложечку заморского варенья, Степановна бабок и огорошила: - Девки, а ведь я знаю, кто вчерась у нас был! Нюрашка с Натальей так и вздрогнули, Нюрашка аж чай с блюдца на клеёнку пролила. Гляди-ко, мы не знаем, а она знает! Степановна победно оглядела подруг и торжественно с расстановкой произнесла: - Миша-ленинградец, вот кто! Ты чё, подруга, варенья дарёного чё ли объелась? Степановна поджала узкие ехидные губки и обидчиво сказала: - Всё-то вы забыли! А я вот помню: баба Дарья-то по соседству жила, и Мишину историю я от неё тогда ещё, в сорок втором, слышала и Мишу маленького помню, и мать его Фриду тоже помню! И если вы, дурищи, спорить и перебивать меня не будете, я вам сей же час всё расскажу! Наталья с Нюрой Коноваловой спорить не стали, добавили себе чайку погорячее и приготовились внимательно слушать. Холода стояли лютые, мужиков всех на фронт позабрали, остались в деревне старики немощные, да бабы с детями. Степановне и самой невтерпёж, она ещё немного для пущей важности поломалась, но скоро поддалась уговорам и наконец продолжила. Петровна с моей матерью по-соседски дружилась, жалела, и частенько пособляла, - то ребёночка доглядит, полечит, то крынку молока занесёт, то яиц пару-тройку на столе забудет. А как иначе — нас ведь у мамани пятеро было, отцу недолго пришлось немцев проклятых бить - похоронка отцовская с осени сорок первого за иконкой хранилась, повыше припрятана была, что б мальцы не порвали. Коровёнка наша пала от бескормицы, и кабы не люди добрые, не помочь соседская - не поднять бы нас матери. У Петровны же дед хоть и кряхтел, да кашлял так, что лес качался, но хозяйство обихаживал — корова, курей с десяток, огород опять же. Сыны на фронте, едоков-то — вдвоём с бабкой, много ль им надо-то? Ну, так вот, зачем уж понесло бабу Дарью в ту пору в город, этого я сказать не могу, не знаю потому что. Только вернулась она не одна. Меня-то мамка как раз послала к Петровне, не помню уж зачем, и вот вижу это я - воротца вот эдак расхабариваются, на рысях влетает конишко колхозный, весь-то в мыле, Петровна стоя правит, на конягу орёт, а в санях-то ровно куча тряпья навалена. Люди гинут, а он тут митинг устраиват! А я столбиком стою, глаз отвести не могу - в санях, под рогожкой-то женщина и мальчик, а лица-то у них ровно серой тряпицей накрыты, и вроде как шевелятся, вроде как колышатся. У меня ноги-то будто к земле приросли, двинуться не могу, и тут только начинаю понимать - какая там тряпица! Это ж вши! Туча вшей из-под одёжи-то повылезла, да и живьём бедолаг этих доедает. Заорала я дурным голосом да и за маткой бегом в свою избу бросилась. Деток-то малых, деток-то от мук этаких избавь! А живые-то, девки, и стоять не могут, так и рушатся, так и падают бедняги на снег. Одна молодайка с дитём на руках бабе Дарье под ноги и повалилась. Баба Дарья решительного характера была, раздумывать не стала, погрузила сердешных, рогожками старыми укутала, конишку хлестнула, да и давай Бог ноги. Стращал её потом председатель-то, шибко стращал: помрут, дескать, так тебе Петровна, отвечать за их придётся, им де, медицина, да питание особое требуется. Да её рази переспоришь! У меня, говорит, корова отелилася, курей десяток, картох полный погреб, травками да молочком отпою, а ваша медицина их, де, скорей ко гробу приведёт. Отступился председатель, так и остались у бабы Дарьи еврейка Фрида и сынок её Мишенька. Степановна горестно вздохнула, поправила белый в синюю крапинку платок и сказала: - Вот и вся история. По первости-то тёплым молочком из рожка отпаивала, ровно младенчиков, я сама видала, да и мамка моя помогала, так сказывала. Потом уж кашкой жиденькой, кисельком черничным с ложечки прикармливала. К лету оне чуток оклемались. Фрида маленько в огороде копалась, а Мишеньке о ту пору годков семь-восемь было, не больше: грудочка тощенькая - рёбрышки все напересчёт, жилочки на шейке так синевой и светятся, личико-то махонькое да бледненькое, одни глазюки чёрные, внимательные и такие-то грустные, девки, будто всю печаль людскую в себя пособрали. И всё-то он на крылечке, на солнышке сидел, всё, бывало, самолёты да танки со звёздами рисовал, с ребятишками бегать-играть он не мог — ноги у него плохо слушались, али ещё какой изъян с им был, не знаю. Как дело к концу войны подошло, собрались они уезжать в Ленинград. Да голубка! Ты уж прости нас, ежели что не так, ежели по тёмности нашей пообидели когда! Да Мишеньку-то, Мишеньку береги! Мишенька там заснят был, ростом невелик, а с лица пригожий: глазищи-то чёрные, жгучие - материны, и волосья копной из кольца в кольцо вьются. А уж опосля, вот когда пошло всё в стране на растутыр, письма ходить перестали, да баба Дарья к той поре уж померла. Степановна оглядела подружек и сказала: - Вот, я и думаю — Мишенька вчерась был у нас, больше некому. Бабушки повздыхали, посетовали, что не догадались хорошенько распросить обо всём гостя и постепенно, день за днём, всё реже и реже вспоминали о странном ночном визите. Наступила зима, навалила сугробов, потешилась метелями да морозами, наглухо запечатала Плещеевку снегами, и казалось бабкам, что никогда уж в их деревеньку не придёт весна, не заглянет солнышко в обмётанные толстой ледяной коркой оконца. Но весна всё же пришла, и в положенный срок грузно осели, а затем растеклись грязными лужами снега, зачернела проплешинами парящая земля, и толстые важные грачи чинно топтали обнажившиеся огороды. Вот в такой-то солнечный, звенящий ручьями денёк нагрянули в Плещеевку гости — команда шустрых громкоголосых чернявых парней, под начальством пузатенького дядечки в резиновых сапожищах, фуфайке и в очочках, нелепо устроившихся на подозрительно красном носу-картофелине. Прибыл бульдозер, автокран с трудом продрался сквозь густую топкую грязищу, следом подтянулись гружёные кирпичом, лесом и ещё шут его знает чем тяжёлые машины. В Плещеевке закипела работа. Сколько не подступали бабки к парням с распросами, толку не добились — работяги эти по-русски не понимали и ничего прояснить не могли. Начальник же почтительно бабкам поулыбался и вежливо посоветовал не лезть не в своё дело, отойти подальше, на стройке, де, посторонним не место. Бабульки посовещались и решились на тонкую разведывательную операцию. Были конечно сомнения, но Нюра Коновалова сказала: - Промашки быть не может! Я, чай, с таким же аспидом, царствие ему небесное, пятьдесят годов прожила! Я их породу за версту чую! Тем же вечером важный начальник под неотложным и благовидным предлогом был приглашён в избу Натальи Соколовой, угостился горячими щами, после непродолжительных уговоров опрокинул стакашек самогоночки, настоянной по старинным плещеевским рецептам на смородиновом листу, одобрительно крякнул и от добавки не отказался. Между третьим и четвёртым стакашком начальник бабкам поведал, что строят они в Плещеевке церковь, строится она полностью на спонсорские деньги, и что болтать об этом не следует. Бабки так и ахнули! Подумать только, в Плещеевке - церковь! Кому она нужна-то? Три души в деревне, и те уже на ладан дышат. Долго судили да рядили бабульки, никак в толк взять не могли — какой такой спонсор, для чего ему в глухой деревне церковь понадобилась. А дело, между тем, ладилось. Приезжие быстро вкопали новые столбы, навесили провода, и в бабкиных избах засветились, забормотали телевизоры, заурчали холодильники, и Наталья даже выставила на подоконник старый магнитофон с круглыми толсто смотанными блинами-кассетами. Весело сделалось в Плещеевке, бабки под музыку бодро копали огороды, на стройке пронзительно визжали пилы, ревел бульдозер, стучали топоры. В середине лета, когда сквозь ажурную зелень старинных лип проглянули белёные стены, и высоко на синей маковке радостно засиял свежей позолотой крест, прибыл в деревню батюшка - молодой, улыбчивый, с солидно обозначившимся под рясой пузцом. Под стать ему и матушка - круглолицая, с ямочками на щеках, мягкая нравом, быстрая на ногу, поворотливая в делах. А дел и забот молодой попадье хватает с избытком, оно и понятно: пятерых сорванцов, в возрасте от года да семи, накорми, обстирай, за каждым глаз да глаз. Опытные плещеевские бабульки очень тут шумному славному семейству пригодились. Храм нововозведённый тоже требовал заботливых ласковых рук. Так незаметно, в трудах и хлопотах, катилось лето. На исходе августа в Плещеевке случилось ещё одно событие — вернулся в родные края Петька Дерябин, да не один, а с семьёй, и, ныне уже не Петька - проказливый, шебутной пацан, а степенный кряжистый мужик Пётр Иванович Дерябин. Осенью старший сын большого дерябинского семейства вернулся из армии и крепко въелся в работу, потянул крестьянскую лямку, шибко помогая отцу. По весне уже пара тракторов фыркали сизыми дымками на плещеевских полях, стадо небольшое, но ухоженное гуляло на выгоне. Потянулись в Плещеевку уставшие от безнадёги и безработицы мужики. Строились, чинили старые избы, сначала несмело, а затем накрепко прикипали к земле этой горемычной, щедро сдобренной густым крестьянским потом, обильно просоленной слезами солдатских вдов, матерей и сирот. Сменялись зимы и вёсны, полоскали деревеньку тёплые летние дожди, пели суровые песни метели, а Плещеевка помирать передумала. А Плещеевку и не узнать - похорошела, нарядилась, точно сочная румяная девка на выданье. Защеголяла беленьким, заново выкрашенным кружевом старинной резьбы, щедро развешанным по оконцам плещеевских изб, осветилась нежно-розовой пеной цветущих садов, засияла свежим, густо пахнущим деревом новеньких срубов. По вечерам струились синие дымки над банями, сыто, уверенно блажило стадо, с достоинством шествуя по деревенской улице, бултыхались в речушке, сварливо ссорились гуси, жаворонками заливались озорные голоса ребятишек. И плыл над Плещеевкой, таял в мерцающих сумерках величавый и благодатный колокольный перезвон. В середине лета, аккурат после Троицы, плещеевский батюшка засобирался в дорогу. Вернулся батюшка через месяц, привёз большой деревянный ящик. По одному вынул гвоздочки из деревянной крышки, осторожно снял несколько слоёв мелких опилок, развернул мягкую толстую ткань и извлёк картину в простой чёрной раме. Старая женщина покойно сидела возле окна, сложив на коленях тяжёлые широкие ладони. В глубоких складках морщин, густо рассекавших впалые, тёмные от времени щёки, пряталась тихая и печальная, нежная и скорбная улыбка. И страдание, затаённое и высокое, устоялось на донышке чистых, небесного цвета глаз. А в заоконной прозрачной синеве летели звонкие, светлые самолёты с красными звёздами, горели танки с чёрными жирными крестами - горький привкус обожжённого детства. Картину ту в храме повесили, в простеночек возле двери, как раз напротив оконца, место хорошее, светлое, бабки не возражали. А куда ж ещё? Не в серёдку же, баба-то русская, грешная, прости ей, Господи, не святая! Любовь Алаферова. Comments 3. Пожалуй, многим довелось увидеть мультфильм о храброй собаке по кличке Балто. В основу сюжета легла реальная история, случившаяся в году. Пес, стоявший во главе упряжки, сумел не потеряться в метели и довезти лекарство от дифтерии до пункта назначения. Широкие плетушки на санях, — все клюква, клюква, все красное. Ссылают в щепные короба и в ведра, тащат на головах. Архангельская клюкыва!.. И синяя морошка, и черника — на постные пироги и кисели. А вон брусника, в ней яблочки. Сколько же брусники! Розовый, желтый, в санях, мешками. Горошники — народ веселый, свои, ростовцы. У Горкина тут знакомцы. Серячок почем положишь? Белые мешки, с зеленым, — для ветчины, на Пасху. А вот капуста. Широкие кади на санях, кислый я вонький дух. Золотится от солнышка, сочнеет. Валят ее в ведерки и в ушаты, гребут горстями, похрустывают — не горчит ли? Мы пробуем капустку, хоть нам не надо. Откусишь — щелкнет. А вот и огурцами потянуло, крепким и свежим духом, укропным, хренным. Играют золотые огурцы в рассоле, пляшут. Вылавливают их ковшами, с палками укропа, с листом смородинным, с дубовым, с хренком. Антон дает мне тонкий, крепкий, с пупырками; хрустит мне в ухо, дышит огурцом. Как ярмонка. Значит, чтобы не грустили. Так, что ль?.. Павел Корин. Отрывок из романа Ивана Шмелева А вот вороха морковки — на пироги с лучком, и лук, и репа, и свекла, кроваво-сахарная, как арбуз. Кадки соленого арбуза, под капусткой поблескивает зеленой плешкой. Хлебца с такой умнешь! А вон — соленье; антоновка, морошка, крыжовник, румяная брусничка с белью, слива в кадках Квас всякий — хлебный, кислощейный, солодовый, бражный, давний — с имбирем А, пропьем с тобой семитку. Ну-ка, нацеди. Пьем сбитень, обжигает. Грещ-щневые-ллуковые блинки! Дымятся луком на дощечках, в стопках. Противни киселей — ломоть копейка. Трещат баранки. Сайки, баранки, сушки Везде — баранка. Высоко, в бунтах. Манит с шестов на солнце, висит подборами, гроздями. Роются голуби в баранках, выклевывают серединки, склевывают мачок. Мы видим нашего Мурашу, борода в лопату, в мучной поддевке. На шее ожерелка из баранок. Высоко, в баранках, сидит его сынишка, ногой болтает. Ходят в хомутах-баранках, пощелкивают сушкой, потрескивают вязки. Пахнет тепло мочалой. А вот и медовый ряд. Пахнет церковно, воском. Малиновый, золотистый,- показывает Горкин, — этот называется печатный, энтот — стеклый, спускной Липонки, корыта, кадки. Мы пробуем от всех сортов. На бороде Антона липко, с усов стекает, губы у меня залипли. Будочник гребет баранкой, диакон — сайкой. Пробуй, не жалко! Пахнет от Антона медом, огурцом. Черпают черпаками, с восковиной, проливают на грязь, на шубы. А вот - варенье. А там — стопками ледяных тарелок — великопостный сахар, похожий на лед зеленый, и розовый, и красный, и лимонный. А вон, чернослив моченый, россыпи шепталы, изюмов, и мушмала, и винная ягода на вязках, и бурачки абрикоса с листиком, сахарная кунжутка, обсахаренная малинка и рябинка, синий изюм кувшинный, самонастояще постный, бруски помадки с елочками в желе, масляная халва, калужское тесто кулебякой, белевская пастила Comments 2. Верба в живописи. Чертик в баночке Надежда Тэффи Я помню. Мне тогда было семь лет. Все предметы были тогда большие-большие, дни длинные, а жизнь — бесконечная. И радости этой жизни были внесомненные, цельные и яркие. Была весна. Горело солнце за окном, уходило рано и, уходя, обещало, краснея: — Завтра останусь дольше. Вот принесли освященные вербы. Вербный праздник лучше зеленого. В нем радость весны обещанная, а там — свершившаяся. Погладить твердый ласковый пушок и тихонько разломать. В нем зеленая почечка. В Вербное воскресенье принесли мне с базара чертика в баночке. Прижимать нужно было тонкую резиновую пленочку, и он танцевал. Смешной чертик. Сам синий, язык длинный, красный, а на голом животе зеленые пуговицы. Ударило солнце в стекло, опрозрачнел чертик, засмеялся, заискрился, глазки выпучены. И я смеюсь, и я кружусь, пою песенку, нарочно для черта сочиненную. Слова, может быть, и неудачные, но очень подходящие. И солнцу нравятся. Оно тоже поет, звенит, с нами играет. И все быстрее кружусь, и все быстрее нажимаю пальцем резинку. Скачет чертик, как бешеный, звякает боками о стеклянные стенки. Разорвалась тонкая пленочка, капает вода. Прилип черт боком, выпучил глаза. Вытрясла черта на ладонь, рассматриваю. Худой, а пузатый. Ножки тоненькие, кривенькие. Хвост крючком, словно к боку присох. А глаза выкатил злые, белые, удивленные. Я вас устрою. Положила ваты в спичечную коробочку. Устроила черта. Прикрыла шелковой тряпочкой. Не держится тряпочка, ползет, с живота слезает. А глаза злые, белые, удивляются, что я бестолковая. Точно моя вина, что он пузатый. Положила черта в свою постельку спать на подушечку. Сама пониже легла, всю ночь на кулаке проспала. Утром смотрю, — такой же злой и на меня удивляется. День был звонкий, солнечный. Все гулять пошли. И осталась с ним няньчиться. Смотрю в окошко. Идут дети из церкви, что-то говорят, чему-то радуются, о чем-то заботятся. Прыгает солнце с лужи на лужу, со стеклышка на стеклышко. Показала черту. Выпучил глаза, удивился, рассердился, ничего не понял, обиделся. Стала ему декламировать Пушкина: Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой ее гранит… Стихотворение было серьезное, и я думала, что понравится. И читала я его умно и торжественно. Кончила, и взглянуть на него страшно. Взглянула: злится — того гляди, глаза лопнут. Неужели и это плохо? А уж лучшего я ничего не знаю. Не спалось ночью. Чувствую, сердится он: как смею я тоже на постельке лежать. Может быть, тесно ему, — почем я знаю. Слезла тихонько. Разыскала коробочку, легла на пол, коробочку под бок положила. Я сидела тихо, низала для него бисерное колечко и плакать боялась. А он лежал на моей подушечке, как раз посередине, чтобы мягче было, блестел носом на солнце и не одобрял моих поступков. Я снизала для него колечко из самых ярких и красивых бисеринок, какие только могут быть на свете. Сказала смущенно: — Это для вас! Но колечко вышло ни к чему. Лапы у черта были прилеплены прямо к бокам вплотную, и никакого кольца на них не напялишь. Но он смотрел с таким злобным удивлением: Как я смела?! И я сама испугалась, — как я смела! Может быть, он хотел спать или думал о чем-нибудь важном? Я не знала. Я ничего не знала и заплакала. Может быть, это ему понравится? Юрий Гальцев — А где-то в Крыму Константин Паустовский. Присматриваемся к мужским костюмам 18 века. Детальная вышивка узоров захватывает дух. А пуговицы!.. Такая одежда очень далека от современной мужской моды. Раньше для мужчин было в порядке вещей украшать себя цветами. Заряжаемся от коронавируса Правильное слово 'настроение', оно происходит от 'настроить', 'настраиваться' S Каждое утро, просыпаясь, мы выбираем себе настроение сами, так же, как и одежду Одевайтесь в счастье, оно всегда в моде. Good Morning. Chris Wonderful — Music for Lovers. Comment 1. Like Olga S. По вечерам бабки собирались на лавочке возле дома Натальи Соколовой, жалились друг дружке на старческие немочи, судачили о п. Comment 3. И синяя морошка, и чер. Comment 2. Like 4. Like 7. Мы пришли в отчаяние. Мы не знали, как поймать этого рыжего кота. Он обворовывал нас каждую ночь. Он так ловко прятался, что никто из нас его толком не видел. Только через неделю удалось, наконец, установить, что у кота разорвано ухо и отрублен кусок грязного хвоста. Это был кот, потерявший всякую совесть, кот- бродяга и бандит. Звали его за глаза Ворюгой. Он воровал все: рыбу, мясо, сметану и хлеб. Однажды он даже разрыл в чулане жестяную банку с червями. Их он не съел, но на разрытую банку. Вы думаете, хлынет птиц поток, и лодки закачаются у причалов?.. Нет, птицы — это потом, и лодки — потом, а сначала Голубой капелькой с весла вдруг упадет весна, вскрикнет под корочкой тонкого льда первая маленькая вода, и в парке на перекрестке аллей, где еще по-зимнему снежно и тихо, гипсовый круторогий олень затрубит, призывая свою олениху; оснастят журавли за морями свои корабли, и в сарае успокоя. Таинственный сон. Классика — колыбельные природы. Comment 0. About group. Культура и искусство. All participants. Photos from albums. Links to groups. Позвони,когда научишься любить. Please, retry later. This person does not have the access to this photo. In order to tag a person, hover over his photo and press left mouse button Left-click on a photo to tag people in it.

Super Skunk Fem

Auto Bob Feminized — привет с солнечной Кубы

Взгляни на мир с облаков

Баста не кури марихуану

Австрия купить марихуану

MDMA в Западной Двине

Лентикулярные облака

Бошки в Салехарде

Барбитуровая кислота цена, где купить в России

Взгляни на мир с облаков

Анализ мочи на каннабиноиды

Бошки в Темрюке

Послушать трек можно по подписке. Реклама позволяет слушать и качать музыку бесплатно. Сайт продолжит работу через несколько секунд. Спасибо, ваше сообщение отправлено. Зарегистрироваться и оформить пробный период Оформить пробный период. Пришлите точную информацию. При ошибке доступ будет открыт. Моё местоположение страна. Для работы с сайтом необходима поддержка JavaScript и Cookies. Чтобы использовать все возможности сайта, загрузите и установите один из этих браузеров:. Добавьте Zaycev. На музыкальном портале Зайцев. Установите Flash Player для прослушивания. Перейти в приложение. Поделиться Вконтакте. Вы можете прослушать этот трек в приложении по подписке и закэшировать. Вы можете прослушать трек полностью в приложении по подписке и закэшировать. Этот трек нельзя скачать. Так решил правообладатель. Можно послушать этот трек. Текст песни полностью Скрыть текст песни. Другие треки этого исполнителя. Взгляни на небо. Взгляни на небо дыши. Дыши Давай забудем. Ещё треков. Ещё треков этого исполнителя Слушать. Популярное видео. Топ февраль Саундтрек Форсаж 5. Новый рэп, который вы не слышали. Все сборники. Больше популярных треков. ООО АдвМьюзик, e-mail: support advmusic. Политика конфиденциальности. Работа в Zaycev. Описание услуг.

Взгляни на мир с облаков

Администрация городского округа Кашира

Арктик шапки спб

Балашиха купить закладку бошки

взгляни на этот мир

Бошки в Крымске

24 dd diz

Взгляни на мир с облаков

Будённовск купить закладку Психоделики

Благовещенск купить Марихуана [Outstanding Kush]

Взгляни на мир с облаков

Богородицк купить закладку Кристаллы соль

Report Page