Вязаная магия — история одного джемпера

Трасса E-673, она же Ибарская магистраль, изъезжена вдоль и поперёк – по этой дороге едут все, кто из столицы Сербии отправляется на черногорское побережье. Машины проносятся, притормаживая только на редких светофорах, да перед постами полиции: «К морю! В горы!» — будто кричат спидометры. Но если заложить на дорогу хотя бы пару суток, у вас будет не одна причина сделать остановку в пути. В Чачаке достаточно просто пообедать (считается, что здесь лучше всего в целой стране запекают мясо), а в окрестностях города Златибор на одноимённой горе стоит задержаться подольше. Недаром табличка на въезде гласит: «Смотри высоко, дыши глубоко — это Златибор».

Найти одну из главных достопримечательностей — село Сирогойно на карте будет непросто даже опытному путешественнику, хотя навигатор и указатели никто не отменял. Главное, не растеряться и на двадцатом повороте — ехать от Златибора до села всего 25 км, но дорога постоянно петляет по бесконечно живописным местам. Я слышала, как эту часть Сербии сравнивали с Тосканой, хотя сравнение, конечно, неправомерно — и не только потому, что здесь не растут кипарисы. Динарское нагорье прекрасно само по себе.

И хотя бывшая первая леди США Нэнси Рейган, Лив Ульман или Раиса Горбачёва вряд ли с первого раза смогли бы выговорить слово «Сирогойно», все они носили когда-то свитеры, связанные именно здесь.

Эта история официально началась с полвека назад, когда в январе 1963 г. вязальщицы из златиборского села объединились в «кооператив» — только так их предприятие могло называться в коммунистические годы Югославии. Одна из самых известных югославских моделей Ирена Мишович вспоминала Добрилу Васильевич-Смилянич, автора громкой фэшн-истории, по чьей инициативе и возникло объединение: «Она руководила компанией «Сирогойно» и должна была войти в учебники как родоначальница маркетинга и рекламы в сфере моды. Добрила была профессионалом высочайшего класса — она практически выдумала это село, в котором до неё было буквально три дома, а она из него сделала мировой бренд. Модельер собрала домохозяек, которые вязали из шерсти — якобы сербской, а на самом деле шведской, и придумала музей под открытым небом».

Уроженка Арилье, учившаяся в столичном Белграде, Добрила Васильевич впервые приехала в Сирогойно в неполные 30 лет, выйдя замуж за сына местного священника, и осталась тут навсегда — ею «овладела непреодолимая потребность что-то изменить в мучительной жизни сельских женщин». Красота их изделий, традиционных для этого края, и стала тем будущим, которое поменяло судьбы многих семей.

Шведскую шерсть – благодаря знакомству Добрилы с почётным консулом Югославии в Исландии — вскоре сменила исландская, более тонкая и длинная она лучше подходила для сложных авторских задумок, а ведущим дизайнером стала сама госпожа Смилянич, на самом деле, дипломированный экономист. В селе открыли курсы вязания — чтобы унифицировать национальную традицию. «Раньше ведь как было? — рассказала нам Роса Любоевич, организатор сегодняшнего фирменного производства. — Каждая хозяйка вязала в своём стиле и по своим выкройкам, а надо было, чтобы если рукав, то у всех одинаковый рукав, если узор, то одной ширины и с одними цветами. Женщины охотно пошли на курсы: в первый набор записались 40 человек, 20 успешно окончили обучение, а в «золотое» время Сирогойно на производстве работали около 3500 вязальщиц, они производили до 80000 свитеров, а доход от них составлял порядка 10 миллионов немецких марок. Сейчас в компании трудится человек 500, но некоторые вяжут сезонно – зимой, когда нет сельскохозяйственных работ, а некоторые весь год. Сложно сказать, сколько мы чего в год делаем, – иногда больше пальто выходит, иногда свитеров — зависит от заказов. Но в среднем получается порядка 4000 изделий».

Слава к селу пришла после модной выставки в Белграде, а затем на показе в Златиборе изделия оценили сам руководитель страны и партии Иосиф Броз Тито и его супруга Йованка. Добрила на этот показ пригласила своих вязальщиц, чтобы руководство страны увидело, как «международную моду диктуют бабушки в платочках».

Совсем скоро вязаные вещи из Сирогойно стали брендом: прошли первые выставки в столице страны Белграде, началось импортирование за рубеж, сербское вязание увидели в Париже и Мюнхене, Копенгагене и Монреале, к нему пришла международная слава. Развитие двух кооперативов — вязального и земледельного — позволило селу собрать деньги на то, чтобы провести водопровод и проложить первую заасфальтированную дорогу до города Ужице (в 1983 г.).

Сегодня эта одежда не менее популярна, несмотря на то, что объёмы производства упали, когда, как поясняла Ирена Мишович, «Добриле перекрыли кислород, потому что она была против режима Слобы (Слободана Милошевича, тогда президента Югославии)». 

Компания «Сирогойно», наследница кооператива, по-прежнему заказывает уже окрашенную шерсть в Исландии, сотрудничает с молодыми дизайнерами и представляет свои модели на Неделях высокой моды в стране и за её пределами. Перчатки с фирменным лейблом обойдутся вам в 12 евро (удержаться и не купить было невозможно), джемпер – в 200, вязаное пальто стоит и того дороже. Но вяжут их по-прежнему не машины, а тётушки и бабушки из окрестных деревень — им выдают эскизы и ровно столько шерсти, сколько нужно на конечный продукт. За идеальным соответствием всем лекалам следит главный контролёр производства Мика Янкович. 

«Сначала вязальщица приносит связанный свитер (пальто, перчатки и т.д.) на первый – визуальный – контроль. Мелкие правки мы тут сами вносим, чистим, гладим. Потом мы кладём свитер на весы — он должен весить один килограмм и двести граммов, шерсти мы выдаём два с половиной килограмма, но разницу она должна вернуть. Если всё хорошо, вязальщица получает деньги, и это задание закончено. На свитер вешают этикетку — покупатель почти всегда известен заранее, поскольку мы работаем, в основном, по заказам, и вещь отправляется на склад». Процесс — достаточно простой, не поспоришь. За готовое изделие мастерица получит порядка 60 евро — вне зависимости от того, сколько времени на него ушло. У опытной вязальщицы и на самую сложную историю уходит порядка недели, любительнице может понадобиться месяца три.

Дизайн зато придумывают молодые столичные креаторы, и не только из Сербии. Для многих из них сотрудничество с Сирогойно становится мощным началом карьеры. Им-то госпожа Янкович иногда объясняет несовпадение творческих идей с природой самой шерсти. «Можно ли встретиться с этими людьми, узнать, что их вдохновило?», — спрашиваю я у Росы Любоевич, организатора фирменного производства. «Те двое уже в Америке. Один из них – Джордж Стайлер – проектировал для Недели моды в Лондоне и получил одну из первых наград, приезжает теперь только на Fashion Week в Белграде», — Роса не знает, увидится ли ещё с дизайнером, который придумал изобразить на златиборском свитере Кремль, Статую Свободы и Эйфелеву башню. Впрочем, эти новинки блистают на подиумах, но в массовое производство уходят узоры, знакомые местным жителям много веков.

«Один из самых частых мотивов вязаных изделий (это мог быть и свитер, и ковёр) – день и ночь, которые символизирует цветок фиалки. Если же подарок делали к Петрову дню, вывязывали Петров крест. Вы не поверите, но здесь даже мотивы арабесок, арабских узоров, есть. Всё это так или иначе связано с магией, которая, по сути своей, светлая и добрая. Такой подарок делали лишь тем, кого любили и уважали, а значит, желали ему исключительно лучшего», — Александр Тодорович, реставратор в Музее под открытым небом, который вошёл в список мирового наследия ЮНЕСКО, мог жить совсем иначе. Много лет он строил карьеру в Ужице, ближайшем крупном городе. Но вернулся к своему дому, земле и тому наследию, не сохранить которое просто нельзя.

«Да какая магия, — смеётся бабушка Станойка. — Что мы видели, выходя из дома, то и вязали». Именно она показывает нам, как правильно прядётся шерсть — пусть не исландская, зато родоначальница международного бренда; в XIX веке об Исландии на Златиборе и не слышали. «Берёшь, дочка, две нити, и спрядаешь в одну, потом вот так поворачиваешь…» — Станойке, смотрительнице музея «Старое село Сирогойно», нет дела до рыночной экономики, недели моды и фабричных весов, с прялкой она убивает время от туриста до туриста, и пряжа эта идёт на совсем иные цели. Именно из такой шерсти вяжут совсем аутентичные свитера и жилеты, купить которые можно на рынке в центре села. В отличие от фабричных они не блещут многоцветьем: белый, серый и чёрный – основные цвета, к которым прибегают самостоятельные «дизайнеры», разве что пройдёт по краю ряд цветов или красочных домиков. Такое ремесло тоже востребовано — вязальщицы со своими свитерами и жилетками ездят по ярмаркам — в этом их поддерживает и местный муниципалитет. К тому же, менее разноцветные и более плотные (шерсть ведь другая) изделия — это то, что жительницы Сирогойно и окрестностей вяжут для себя и своих семей, от суровой по местным меркам горной зимы спасаться следует скорее эффективно, чем эффектно.

Александр водит нас по музею: «Здесь, вы видите, находится славский стол (мы вошли в традиционный златиборский дом). На большие праздники за ним собиралась вся семья, детям за стол было нельзя, но их кормили первыми. Посмотрите: очаг символизирует мужское и женское начала — на востоке лежит мужской камень, западный связан с женщиной. Так их и строили: муж воздвигал дом, а жена вносила в него всё необходимое. Что удивительно, эти дома соответствуют всем принципам фэн-шуя. Вот в эту дверь вносили новорожденного, из этой – выносили покойного». Любопытный турист может даже переночевать в музее — здесь есть домики для двух человек, есть и для пятерых. За ночь с завтраком придётся заплатить всего 20 евро с человека. И пусть, в отличие от фильма, экспонаты в полночь не оживут, проникнуться атмосферой вы точно сумеете.

Разделение на женское и мужское касается не только очага — в чрезвычайно традиционной среде судьба у мужчин и женщин очень разная. «Этими руками ты должна держать книги, а не спицы», — Весна Йованович (хозяйка дома, в котором чаще всего собираются вязальщицы) не хочет, чтобы её дочка, студентка белградского университета, провела жизнь над спицами и мотками шерсти. Не хочет, чтобы зимой её Зора была заперта снежными завалами – дорогу к их селу муниципальные службы расчищают не в первую очередь. «Наши дети оканчивают факультеты, ни нам, ни им не окупается оставаться в селе. Да и нам самим не сильно окупилось, хотя, когда фабрики позакрывались, традиционное ремесло стало нашим спасением». И всё-таки ремесло, волей-неволей наследуется: «Вот ребёнок от мамы с папой учится говорить, так и домашним делам учится – что мама делает, а что папа, что бабушка, а что тётя», — поясняет Весна.

Сама Зора всё ещё сомневается. Ей нравится жизнь в Белграде, но не очень нравится белградский стиль жизни. «Мы как-тот правильнее росли», — вспоминает девушка, которая в детстве проходила по пять километров пешком в одну сторону только, чтобы попасть в школу. Соседки (Зора росла у них на глазах) и соглашаются, и спорят.

Если бы дочка Весны была мальчиком, споров бы не возникало. Вязание – не мужское дело, а малина – занятие сезонное, мужчинам следует искать работу «в городе», трудиться на полях и «вкручивать лампочки». «Неужто не бывает мужчин-вязальщиков?» — спрашиваю я у Весны. «Бывает, но очень редко. И как-то неприятно это видеть». Здесь, над гаданием на кофейной гуще, домашним малиновым соком и свежими пирожками, — царит женский мир. Та самая магия, о которой говорил Александр, в селе Желине становится совсем осязаемой. «Вот это представляет землю, а это – небо, логично же, да? Это вот домики, разбросанные по селу, это — деревья, бывают, конечно, и красивее. Это – нива, если коричневой цвет, а это – поляна, когда зелёный. Цветы радость означают, и всё это – жизнь».

Через дорогу от главной площади продаются изделия «как бы из Сирогойно» — почти та же шерсть (только не из Исландии, а местная), почти такие же узоры, только копия. Фабрика ничего не пытается с этим сделать, только сетует вслух, что авторские разработки превращаются в недорогие копии. Впрочем, «как бы» свитера можно купить даже на черногорском побережье. Вот только не будет в них ни магии Петрова дня и фиалки, ни аромата малиновых пирожков, ни будущего, которое предсказала кофейная гуща златиборской вязальщицы.