Вульгарная дамочка 50 лет не теряет сексуальности

💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Вульгарная дамочка 50 лет не теряет сексуальности

1.

Я знаю, я – отъявленный пессимист.
Закоренелый.
И даже - почти конченный.

Также, кстати, считает и моя коллега по работе Нина, которая сидит за рабочим столом напротив меня, и иногда, от скуки, строит мне глазки. Или демонстрирует, специально наклоняясь пониже над столом, почти ложась на него, глубокий и заманчивый вырез на блузке.
Ведущий в ее роскошные нежные пенаты, минимум четвертого, а может быть даже – и целого шестого номера.

Так вот она и развлекается - за неимением лучшего предмета для построения своих глазок, или демонстрации бюста, чем я.

***
- Сразу о плохом думать, - говорит она, - это типично мужская манера. Нет, чтобы о хорошем… Люди растут, а все тебе нехорошо... Жену тебе надо, - стерву. Тогда и узнаешь, что такое хорошо, а что такое по-настоящему плохо.
- Третью, да? – спрашиваю я. – Получше бывших двух, первых?
- Да, а потом сразу и четвертую, – говорит она. – Хлеще трех предыдущих.

- Добрая какая… - говорю я, погружаясь в мир осточертевших цифр. – Но я тебя тоже люблю. Любовью взрослого сына…
- Ну, действительно… не внука же.

***
Все это происходит после того, как я делюсь с Ниной услышанной новостью – начальник управления покидает нашу скучноватую юдоль. И возносится выше, прямо в божественный стан небожителей – членов правления компании.
Еще я зачем-то рассказываю ей, как у нашего будущего нового начальника – нашего же коллеги, что сидит за стенкой, уже изменился тон в разговорах со мной. И не только со мной…
От сознания собственной бесценности – очевидно.
Меня такой поворот событий даже веселит.

- По-моему, ты напрасно веселишься. Ты его еще не знаешь. А именно он будет – Семен Семнычем? - спрашивает Нина, кокетливо поводя круглыми плечиками. – Ты уверен? Там ничего больше не говорят? Или ты уже и приказ видел?
- Нет, Нинон, приказа не видел. Но то, что это буду не я – точно. И не ты, Нинон.
- Да, к сожалению.

***
Там, где я услышал эту новость, в курилке, конечно, много, чего говорят. Но я же не барышня, чтобы сплетничать.

Между прочим, на нашего коллегу, что сидит за стенкой, Нина давно нацелена всеми фибрами своей гиперсексуальной души. Она заранее, и очень правильно угадала ситуацию. Тянется к нему всеми фибрами, и даже где-то и обволакивает его уже. Невзирая на его семейное положение.
Я делаю вид, что ничего на сей счет не замечаю.

***
Кстати, вполне может быть, что она знает гораздо больше того, что говорит мне. Недаром в ее хобби, кроме эротики, входят еще и эзотерика с мистикой.
По-моему, она даже общается с духами – через космос, естественно.
Или – через божественные чакры.
И через них много чего узнает полезного.

Если это так, тогда – все возможно.
И, как в полицейском кино – любое, сказанное вами слово, может быть обращено против вас.
То есть, если сказать по-русски: думайте, граждане, кому и что говорите. Это – полезно для здоровья.
Враг хитер и коварен, и даже не дремлет.
Думайте, пожалуйста…

Но в принципе, - мне все равно. Несмотря на мистику с эротикой вкупе.
Если они прямо так и живут здесь работой, этим миром прозрачных интриг и интересов, то я – совсем нет.
Я – всего лишь наемник. Что прикажут, то и делаю. Деньги за это платят, и - слава богу.
Я прекрасно понимаю, что однозначно не могу претендовать на повышение – я не из их клана, не из местного.
Как я был всегда - сам по себе, так сам по себе и живу.
Спасибо за то, что сюда довольно случайно взяли.
***
Ну, а на сексуальную благосклонность Нины претендовать – это вообще не мой стиль.
Пусть в одиночку со своим бюстом развлекается.

Во-первых, если она захочет, то сама набьется к кому ей надо, и мало тому счастливцу не покажется. Еще и отбиваться придется.
Во-вторых, мне не очень подходят стареющие девушки, пусть даже и с шестым номером бюста, играющие в юных, эротичных секс-вамп.
А это уж совсем не по мне. Мне такие игры совершенно не нравятся.

***
Нина любит, чтобы ее называли Нинон. На французский манер.
Иногда, под настроение, она рассказывает, что у нее в роду были французы. Один из ее дедушек, например, - утверждает она – точно, был французом.
Про второго – она не очень уверена, но все может быть. Может быть даже и так получиться, что сразу оба ее дедушки имели к Франции отношение.

Я с моей прямолинейной мужской логикой не совсем понимаю, какого еще шарму могло бы добавить Нине ее французское родство.
Она ведь у нас и так роскошная женщина. Как она сама о себе думает.
И некоторые окружающие – тоже.

Шарм шармом, но все же – она нет-нет, да и расскажет про Францию. Что-нибудь поучительно-интересное. И вздохнет мечтательно. Для самоутверждения, пожалуй.
А может быть – и правда, французами они были? Эти самые ее дедушки?

***
Впрочем, нет.
Судя по тому, как она выглядит, и, судя по ее отчеству – Моисеевна, - тот дедушка, о котором она любит рассказывать, как о поклоннике сыров и лягушек, был все же не совсем французом.
Я даже подозреваю, что он вообще был родом откуда-нибудь из Биробиджана.

Я, к сожалению, не бывал в Биробиджане, потому не могу утверждать наверняка, но думаю, что и там могут водиться любители французских сыров и лягушачьих лапок.
А почему бы, собственно, им и там не водиться? Как говорится, и на Луне люди живут, не то, что в Биробиджане.
Да и вообще, не лопать же с утра до вечера все мацу да мацу – и без ничего…если ты имеешь счастье в Биробиджане жить.
Уж больно это как-то чересчур ортодоксально – одной мацой питаться.
Главное - совершенно невкусно. И – не очень полезно.

Мне сдается, кстати, что и второй ее дедушка был вовсе не из Парижа – а из Биробиджана.
Ну и что из того?
Это же никак не умоляет их достоинств в опосредованном создании такого цветочка, как Нинон.
Не так ли, моя прелесть? – думаю я.
И проверяю, умеет ли экстрасенс Нина читать мои мысли. И смотрю на Нинин бюст через стол.
Никакой реакции.
По-моему, все-таки нет, не умеет. Или – хорошо это скрывает.
Ну, и слава богу. Неприятно было бы, если бы умела. Очень даже неприятно. Пожалуй что, мы даже и поссорились бы.

Чтобы не обижать девушку, которой недавно исполнился полтинник, чтобы она понапрасну не плакала украдкой, и я тоже, как и все, называю ее на французский манер - Нинон.
В конце концов, от меня же не убудет.

***
Нинон без зазрения совести, или малейших намеков на комплексы носит очень смелые мини-юбки – несмотря на свой пятьдесят шестой, пожалуй, что размерчик.
А при случае, и даже без случая, очень любит скидывать форменный корпоративный пиджачок на спинку кресла, и расстегивать пуговки на блузке чуть ниже дозволенного нашей местной моралью.

- Что-то у нас жарко сегодня, - говорит Нинон, - кондиционер совсем не работает…, - и наклоняется над столом, будто за чем-то тянется,и бирка на шнурке с фамилией ползет по столу... а сама украдкой проверяет на мне получающийся таким образом эффект.
Я не разочаровываю ее. Эффект, конечно, налицо.
Эротический, я имею ввиду. Оздоровительный.
***
Где-то между делом я вычитал такую вот штуку: мужчинам полезно смотреть на женскую грудь не меньше часа в день. А лучше, конечно, больше – часа два-три. Это удлиняет срок их жизни, потому что добавляет в кровь полезных и нужных гормонов.

Поскольку я вижу эту полуприкрытую грудь каждый день, и по несколько часов в разных проекциях, эффект получается большой и позитивно-продуктивный.
Я, судя по всему, буду жить очень долго и счастливо.
Если меня, конечно, немного раньше не добьет моя пессимистично настроенная печень.
Так что, спасибо тебе, Нинон, за мои полезные гормоны.

***
Правда, как и каждому перфекционисту, мне хотелось бы еще и некоторого разнообразия в открывающихся мне через стол видах.
Но, увы, над грудью Нинон всегда присутствует одно и то же – ее круглое, сливочно-клубничное лицо. Доведенные до стандартной офисной люминесцентной кондиции с помощью большого количества косметики. До боли знакомое, и почти уже родное. Которое мне, признаться, несколько поднадоело.
Не первый уже год мы сидим напротив друг друга. Перекладывая с места на место бумажки, и роясь в интернете.

Все это, конечно, несколько снижает оздоровительный эффект присутствия перед моей физиономией большой женской груди. Каждый день - в течение восьми рабочих часов. И пять дней в неделю.

Эффект, думаю, был бы значительнее, если бы над этой грудью сияло личико, лет на двадцать помоложе, и без такого количества краски и грима.
Юное личико, да с такой вот грудью – ох, красота!
Я бы тогда и до ста дожил бы. А может быть – и далее, за сто отправился бы.
Увы… Не суждено.
Кроме того, так долго – точно не живут.
Что даже и к лучшему.

А если рассматривать ситуацию в целом – все у нас с Нинон о'кей, замечательная маркиза.
Грудь – что надо у нас! Оздоровляет. Не каждому так повезло на рабочем месте. Как мне, непутевому.

***
- Да, Нинон, - говорю я, - действительно… жарковато что-то тут. Даже душновато. Может быть, - перекрыть батарею?

В офисе, между тем, далеко не жарко, а за окнами с утра минус двадцать пять, так что и машины стали плохо заводиться, и потому утром на полупустой дороге можно поблаженствовать – большое количество «тазиков» встало на прикол. Спасибо любимому автопрому.

- Ой, не надо, не надо…, - машет на меня Нинон авторучкой, зажатой в пухлом кулачке, и поеживается. - Сразу холодно станет, а я этого не выношу. Лучше уж тропики, чем Северный полюс.
В этом я с ней абсолютно согласен.

***
Еще ни один из начальников не сделал ей замечания по поводу расстегнутых пуговичек на блузке, или чересчур короткой и узкой юбки, из которой так и рвутся наружу ее аппетитные объемистые бедра.
Есть подозрение, что никогда и не сделает: как только какой-нибудь начальник заходит в нашу комнату, то сразу устремляются к столу Нинон. Даже, если и пришел сюда совсем по другому делу.

Разговаривает, например, со мной о чем-нибудь высоком, вроде месячного отчета, а сам не отрывает взглядов от заманчивой ложбинки. Иногда – невпопад замолкая, словно теряя мысль.
Как наркоман, который не может оторваться от зелья.
Или, как заядлый турист, который не может отвести глаз от красивой долины где-нибудь в швейцарских или итальянских Альпах. Изображенной на глянцевой открытке.

Нинон, делая вид, что ее это все не касается, бывает спектаклем очень довольна.
И я веселюсь от души - тоже. Хмуря при этом по-деловому брови. Как же, как же, месячный отчет очередному нашему остолопу понадобился… Сделаем, нарисуем.
Кому-нибудь другому об этом расскажи, милый, что тебе отчет нужен.
Который я вчера по почте тебе уже отослал.

***
Когда она встает из-за своего стола, и, грациозно виляя дерьером, перемещается по нашей комнате, чтобы полить цветы, мне приходит на ум: если эту самую тугую юбку с нее снять, то все, что юбка, ползущая по швам, скрывает, точнее, чуть прикрывает и стягивает, - просто распуститься совершенно бесформенным кулем. И будет выглядеть и ощущаться на ощупь – как угодно, но только не эротично.

Я мысленно измеряю, - каких же размеров должно быть так называемое - в стеснительных дамских кругах - мужское достоинство, чтобы сквозь все это продраться…
Получается, что каких-то несусветных.
И в дюймах – несусветное, и особенно в сантиметрах – поражающее даже мое скудное мужское воображение.

Или же, если зайти с другого конца, – в какую позу Нинон надо поставить, чтобы достичь искомых влажных глубин? И сколько она в этой позе удержится, сохраняя подобие равновесия?
Получается – тоже не очень-то подходяще.

Если бы мне пришлось когда-нибудь ее трахать – не знаю, что бы я и делал… И как бы выходил из положения.
Интересно, как же с ней ее поклонники-то мучаются? Или – так, всухую обходятся? Разговорами и пальчиками? Или - языком?

Судя по ее разговорам, в сексе ей неведомо слово «неудача». Кроме того, она, судя по строению ее пухленьких губ, сторонница оральных переговоров с любителями жарких пышек. Что уже, надо думать, несколько облегчает поклонникам их черное дело.
А может быть – она еще и поклонница даже еще более прогрессивных веяний в сфере эротики, чем оральные. Там большие размеры, к слову, не всегда приветствуются.

Думаю я – мне это все совершенно не должно волновать.
И на этом – разойдемся с миром, Нинон. Застегни, пожалуйста, пуговичку. И еще одну, - говорю я мысленно.
Но она не застегивает, хоть и экстрасенс, и должна бы меня мысленно слышать. Верно, хочет, чтобы я жил долго и счастливо, напитавшись гормонами. Даже настаивает на этом.
Какая же у меня хорошая работа, думаю я.
Столько времени можно самому себе посвятить, - собственному бесценному здоровью. Без особого ущерба для производственной деятельности.

***
Сегодня утром меня выбросило из сна задолго до милого звонка будильника. Точно боксера после хорошего нокаута.
То ли - нервы шалить стали, то ли как-то неудобно спал…
Некоторое, и даже довольно продолжительное время, я не понимал – где я? И что я?

Оказалось, что не в Париже… Судя по грохоту мусорной машины под окнами, и гурканью иностранных дворников.
И я вынужден был согласиться сам с собой – лежу в своей собственной пустой и смятой постели, почти в центре мегаполиса, на часах шесть утра, и жизнь продолжается.

В конце-то концов, подумал я, сон – всего лишь короткая, ежедневная, смерть.
И, слава создателю, он как внезапно начинается поздним вечером, - также быстро и почти бесследно проходит утром. Под разноголосый аккомпанемент работников метлы и лопаты. Пока – во всяком случае.

А перед глазами все еще был снившийся мне только что сон…
***
Мне опять снился Париж – в котором я никогда не был, и, в общем, особого желания там побывать не испытываю.
Снились какие-то жареные каштаны, неприятные на вкус, словно картон, которые я тоже не люблю.
Мешались какие-то разноцветные картины на Монмартре, в которых я хоть и ни черта не понимаю, но все пытался их купить.
А еще снилась девушка, знакомая, но имя которой во сне я все никак не мог вспомнить, и из-за этого испытывал большую неловкость.
И мы занимались с ней любовью в раздевалке парижской ратуши.

Вот это да, подумал я, вспоминая ратушу. И чего это нам приспичило? В таком историческом месте? Не могли даже гостиницу себе снять на пару часов…
Вот идиоты.

***
Надо будет поинтересоваться у нашей француженки Нинон, к чему бы все это, и Париж, и ратуша, и девушка? – решил я, с некоторой сонной натугой бреясь перед зеркалом в ванной.
Зеркало, кажется, тоже было не очень в духе, поэтому мое собственное, сероватого цвета отражение в его стекле мне совершенно не понравилось.
Да, спрошу у Нинон. Как же все-таки полезно иметь такую разносторонне образованную в эзотерических сферах коллегу...- думал я позже, стоя под струями горячей воды.

После бодрящего кипятка - и бездушное зеркало, и сумеречный я – подобрели немного.
Во всяком случае, зеркало исправило цвет моего лица. Из серого оно стало бледно-розовым. Хотя вот мешки под глазами зеркало решило не трогать.
Да и бог с ними, думал я. На работу движемся, а не на гулянку.

Зеркало исправилось, и я, в свою очередь, выкинул из головы и Париж, и картонные жареные каштаны, а также эзотерическую девушку Нинон.
И – голый и влажный, - зашлепал на кухню готовить кофе.

***
- Середина недели, - говорит Нинон, после того, как я пересказываю ей свой сон. - И ничего не сбывается. Так что, можешь не переживать – Париж тебе не грозит. Спи спокойно, дорогой товарищ. И ни в чем себе не отказывай. Вообще, такие сны для холостяков не редкость – когда им ночью заняться нечем. Скажи, а при этом – эрекция наблюдалась? Или ты – уже окончательный импотент? Безнадежный…

- Конечно, наблюдалась, Нинон, - говорю я. - Я, конечно,не безнадежный. Еще не совсем.
- Значит, не переживай. У тебя еще все спереди.
- Я не переживаю, мне Париж совсем не нравится. Не тянет меня туда что-то. Даже с эрекцией - не тянет, и все тут.
***
- А ты там разве бывал? – спрашивает Нина.
- Нет, не бывал. Но знаю, что французы – самые прижимистые люди на свете.
- Кто тебе сказал эту глупость? Мой дедушка, например, был очень щедрым человеком. Такие украшения дарил бабушке – пока она была его любовницей… Он по ювелирной части работал, и замечательные вещицы ей таскал... – говорит Нинон мечтательно. - Хотя бабушка и сама не бедная была…
- А когда она стала его женой? Из дома таскать начал? Для другой бабушки?
- Фу, какой ты… Об этом она не рассказывала…, - надувается Нинон. - Вечно ты со своими подколами. Что ты вообще о французах знаешь?
- Конечно, ничего, Нинон. Но если хотя бы часть их похожа на тебя – они шикарные ребята.
- Я разве похожа на мужика?

Я действительно не был знаком с французами.
А вот с француженками – был, хотя об этом Нинон знать совершенно не обязательно..
С одной студенткой из Сорбонны, Мари-Анетт.
Приехавшей к нам некогда по обмену - на практику.

***
Мари-Анетт была худощавой девицей с небольшой и твердой грудью.
По тогдашней моде она косила под Джоан Шинкус из популярного в то время сентиментального боевика «Искатели приключений» с Аленом Делоном в главной роли, носила длинные, хорошо мытые, крашенные перьями светлые волосы.
А свои длинные ноги, почему-то, старалась не демонстрировать, и не вылезала из джинсов. Хотя ноги у нее были вполне приличными – гладкими, ровными, длинными и не худыми.
Может быть, дело было не в ногах... Просто тугими джинсами ей хотелось подчеркнуть свою упругую попку очаровательной формы?

Впрочем, я в ту пору еще не разбирался в таких тонкостях дамской анатомии.
Мал я еще был для таких гурманских открытий, зелен.
Просто красиво – и эрекция наблюдается…
Моментальная.

У Мари был большой, вечно улыбающийся рот, и крупные передние зубы с очаровательной щелочкой счастливого человека между ними - как у зайчика.
А длинный французский нос с горбинкой, и забавные веснушки делали ее лицо абсолютно незабываемым.

Так ведь вот, кто снился сегодня, именно Мари-Анетт…, - думаю я. И как же я мог забыть ее имя?

***
В ходе одной, весьма бурной студенческой вечеринки, когда мы с ней забились в раздевалку, и я, расстегнув ее мужскую рубашку почти до пояса, и не обнаружив лифчика, радостно принялся с места в карьер ласкать ее грудь, у меня в голове сидел, помнится, образ двух теннисных мячиков с твердыми, но нежными, торчащими хвостиками.

В каждом из нас плескалось, и бурлило по несколько рюмок газированной ледяной водки из морозилки.
И, может быть, поэтому, целовалась Мари-Анетт совершенно умопомрачительно.
«Же тэм!», - шептала Мари-Анетт.
«Яа-яа, яволь», - отвечал я так же - хриплым, распаленным шепотом, - и пытался расстегнуть ее джинсики. Которые расстегиваться никак не хотели, потому что предусмотрительно были застегнуты - кроме пуговицы – и еще на какие-то хитрые, невидимые мне крючки.

Интересно, дойдем ли мы до французских поцелуев, - думал я. – Или не дойдем? – путаясь дрожащими от нетерпения пальцами в ее застежках.

***
Эти поцелуи среди мокрых, пахнущих псиной пальто, ее компактная теннисная грудь, плоский живот с легко очерченным прессом завсегдатая тренажерного зала, помнится, едва не заставили меня кончить.
Тоже – не расстегивая джинсов, которые я едва не порвал изнутри. Собственной эрекцией, как выражается Нинон.

Не знаю, кто был тот умный изобретатель, что зарядил сифон водкой, и положил его в морозилку, но честь ему и хвала. Вещь получилась омерзительная… зато бьющая просто наповал.
Одного сифона хватило на целую компанию из пяти человек – две три крохотных рюмки, и человек переходил в состояние эйфории. И долго из него не выходил.
Что еще нужно было нам – бедным студентам?
Дешево, и сердито!

***
…Потом мы пользовались с Мари-Анетт любой, подвернувшейся нам возможностью. Эх, какими же мы были счастливыми дураками! Набрасывались друг на друга, как две молодые, изголода
Еврейская подружка грубо сношается с парнем после восхитительного горлового минета - секс порно видео
Массажист выебал клиентку
Снимает на мобилу как подружка скачет на его члене