Всё лучшее, что в нас осталось

Октябрь притащил в город первые серьёзные похолодания. Прежде зелёные парковые аллеи растеряли всю былую привлекательность и утонули в океане гниющей опавшей листвы. Вечерний сквер стал безлюдным, а истории о незнакомцах перестали всплывать в сообщениях общедомового чата.

В конце месяца я был вынужден на две недели уехать в командировку в другой город. Сейчас уже сложно сказать, как всё сложилось бы, останься я дома, но, вероятно, именно мой отъезд, в конце концов, положил начало цепочке событий, что привела меня к этому моменту.

Вернувшись, я застал Дашу, прежде пребывавшую в тоске и апатии, в возбуждённом и взволнованном состоянии. Супруга была рассеяна, взгляд её нервно бегал, словно шаря по углам комнат, а иногда она странно улыбалась, задумавшись о чём-то своём. Я обратил внимание на то, что комната Олеси оказалась прибрана. Игрушки Даша расставила по своим местам, а постель дочери застелила свежим бельём. Будто наша девочка никогда и не умирала. Будто всего через пару минут она вернётся из школы, а затем будет с энтузиазмом рассказывать нам о том, как прошёл её день и заливисто смеяться над смешными рожицами, которые я корчил, стоило Даше на секунду отвернуться.

На мои вопросы жена отвечала уклончиво, обещая поделиться одной своей тайной с наступлением вечера, а её отдававшие невротизмом эмоции заставляли меня тревожиться. Не стоило оставлять Дашу в одиночестве на целых две недели, учитывая то, как тяжело она переносила утрату. Когда на город опустился сумрак, она молча прошлась по квартире, погасив свет во всех комнатах и оставив гореть лишь заранее зажжённую свечку на кухне. Тихо, словно боясь распугать замершие на стенах тени, моя жена села за стол напротив меня, сложила на его краю исхудавшие бледные руки и посмотрела на меня.

– Я должна тебе кое в чём признаться, – сказала она, и в её глазах отразился жёлтый огонёк свечи. – Я прошу тебя выслушать меня от начала и до конца.

– Я здесь именно ради этого, – ответил я, и Даша вздохнула, собираясь с мыслями. Я замечаю, что ногти на её руках обкусаны.

– Когда ты уехал, меня не оставляли мысли о письме того человека. Я не могла спать, не могла думать ни о чём другом, потому что даже самая крошечная вероятность снова встретиться с Олесей казалась мне чем-то, ради чего стоит жить дальше. И тогда я подумала о том, что всё, произошедшее тут после её смерти, было не зря. Чужаки, появляющиеся в сквере, твои вылазки и то сообщение от анонима – всё это никакое не совпадение, понимаешь?

– Что ты сделала? – выдохнул я, догадываясь, каким будет ответ.

– Я стала гулять в парке по вечерам, – произнёс Дашин голос, и пламя свечи качнулось. – Сразу после твоего отъезда. Почти каждый вечер я была там одна. Идеальные условия для чистоты эксперимента, правда ведь? У меня получилось. С первой же попытки.

– Ты говорила с Чужаками?

– Да, – Даша нервно захихикала, прикрывая рот рукой, но в глазах её заблестели слёзы. – Я верила тебе, когда ты рассказывал о них раньше, но слышать и встретить их самой – совершенно разные вещи. Сначала я даже испугалась. Это было так странно, – она убрала руку от лица, и сделала попытку взять свои эмоции под контроль.

– Прошу тебя, скажи, что ты не наделала глупостей, и не пригласила их в дом.

– Нет, – взгляд Даши поплыл куда-то в сторону за моё плечо. – То есть… Погоди, я ещё не закончила. Она уже здесь. Я это чувствую. Скоро ты и сам убедишься, но сначала я расскажу.

По моей спине пробежал холодок, и я инстинктивно обернулся, но увидел лишь знакомые очертания кухонного гарнитура.

– Я хочу сказать тебе, что нашла её, – голос супруги задрожал. – Страшнее всего было потерять надежду, но четыре дня тому назад, когда я в последний раз выходила в сквер вечером, я встретила там её.

– Нет, – я покачал головой. – Нет, ты не могла…

– Она была там. Позвала меня в темноте, и я узнала её голос, – на щеках Даши ручейки слёз расчертили свои едва заметные русла.

– Это была не она.

– Тебя не было там! – бледные руки дёрнулись, венчающие их тонкие пальцы сжались в кулаки. – Я носила её под своим сердцем! Кормила, растила, купала и расчёсывала ей волосы целых семь лет! Я бы никогда не спутала свою дочь с кем-то чужим!

– Что ты сделала? – снова повторил я свой вопрос.

– Я вернула её домой.

Даша наклонилась и задула свечу. Бледный рассеянный свет, в котором мы всё это время прятались от давящей темноты, погас, заставляя меня ослепнуть ровно до тех пор, пока зрение не начнёт приспосабливаться, вычленяя из черноты силуэт супруги и окружающих нас объектов. Её рука коснулась моей.

– Скажи, что веришь мне, – в её шёпоте читалась мольба.

– Верю. – Я не мог отвернуться от неё в столь важный для неё момент, не мог сказать обратное, и снова оставить одну. – Я верю тебе, но мы должны быть осторожнее.

– Тшш!

Даша прислонила указательный палец к губам, прерывая меня, поднялась со своего места и потянула за собой. Не издавая больше ни звука, я последовал за ней по затянутым мглой кишкам коридора, прислушиваясь к каждому шороху и вглядываясь в неприступный мрак. Но, как бы я не старался заметить хоть какой-нибудь признак присутствия постороннего в квартире, не нашлось ничего, что стоило бы внимания. Мы прошли в комнату Олеси, но и здесь царила тишина. В неподвижной темноте я ощутил нарастающее отчаяние Даши.

– Она здесь. Была здесь, – тихо, как-будто всё ещё боясь кого-то спугнуть, произнесла супруга, но её слова прозвучали как оправдание.

– Я верю.

– Нет, не веришь! – Она сжала мою руку сильнее. – Ты думаешь, что я спятила, всё придумала! Но это не правда! Она приходила каждую ночь, пока тебя не было. Она просто ещё не готова. Потому что ты сам не готов с ней увидеться!

Я потянул Дашу к себе, и она заколотила своими маленькими кулаками по моей груди, но, когда я прижал её к себе, то ощутил, как задрожало её тело. Её злость испарилась, уступая место боли и слезам, хлынувшим из глаз. В ту ночь я не смог уговорить её уйти в нашу спальню. Даша наотрез отказалась покидать комнату Олеси и уснула, свернувшись калачиком, на маленькой кровати нашей покойной дочери.

Уходя, я краем глаза уловил движение в зеркале. Сработали инстинкты, и я сконцентрировал внимание на едва различимом отражении. На секунду мне показалось, что на кровати прямо над спящей Дашей замерла размытая тёмная фигура. Резко обернувшись, я потерял силуэт из виду. Темнота шелохнулась и часть её, похожая на чернильное пятно, переместилась куда-то в угол комнаты. Рука сама нашарила выключатель. Раздался щелчок и под потолком загорелась лампочка, обжигая глаза ярким светом. Даша не проснулась. В том самом углу, куда, как мне привиделось, метнулся фантом, одиноко стояла коробка с игрушками. Никого, кроме нас с супругой, в комнате, разумеется, не было.

Я провёл ладонью по лицу, прогоняя наваждение прочь, и списал всё на усталость. Но гасить свет в квартире той ночью не стал, оставив горящим ночник на тумбочке возле кровати и лампу в комнате Олеси. Я проворочался без сна до трёх часов, а затем что-то заставило меня достать ноутбук и написать пользователю с ником darkwalker. Моё сообщение было коротким и содержало один единственный вопрос: «Если кто-то из чужаков всё же был приглашён в квартиру, то как понять, что он уже внутри?»

∗ ∗ ∗

На этот раз ждать ответа от моего таинственного собеседника пришлось недолго. Следующим утром на моей электронной почте уже висело уведомление о новом сообщении. Я принял решение прочесть его позже.

Даша избегала разговоров о случившемся прошлой ночью, была неразговорчива, а, позавтракав, сразу же села писать новую картину. Я не стал доставать её расспросами и настойчивыми попытками поговорить. Нам обоим нужно было время.

Во время обеденного перерыва я всё же открыл сообщение от незнакомца с форума. Как и в прошлый раз, darkwalker был довольно словоохотлив. «Я искренне надеюсь на то, что в Вашем вопросе кроется лишь личный интерес, а не реальная необходимость, ведь, как я уже говорил, ни в коем случае нельзя приглашать Чужаков в свой дом», – писал он. – «Как бы то ни было, не вижу никакой причины, не поделиться с Вами имеющейся у меня информацией. Существует масса рабочих способов выявить присутствие потусторонних сил в квартире. Большинство из них сложны и требуют строгого порядка определённых действий, другие недопустимы без участия опытного медиума, а третьи – не всегда способны дать достоверный результат. Однако на практике находят применение и более универсальные методики. Их суть сводится к использованию особых артефактов, служащих своего рода высокоточным детектором. Объекты эти довольно редкие и найти их не всегда просто. Особо любопытные и ценные экземпляры мне порой удавалось отыскать на теневом рынке, но в большинстве случаев торговцы подсовывают искусные подделки. Впрочем, есть артефакты, находящиеся в относительно свободном доступе. Если Вы проедете по адресу Республики 55, то найдёте офисное здание. С правой его стороны есть вход на цокольный этаж, где размещено несколько салонов самых разных услуг от фотографа до юридической помощи. Там же Вы отыщете салон под названием «Метеор», специализирующийся на оцифровке информации с магнитных носителей. Старик, что работает там, является по совместительству и его совладельцем. Помимо основной деятельности, он предоставляет и иные услуги для особой группы клиентов – подпольные и не совсем законные. У старика имеется огромная коллекция видеокассет, содержащих снафф-видео, записи массовых казней и редкое винтажное порно. Одной из её жемчужин является фильм под названием «Самоубийство Иоханны Вебер». Старик и сам не догадывается об истинной ценности этой кассеты. К сожалению, продавать свои сокровища он наотрез отказывается, но за определённую плату готов предложить качественные копии, которые могут быть оцифрованы или переписаны на другую кассету. Нас интересует исключительно второй вариант, так как свои свойства запись проявляет лишь на носителе с магнитной плёнкой. Цена, которую затребует старик, не велика. Использовать шантаж, как средство давления, я бы не рекомендовал, так как у владельца есть влиятельные знакомые, прикрывающие ему спину и «крышующие» этот нелегальный бизнес. Я бы и сам с удовольствием помог Вам, отправив копию имеющейся у меня записи, но по причинам, которым я до сих пор не могу дать объяснения, эффективность показывает лишь фильм, переписанный с оригинальной кассеты. Что же касается его содержания, то эта видеозапись была сделана в 1993 году тридцатилетней немецкой домохозяйкой. Йоханна Вебер страдала постродовой депрессией, вследствие которой она убила двоих своих детей, мужа, а после покончила с собой, записав предсмертное видео-послание. Феномен Йоханны Вебер был открыт лишь спустя три года, когда кассета случайно перекочевала в руки профессору парапсихологии и коллекционеру жутких артефактов Густаву Коху. Исходя из сохранённых записей его дневника, на тридцать третьей минуте видеозаписи, когда несчастная фрау Вебер уже болтается в петле, на фоне можно услышать пение. Но вся мякотка в том, что фокус работает лишь в местах, обозначенных присутствием сверхъестественных сил и зонах с высокой паранормальной активностью. Будто существует некая скрытая от нас частота, которую человеческий слух способен воспринять лишь тогда, когда что-то повышает её значение. В 2001 году Густав Кох умер, а его коллекция артефактов была разграблена и разошлась по всему миру. Каким образом вышеупомянутый фильм оказался именно здесь, в руках старика, торгующего запрещённым контентом, история умалчивает. Но факт в том, что кассета существует и запись на ней будто лакмусовая бумажка, реагирующая на присутствие потусторонних сил, в чём мне довелось убедиться лично. Надеюсь, я смог сполна удовлетворить Ваш интерес. Если у Вас появятся новые вопросы, я всегда рад ответить. Искренне Ваш, darkwalker».

Переписав адрес салона «Метеор», я повторно перечитал сообщение с инструкцией и удалил его. Найти видеомагнитофон оказалось не сложно: один из моих коллег совсем недавно упоминал о сохранившемся у него стареньком «Панасонике», ныне пылившемся на полке среди прочего барахла. Придумав какую-то сочинённую на ходу байку, я убедил знакомого одолжить мне устройство на пару дней. К вечеру магнитофон был у меня. Пообещав щедрому приятелю в знак благодарности угостить его при первой возможности пивом, я помчался в центр, чтобы успеть попасть в пресловутый салон оцифровки до его закрытия.

∗ ∗ ∗

Darkwalker не солгал. По адресу Республики 55 действительно стояло серое и невзрачное офисное здание, на цокольном этаже которого разросся настоящий лабиринт из коридоров. Больше половины помещений в них пустовало, но некоторые были заняты арендаторами. «Метеор» я нашёл достаточно быстро. Похоже, что с посетителями в этот день было туго, потому что старик, сидевший внутри маленького, как коробка, салона, тут же подскочил с места, всем своим видом выражая радость от того, что на его пороге появился потенциальный клиент.

Одетый в клетчатую фланелевую рубашку и болотного цвета жилетку, сгорбленный и бледный, он казался ветхим предметом интерьера, давным-давно сросшимся со своей тесной обителью, заставленной коробками и аппаратурой.

– Вечер добрый, молодой человек. Чем могу быть полезен? – дружелюбно и скрипуче пропел он, поправляя роговые очки с толстыми, как две лупы, линзами.

Я замер на пороге, оглядывая его и раздумывая над тем, не стоит ли мне прямо сейчас отказаться от этой затеи и отправиться домой. Если мой виртуальный собеседник был прав, то этот с виду добрый и приветливый старик держал под прилавком кассеты с записями кошмарных и отвратительных вещей, с помощью которых регулярно утолял интерес и запросы не менее омерзительных личностей. Но если человек, скрывающийся под ником darkwalker, солгал или ошибся, то я рисковал выставить себя настоящим идиотом.

Немного помявшись, я всё же выдавил из себя ответ:

– Я ищу один очень редкий фильм. Он называется «Самоубийство Йоханны Вебер». Один анонимный источник подсказал мне, что я могу найти его в вашем салоне.

Старик изменился в лице. Уголки его губ потянулись книзу, он поморщил лоб.

– И кто же этот ваш источник?

Я пожал плечами.

– Он не представился. Должно быть, кто-то из ваших постоянных клиентов. Мы списались с ним на одном анонимном форуме в интернете.

– В интернете, – повторил за мной старик. – А реплики интересующего вас фильма в этом вашем интернете, стало быть, нет?

– Думаю, если знать, где искать, то найти можно всё, что угодно. Но в сети порой сложно отличить подлинник от подделки. Я не хочу пялиться на бездушный цифровой клон или, хуже того, мистификацию. Меня интересует качественная копия на магнитном носителе, переписанная с оригинала. И я готов заплатить за неё.

– Так вы ценитель, – протянул хозяин салона, и в его тоне отразилась заинтересованность. Потирая подбородок, он окинул меня пристальным изучающим взглядом из-под стёкол очков, а затем подался вперёд и произнёс тихо, вкрадчиво, почти заговорщически:

– Так это уже совсем другой разговор, молодой человек.

∗ ∗ ∗

Копия «Самоубийства Йоханны Вебер» обошлась мне в три с половиной тысячи рублей. Такова была цена за ответы на вопросы, которых я так жаждал. Я покидал «Метеор» с чувством, будто только что совершил ужасное преступление, но, вернувшись домой, немного успокоился, а контрастный душ быстро привёл меня в чувства.

Даша всё так же не шла на контакт. Спать она отправилась раньше обычного и, как только солнце скрылось за крышами домов, заперлась в комнате дочери, погасив перед этим свет во всех комнатах и попросив меня не включать его без надобности. Пытаться вывести её на разговор я вновь не решился. Эта идея казалась мне бесполезной и заранее обречённой на провал, настолько отрешённой выглядела супруга.

Переждав ещё минут тридцать, я покинул квартиру, спустился в подземный паркинг и забрал с заднего сидения автомобиля бережно упакованный видеомагнитофон и приобретённую в «Метеоре» VHS-кассету. Вернувшись домой и убедившись в том, что супруга спит, я извлёк из коробки устройство, шнуры и переходники. На подключение ушла пара минут. Покончив с этим, я отправил в голодную пасть проигрывателя чёрный прямоугольник кассеты, которую тот тут же с жадностью проглотил.

Едва на экране появилось изображение, сопровождаемое бегущими вдоль кадра полосами, я запустил перемотку. Смотреть на то, как Иоханна Вебер лишает себя жизни перед объективом камеры, не было абсолютно никакого желания. Мой взгляд замер на таймере, выжидая, пока цифры на нём отсчитают тридцать три минуты хронометража. Как только это произошло, мой палец потянулся к кнопке воспроизведения. Последовал щелчок и фильм продолжился.

В кадре показалась перевёрнутая табуретка и нижняя часть тела болтающейся в петле женщины. Из-под её длинной тёмно-серой юбки выглядывали бледные босые ноги. Иоханна Вебер была мертва, но её труп всё ещё покачивался, удерживаемый верёвкой под потолком. И всё это происходило в абсолютной и угнетающей тишине. Я взял в руки пульт, чтобы повысить уровень громкости, но результат остался неизменным. Было слышно лишь едва уловимое шипение и редкие звуки падающих капель.

Я прождал ещё пару минут, а затем запись оборвалась. Терзающее изнутри сомнение заставило меня отмотать плёнку назад. На этот раз я запустил фильм с тридцать второй минуты, боясь, что мог просто упустить нужный момент, однако это не помогло. Когда я выключил телевизор, то не мог вслушаться в чувства, что теперь наполняли сердце. Я надеялся ощутить облегчение, когда запись подтвердит отсутствие в квартире какой-либо потусторонней сущности, но вместо него отчего-то испытал глубокое разочарование.

Моей маленькой Олеси здесь не было. Она ушла от нас навсегда. Открыв галерею на телефоне, я снова увидел её счастливое личико на фотографиях – розовое, смеющееся, живое. Глядя на него мне вдруг захотелось растоптать и уничтожить всё то хорошее, что осталось в моей жизни после её ухода. Потому что во всём этом больше нет никакого смысла.

∗ ∗ ∗

Я проснулся в три часа ночи. На белом полотне потолка замерли кривые уродливые тени. Первая мысль, что ворвалась в мою голову – я ведь выключал свет во всех комнатах. Какого чёрта?

Приподнявшись на локтях, я обратил внимание на приоткрытую дверь спальни, прямо за которой располагалась гостиная. Холодное и пульсирующее сияние сочилось именно оттуда. Может Даше не спится?

Я заставил своё тело покинуть тёплую постель. Ноги нырнули в тапочки. Рядом с дверью, глядя прямо в узкую полоску щели, сидел кот. Я позвал его, но тот не шелохнулся, и мне пришлось отпихнуть его ногой, чтобы пройти. Испуганное животное тут же нырнуло под кровать.

Гостиная пустовала, но телевизор оказался включен. На экране был белый шум, и помещение обволакивал тихий монотонный звук, словно кто-то пересыпал песок. Я двинулся к дивану в надежде найти пульт, по пути вспоминая, мог ли случайно оставить ящик включённым, и вдруг поскользнулся. Паркет украсили маленькие влажные следы, тянущиеся цепочкой через всю комнату, как будто по нему прошлись босыми и мокрыми ногами. Они петляли, переплетались и отыскать их конец было сложно.

– Да-аш, – тихонько позвал я супругу.

Экран телевизора на секунду погас, а затем на нём появилась знакомая картинка: перевёрнутая табуретка и бледные босые стопы, торчащие из-под тёмно-серой юбки. Я заметил зеленеющие в полумраке цифры на таймере.

00:33:01

00:33:02

00:33:03

Шипение сменилось тихим пением:

La Le Lu

Nur der Mann im Mond schaut zu,

wenn die kleinen Babys schlafen,

d'rum schlaf' auch du.

Голос был нежным, высоким и невероятно тоскливым. Он снова и снова напевал строки детской колыбельной:

Dann kommt auch der Sandmann,

leis' tritt er ins Haus,

sucht aus seinen Träumen

für Dich den schönsten aus.

Я сделал шаг назад, наткнулся на диван и осел на него, больше не чувствуя своих ног. Комнату окутал холод и я заметил как граница тьмы, чернилами льющейся отовсюду, сместилась и подступила ближе. Что-то щёлкнуло и экран телевизора погас. На этот раз насовсем. Оборвалась песнь мёртвой немки, и я впился пальцами в плоть дивана, боясь даже пошевелиться.

Шлёп!

Что-то шагнуло в мою сторону.

Что-то, прятавшееся за телевизором всё это время.

Шлёп!

Я был не один в этой комнате.

Оно заманило меня сюда с одной единственной целью: показать, что оно действительно здесь. Разве не этого я хотел?

Я вспомнил о том, что где-то рядом в полуметре от меня стоял торшер. Мне нужно было только дотянуться и включить его. В отчаянии я совершил рывок влево, вцепился в шнур, скользнул по нему ладонью, пока не добрался до заветной кнопки на выключателе и надавил на неё. Кнопка поддалась, но спасительный свет не загорелся.

Шлёп-шлёп!

Зрение адаптировалось, и из монолитной черноты проступили угловатые каркасы мебели, очертания предметов интерьера, маленький перекошенный силуэт, двигающийся как персонаж плохой анимации – крошечными рывками, лишёнными плавности, присущей живым объектам. И каждый его шаг сопровождался противным влажным шлепком.

У Чужака было лицо. Что-то подсказывало мне, что это так, но я не решился на него смотреть, потому что страх узнать его казался сильнее всего на свете.

Шлёп-шлёп-шлёп!

Фигура сделала три быстрых шага, значительно сократив расстояние между нами, и застыла совсем рядом – так близко, что я ощутил запах тины и гнили, увидел маленькое грязное платье. Мне был знаком каждый рисунок на его ткани. С двух длинных косичек падали капли. В последний раз я заплетал их сам.

– Папа, – позвала меня тёмная фигура.

Голос был полон хрипов и когда связки в её горле пришли в движение, то из дыры в шее полилась мутная вода. Ноги у неё раздувшиеся, ногти пожелтели. Я помню, как её доставали из воды. На поиски ушло пятнадцать дней. Тогда мне понадобилось время, чтобы заставить себя признать: это изувеченное долгим пребыванием на дне реки тело принадлежит моей принцессе.

– Папа, – повторило существо, стоявшее в метре от меня, и тогда я всё же решился посмотреть.

Её лицо было синим, ставшая скользкой и похожей на резину кожа облепила маленький череп. Глазные яблоки отсутствовали, потому что их съели рыбы. Правая щека, испещрённая сквозными отверстиями, напоминала ажурную ткань. Утопленница была чудовищна и одновременно прекрасна. На этот раз признать в ней свою Олесю мне удалось гораздо быстрее.

Где-то позади меня скрипнула дверь детской. Даша на цыпочках вошла в комнату. Она улыбалась, а по моему лицу катились обжигающе горячие слёзы. Я больше не чувствовал страха.

∗ ∗ ∗

На дворе февраль и парк погребён под снегом. На окнах соседских домов всё ещё висят новогодние гирлянды. Люди не любят снимать их так рано не потому что им лень. В их душах слишком сильна вера в то, что сорвав эти цветные огоньки с покрытых морозными узорами окон, они разрушат тепло и волшебство давно отгремевшего праздника. И тогда все их светлые надежды вдруг обратятся в спутанные клубки проводов, повисшие в руках.

В нашей квартире темно и каждый раз, прежде чем задёрнуть шторы, я какое-то время наблюдаю за переплетениями сотен этих огоньков. Мы почти никогда не включаем свет, и каждый день проживаем в жадном ожидании захода солнца. Так, словно наша с Дарьей жизнь теперь начинается только после заката, когда к нам приходит она.

Вместе с тем, после каждого визита Олеси, я чувствую, будто пустоты во мне стало чуточку больше. Когда она рядом всё кажется правильным и осмысленным, но уходя, Олеся всегда забирает что-то с собой. Мы теряем наши воспоминания одно за другим. Олеся разбирает нас по частям, но если так нужно для того, чтобы получить возможность увидеться с ней снова, то мы будет отдавать их и сами.

Поначалу я даже сопротивлялся. По утрам, испытывая ощущение подавленности, понимал, что происходит нечто неправильное, пытался поговорить об этом с Дашей. Но, кажется, умышленное саморазрушение уже давно стало для неё осознанным выбором. Последним написанным ею полотном, стал закрашенный чёрным холст. Со временем смирился и я.

Ко мне снова и снова приходят письма от человека с ником darkwalker. Я не отвечаю на них уже больше двух месяцев. Он предлагал свою помощь много раз, уверял, что всё ещё можно исправить, пытался убедить, что мне необходимо пытаться противостоять внушению сущности, обитающей в квартире. По его собственным словам, под личиной призрака моей дочери, могло скрываться и нечто иное. Нечто опасное, хищное и паразитирующее. В конце декабря мой виртуальный друг написал, что может приехать лично, если я приглашу его к себе. Тогда я попросил его больше не писать мне. Я искренне благодарен ему за заботу, но больше не нуждаюсь ни в чьей помощи.

Если ты всё ещё читаешь эти строки, мой дорогой и незримый друг, то знай: мне осталось совсем немного. Я чувствую, как вместе с приятными воспоминаниями утекает не только желание жить, но и силы. Неделей ранее я взял неоплачиваемый отпуск. Само существование в последнее время стало для меня неподъёмным бременем. Лишь визиты Олеси способны отгонять это чувство. Но едва она исчезает, как оно нападает с ещё большей яростью. Олеся говорит, что нам не нужно бояться. Говорит: когда всё закончится, она заберёт нас с собой туда, где мы снова будем вместе. И знаешь что? Мне хочется ей верить.

Светлых фрагментов прошлого, за которые мы с женой умудрялись цепляться недолгое время после гибели нашей малышки, остаётся всё меньше. Но если Олеся скажет, что так нужно, мы без вопросов отдадим ей всё лучшее, что ещё в нас осталось.