Вся нечисть

Ранним утром Макса разбудил Саныч – наскоро позавтракав, выдвинулись к лесу искать совпадения с существующей нечистью. Воспоминания о ночном происшествии почти стёрлись, и Макс уже не различал, было ли это сном, или он действительно видел кого-то посреди ночи.

А может, померещилось?

– Всю нечисть, – методично говорил Саныч, обмазывая кору деревьев какой-то смесью и хмыкая, смотря на реакцию. – Можно определить по тем или иным признакам. Вся нечисть ведёт себя по-разному, но в целом, у каждой есть свои повадки, поведение. Следы, в конце-концов. Например, сейчас проверяем Егеря-отца – будь это он, деревья в округе были бы помолодевшими. Ему главное что? Правильно, природу сохранить всеми силами. А может из местных кто взял, да срубил старое дерево – вот и обрушил на себя гнев. Но нет, на него не похоже, – всматривался он, трогая руками один из тополей.

– А откуда… Откуда все эти повадки известны? – спросил Макс, попутно осматривая своё дерево. – Опыт?

– И опыт. Ну да, опыт по большей части, – бросил Саныч. – Бюро же вообще со времён НКВД работает. Некоторой нечисти по несколько сотен лет. Вот и тогда ездили такие, как мы, избавлялись методом тыка. Всё в архивах лежит, прячут всю документацию на секретных объектах. Потом, вроде, КГБшники этим начали заниматься. Ну и по сей день, то под тем, то под тем грифом “секретно” ходим. Ладно, пошли отсюда. Тут ничего, походу. Нужно к местным пойти, поспрашивать, особенно насчёт Никитишны.

Весь день провели за разговорами – обращались и к продавщице местного сельпо, и к старику, сидящему на лавочке на одной из улиц, и к молодой женщине, развешивающей бельё во дворе. Все как один заверяли, что пропаж раньше не было, в числе пропавших – древняя Никитишна и молодой парень из города, который переехал недавно, но мог просто уехать одним днём.

– Что-то тут неладно… – рассуждал Саныч, почёсывая подбородок. – Ладно парень, но чтоб старуха исчезла просто так? Она ж еле двигалась небось. Пошли их дома посмотрим.

Дома, на удивление, находились рядом – с краю деревни, одинокими монолитами покорно ожидали возвращения своих хозяев. Саныч излазил оба двора, но так и не нашёл ничего интересного.

Солнце уже затухало, теряясь за кромкой леса. Пора было возвращаться.

– Гадство, – размышлял Саныч по пути до дома. – Второй день торчим, и никаких зацепок. Ни ответа, ни привета.

Макс же жутко устал за день – хотелось поужинать и провалиться в крепкий сон, ни о чём не думая и не переживая.

Так и получилось – поужинали быстро, несмотря на то, что Саныч в этот раз разговорился с хозяином дома, выслушав множество рассказов о том, как живёт Роговино, и почему этот край самый красивый чуть ли не во всей России. Макс с трудом слушал их разговор, пытаясь понять смысл диалога, но как только они пошли спать и голова Макса коснулась подушки, он отключился.

Проснулся он посреди ночи. Вновь нестерпимо хотелось пить. Полежал немного, в надежде что получится уснуть вновь – но организм настойчиво требовал воды. Выходя из комнаты, Макс бросил взгляд на кровать Саныча – та пустовала.

Набрав воды, Макс по привычке взглянул в окно – и заметил Саныча, стоящего поодаль от дома и курящего сигарету. Тот не увидел его, стоя в полоборота, и, судя по всему, курил уже не первую. Макс допил и уже собирался идти спать, как вдруг заметил деталь, которая мгновенно сбила все остатки дрёмы, заставив его оцепенеть.

Саныч курил сигарету с другой стороны.

Тёмно-оранжевый, посреди бледного цвета луны ставший бурым, фильтр, едва тлел на конце сигареты. Будто почувствовав, что Макс спалил его за столь глупым занятием, Саныч повернулся к окну.

И улыбнулся.

Саныч никогда не улыбался так широко. Зрачки Саныча никогда не были настолько чёрными. И Саныч точно никогда не двигался, вывернув ноги в разные стороны так, будто бы позабыл, как ходить.

– Саныч… – протянул Макс, не в силах пошевелиться, наблюдая за тем, как что-то, имитирующее Саныча, медленно подходило к окну с той стороны.

– Тихо, – раздался позади знакомый голос. – Я сзади. Вот он, говнюк. Не оборачивайся только.

– Я не…

– Оконник. Чуть опаснее по степени, чем назревающий, но ничего. А то я думал, почему никаких следов активности. Эта тварь появляется под окнами посреди ночи, имитируя знакомых людей. Но при этом специально что-то делает не так – как если бы ты увидел, как мужик идёт по снегу, не оставляя за собой борозды. А как только чувствует, что жертва осознала, что она – не человек, начинает преследовать её. Сейчас главное не отворачиваться. Если отвернёшься, потеряешь с ней контакт, когда она тебя выбрала – убьёт. Стой ровно, не бойся.

– Ч-что делать? – Макс паниковал. Оконник тем временем подошёл вплотную к стеклу и продолжал улыбаться – рот растянулся от виска до виска, обнажая Максу зёв, полный каких-то мерцающих игл.

– Сейчас слушай внимательно. Он по большей части имитатор. Если ты вступил с ним в контакт, то единственный способ ликвидировать его – ликвидировать себя.

– В-в каком смысле? У-убить?

– Да. Вытяни в сторону правую руку.

Макс послушался – и протянул её в неизвестность, не отрывая взгляда от существа по ту сторону окна. Ладонь захолодило, а затем он почувствовал, что держит в руках что-то увесистое. Поднеся руку к лицу, он увидел, что держит в руках пистолет.

– С-саныч, я не…

– Тихо. Смотри, – рука Оконника по ту сторону расщепилась, раскрывшись как бутон, перемоталась мясными узлами – а затем в ней тоже появился ТТ, такой же, какой был у Макса в руках. – Он повторяет. Проблема для него лишь в том, что пистолет заряжен, но у тебя не взведён курок. У него – взведён.

Макс попытался рассмотреть, пока вдруг не понял, что по щекам одна за другой катятся слёзы. Оконник по ту сторону тоже начал плакать – капли, стекающие по его раскрытому в улыбке лицу, оставляли тёмные борозды.

– Не ссы. Сейчас ты подносишь пистолет к виску и стреляешь. Доверься мне. Только не зажмуривайся, понятно? Иначе убьёшь и себя, и меня – во второй раз он будет копировать всё до идеала, и больше так не получится.

– Я… Я не могу, – прошептал Макс, наблюдая как Оконник, продолжая излучать свет из раззявленной пасти, внимательно наблюдает за его движениями. – Мне страшно… Мне…

– Сейчас или никогда, Максим, – голос Саныча сзади был неумолим. – Поверь, всё будет в порядке. Просто подведи к виску – и жми на спусковой крючок. Понятно?

– П-понятно.

Макс вдохнул поглубже, дрожащей рукой приставил пистолет к голове.

– Давай!

И, глядя на копию Саныча в окне, выстрелил.

Пистолет в его руке щёлкнул.

С улицы грохнуло, а затем раздалось завывание, переходящее в шипение – тварь упала на землю, пропав из видимости.

– Не зря огнестрел брали, – хлопнул его по плечу Саныч и побежал наружу.

Землеград был то ли маленьким городком, то ли вовсе посёлком городского типа. Неприметные серые улочки, сейчас занесённые снегом, старые одноэтажные бараки, смурные люди, спешащие по своим делам – городок словно всем своим видом показывал, что новоприбывшим тут не рады, в надежде выдавить непрошенных гостей массивными стенами как выскочивший прыщ.

На выданные бюро деньги сняли скромно обставленную двушку в одном из бараков – из щелей поддувало, окна не мыли уже давно, старая мебель угрожающе шаталась и скрипела, но для недолгого выезда вполне хватит.

В Землеград их отправили в начале декабря – ничего толком не объяснили, сказали лишь об “увеличенной активности”. Дело было плёвым – изучи местность, выяви, что это за активность, да передай данные в бюро.

– Сонные они тут все, – протянул Саныч, доставая очередную сигарету и бросая косые взгляды на прохожих, пока они с Максом шли по улицам, осматривая городок до наступления темноты. – Как мухи.

– Или как зомби, – добавил Макс. – Что ищем-то?

– Всё, что выделяется. Надо в местную администрацию зайти, побеседуем с их главой. Пресс-карты есть, за журов сойдём. Дальше уже выявим, что да как. Пошли, – и, отбросив бычок в сторону, зашагал к главной улице.

Глава администрации Землеграда, сухой мужчина с желтоватым цветом кожи, представившийся Евгением Анатольевичем, встретил их неприветливо. Ёрзал на месте, смотря в стену белесыми невзрачными глазами, монотонно бубнил будто заготовленные ответы.

– Хорошо живём. Всё у нас хорошо. Работа есть, скотобойня пашет. Нечего тут снимать. Всё как у всех, – будто выдувал он пузыри из-под толщи воды, настолько глухой и невзрачной была его речь. – Людей можете поспрашивать – все в Землеграде рады. Скоро праздник, готовимся постепенно. Ничего интересного для вас нет. А теперь простите, работать надо.

В квартиру возвращались со смешанными чувствами – стоило бы походить ещё, поискать зацепки, но бетонные пятиэтажки уже давно заслонили собой солнце, спустив на город темень и метель.

– Да схерали они все такие неприветливые? – размышлял Саныч с сигаретой в зубах, обходя сугробы. – Что к прохожему подойдёшь – потупит и дальше двинет, что этот… Обычно когда журы в провинцию приезжают, им чуть ли не экскурсию устраивают, а тут словно выгонят на днях. Ты идёшь? – за разговором подошли к подъезду.

– Я… Я тут пока постою. Подышу немного, – ответил Макс. Саныч бросил что-то в стиле “ну дыши” и зашёл в дом.

Макс же остался на улице совсем не ради свежего воздуха. Посреди тёмного двора на качелях качался ребёнок. Вспоминая случай с Оконником, Макс постарался заметить в его поведении что-то странное – но нет, судя по всему, это был просто десятилетний мальчик, зачем-то играющий во дворе поздним вечером. Немного замешкавшись, Макс решил подойти.

– Привет, – бросил ему, когда подошёл к качели. Тот сразу остановился и с недоверием начал осматривать незнакомца. – Максим, – Макс протянул ему руку. Мальчик посмотрел на неё пару мгновений, но всё-таки пожал.

– Егор.

– Приятно познакомиться, Егор. А ты чего в такое время тут один?

– А я домой не хочу. Мама с папой со мной не разговаривают.

– В смысле?

– Ну вот так. Раньше всё хорошо было, папа меня на машине даже катал, а потом раз – и всё! Они какие-то тихие стали, мама почти не говорит со мной, даже уроки со мной не делает. Хотя раньше за двойки ругала, а сейчас не ругает даже.

– Может, они поссорились?

– Мама с папой никогда не ссорятся. Они теперь просто сидят по вечерам и молчат. И мама готовить стала невкусно, а денег на чипсы у меня нет.

– А учительнице ты об этом говорил? Или бабушке? Есть у тебя бабушка?

– А они все такие. И Ларисванна, и бабуля, и у Гоши, друга моего, тоже. Осенью всё нормально было, а потом стали молчать. А вы кто? Я вас тут не видел раньше.

– Я журналист, с коллегой приехали, репортаж про вас снимать. У вас есть что в городе интересного?

– Не, скукота. Может, поэтому и замолчали все, – Егор призадумался. – Вообще пацаны говорили, что у нас на заводе, который этот, скато…

– Скотобойня?

– Во! На ней коровы болеть стали. Ну не на ней конкретно, у нас там ещё коровник рядом. И там короче молоко будто красным стало а ещё коровёнок странный родился! И что врачей с района ждали, но те так и не приехали. Но пацаны у меня часто врут – Костя говорил, что ему в жевачке наклейка с голой тётей попалась, прикиньте? А ещё что ГТА про наш город вышла. Только ни то ни другое не показал. Врун, короче.

– Точно врун, – улыбнулся Макс. – Слушай, давай я тебя домой провожу? А то холодно уже становится, замёрзнешь тут. А завтра ещё с тобой поговорим, я вот в этом доме живу, – обернулся он и показал на строение.

– Давай! – Егор спрыгнул с качелей и подошёл к нему. – Я, кстати, в соседнем. Тогда я дома лучше в компик поиграю, я сталкера недопрошёл.

Жил Егор на втором этаже серой пятиэтажки, ближайшей к их бараку. Дверь открыла полноватая женщина. Макс было начал объяснять, где познакомился с Егором и кто он такой, но та просто пропустила сына в квартиру, посмотрела на него – даже сквозь него – абсолютно незаинтересованным взглядом, и закрыла дверь.

– Нагулялся? – встретил его дома Саныч за кухонным столом. Перед ним были разложены кнопочные телефоны, которые обычно использовались для связи с бюро. – Прикинь, тут такая глухомань, что связь не ловит совершенно. Вот, ковыряюсь, может что починю.

– Слушай, Саныч. Я тут с пацаном мелким познакомился, Егором звать. Говорит, тут все взрослые недавно будто отрешёнными стали – еле двигаются, ни на что не реагируют. Ещё что-то про коровник сказал, мол у них он на скотобойне есть, и там какая-то хрень произошла по слухам. Может, завтра наведаемся?

– А давай, – согласился Саныч, поджигая очередную сигарету. – Адрес этого коровника есть? А то чую, местный городовой нас пошлёт на три буквы.

– Вот тут не узнал.

– Ну тогда завтра снова встречаемся с пацаном – когда он там со школы, после обеда наверное возвращается? И пусть нас ведёт. Глядишь, найдём в чём причина.

На том и порешили.

Утром продолжили разбираться со связью – но всё зря, ни мобильники, ни специально взятая на крайний случай рация не ловили радиоволны.

– Бюро, ответьте, – говорил Саныч в приёмник. – Отряд зачистителей двенадцать, приём. Как слышно?

Слышно было никак.

О Егоре вспомнили уже ближе к вечеру – сгущались сумерки за окном, на городом мушками вновь роилась метель. Макс выбежал на улицу – мальчик нашёлся на том же месте, что и вчера.

– Привет! – поздоровался с ним, подойдя поближе. Егор сначала присмотрелся, а затем расплылся в улыбке.

– Привет, дядь Максим.

– Слушай, Егор. А ты можешь меня и друга моего провести к этому вашему коровнику? Больно хочется оттуда сюжет снять?

Мальчик призадумался, но уже через мгновение хитро прищурился и протянул руку.

– Тогда с вас три пачки чипсов. И кола ещё. По рукам?

– Замётано, – пожал Макс руку.

Скотобойня находилась на окраине города. Пурга уже разбушевалась, нещадно заметая дороги, автомобили, дома – на расстоянии пяти метров почти ничего не было видно. Егора, казалось, совсем не смущали погодные условия – он вёл их между улиц, петляя по знакомым переулкам и сверяясь со знакомыми только ему домами.

– Как мама? – громко спросил Макс, кутаясь в капюшон от всепроникающего ветра. – Стало лучше?

– Не! – бодро ответил Егор, продолжая идти вперёд. – Ни она, ни папа так и не говорят нормально. Они же станут нормальными? – внезапно обернулся он к Максу и посмотрел на него как-то серьёзно. – Я скучаю. Раньше я думал, что мама пилит, и у себя закрывался в компик играть, но сейчас – лучше бы пилила. Сталкер надоел уже.

– Всё нормально будет, – успокоил Макс. Взглянул на Саныча – тот незаметно кивнул. – Бывает такое, что родители обижаются. Наобижаются и перестанут.

– Ну ладно тогда, – повеселел Егор. – А то одному грустно. И скучно. Даже со Сталкером.

За разговорами дошли до массивного цеха, что возвышался громадиной над остальным городом. Егор уже было повёл к главным воротам, как вдруг остановился.

– Что такое? – спросил Макс, а затем вгляделся вперёд. Там, на фоне разбушевавшейся метели, отчётливо проглядывались силуэты.

Люди. Толпа людей безмолвно стояла перед ними, не двигаясь с места, но и не давая пройти вперёд. Макс попытался рассмотреть лица – все они были какими-то отрешёнными, бледными, будто промёрзшими на морозе.

– Что за херня? – выругался Саныч, но никто не удостоил его ответом.

А затем во вьюгу проник другой звук.

Сначала Максу показалось, что это воет ветер – но звук становился всё громче, пока наконец не перерос в отчётливое мычание.

Толпа расступилась, и из неё вышло оно.

Ростом под три метра, существо, издали напоминающее человека, но с коровьей головой, покоящейся на плечах. Именно оно издавало протяжное мычание, при этом не открывая рта. Существо секунду постояло на месте – а затем подняло свою длинную руку и указало на них пальцем.

Толпа дёрнулась, зашевелилась, и единой волной начала наступать.

– Гадство! Бежим! – Саныч одёрнул Макса, завороженного уродливым великолепием твари. Та, казалось, смотрела своими чёрными бусинками прямо в его душу, продолжая мычать.

Макс очнулся – схватил на руки уже хныкающего Егора, и они побежали назад. В темноту улиц, лабиринты переулков, перекрестия дорог. Туда, где их не найдёт безумная толпа под предводительством чего-то жуткого.

– Стоять! Налево! – крик Саныча раздался вновь. Макс вгляделся – новая толпа наступала уже спереди, стараясь взять в кольцо, окружить. Они махом перемахнули через покосившийся штакетник одного из частных домов и побежали по сугробам. Хозяин дома, очкастый пенсионер, вышел за ними прямо в майке-алкоголичке, невзирая на холод. В руке у того Макс успел заметить кухонный нож.

Егор рыдал у Макса в руках, подвывая, пока они с Санычем бежали по участкам. Снег забился в ботинки, Макс взмок; подумалось, что ещё немного, и он упадёт, не в силах встать.

– Сюда! – крикнул Саныч, стоя рядом с каким-то сараем. Толпа отстала – появилась возможность спрятаться. Макс из последних сил ввалился в постройку, и Саныч закрыл за ними дверь.

Первую минуту тяжело дышали, стараясь успокоиться. Егор тихо всхлипывал.

– Это…

– Коровомор. Ублюдки! Мрази! – Саныч внезапно разозлился, ударил кулаком по деревянной балке. – Летальная степень! Какого хрена они нас сюда заслали? Мы нихера сделать с ним не можем! Ни! Хе! Ра!

– К-коровомор? Летальная степень?

– Да, – Саныч немного успокоился. Сел на охапку сена, снял с головы шапку. – Очень редкая нечисть. Появляется в местах сельскохозяйственных угодий. Сначала коровы себя начинают плохо чувствовать – блюют, мясо гниёт, молоко с кровью появляется. А затем у одной из них рождается эта тварь. Причём растёт максимально быстро, буквально по дням. Небось вчера ещё с метр ростом бегала.

– А люди…

– Он как инфекция. Передаётся на контактирующих. Словно бешенство. Коровье, если удобно, – Саныч зло усмехнулся. – У тех разум затуманивается, они продолжают выполнять механические действия, но едины разумом и подчиняются ему. Он, видимо, говнюк, почуял что мы идём по его душу, и решил нас устранить. А мы ещё думали, чё люди такие вялые – ага, млять. Они ж тут половиной города небось на этой скотобойне трудятся, ещё с половиной и контачат. Вот и похерило всех.

– А почему… Почему мы тогда не заразились? Или вон, Егор? – Макс показал на совсем притихшего мальчика. Тот стоял в стороне и внимательно слушал их разговор, боясь пошевелиться.

– Детей эта хрень не бациллизирует. Не спрашивай, почему – не знаю. А мы тут всего пару дней, банально не успели подцепить эту хрень. Так или иначе, если он пустит свою заразу дальше, у нас полстраны будут поклоняться культу коровьей башки и резать неугодных. А потом сдохнут в один день от истощения. Твою мать! – Саныч ударил рукой об пол, и тут же осёкся.

С улицы послышалось мычание и хруст снега под десятками подошв.

– Его… Не победить? – Макс тяжело сглотнул.

– Тем, что у нас есть – нет, – отрезал Саныч. – Нам либо выбираться, либо…

Раздался хруст. Сарай заходил ходуном. Отовсюду начали раздаваться удары – казалось, ещё немного, и толпа сложит строение пополам, как карточный домик.

– Твою мать! – Саныч встал с земли, начал обеспокоенно ходить по помещению. Бросил взгляд на вновь начавшего плакать Егора – и тут же серьёзно взглянул на Макса. – Вспомнил.

– Ч-что? – от его взгляда Максу стало не по себе.

– Чистое дитя. Непорочное, испившее только молоко матери. Как единая непорочная жертва ради отсрочки мора.

– Ты не…

– Это наш единственный шанс. Мы не изгоним его полностью, скорее всего он вернётся, когда изопьёт все соки, но… Тогда мы уже будем готовы. Ему просто нужна чистая непорочная жертва, причём выданная спокой…

Договорить Саныч не успел – в лицо ему прилетел кулак.

– Ты совсем охренел?! – Макс заорал, по лицу его струились слёзы. – Это ребёнок, Саныч! Ребёнок!

– Я знаю, – припав на одно колено, ответил тот. – Но либо он, либо все мы. Либо весь город, район, а может быть и область.

– Д-дядь Максим? – Егор уставился на Макса полными слёз глазами. – О чём он? Вы же не станете…

Раздался треск дерева – и одна из дверных досок выломалась, обнажив безэмоциональные лица людей, что голыми руками отрывали куски от сарая. Там, среди них, возвышалась фигура, ожидающая, пока путь будет открыт.

– Муууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу…

– Дядь Максим, я не понимаю… – Егор зарыдал. Толпа уже пролезала в образовавшуюся щель, расширяя её.

– Муууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу…

– Решай, Макс, – подал блеклый голос Саныч сзади. Сарай трясся.

– Муууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу…

– Дядь Максим…

– Муууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу…

– Хватит! Забирай его!

Мычание мгновенно стихло. Остановилась толпа, замерев в тех же позах, но уже не пытаясь проникнуть к ним. Секунда – и люди начали исчезать из щели, втягиваясь наружу.

Макс подошёл к Егору, взял того, в ужасе молчащего, за руку – и открыл дверь.

Коровомор стоял прямо перед ними – молча оценивал их свысока, будто примеряя, стоит ли доверять. Затем изломистыми движениями нагнулся, протянул вперёд кривую руку.

Макс, не смотря Егору в лицо, взял того за плечи – и подтолкнул к существу.

На миг показалось, что ничего не изменилось – но Макс тут же увидел, как Егор беззвучно срастается с телом Коровомора, утопая в том, будто свалился в чан с молоком. Вот исчезла одна рука, затем погрузилась часть лица, закатились глаза – и спустя пару мгновений тот исчез полностью, растворившись в теле твари без остатка.

Коровомор выпрямился, засверлил Макса чёрным, как ночь, взглядом своих мертвецких глаз-бусин – и молча кивнул.

Тут же налетел очередной порыв ветра, застлав снегом всё вокруг. Россыпь хлестала по лицу, залезая в глаза, нос, и уши. А когда порыв ветра стих, Макс увидел, что ни толпы, ни твари больше нет.

Он упал на колени и беззвучно зарыдал.

На станции “Мощенск” стояли сорок минут. Саныч чуть ли не силой вытащил Макса на перрон – “проветримся”.

– Пошли, бабок поищем. Жрать охота, может пирожки какие будут, – и зашагал вдоль поезда. Макс, пересилив желание войти обратно, попёрся следом. – Слушай… Я понимаю, что тяжело. Но это нужно было сделать. Пацан, считай, спас целый город, а может и больше. Не бери на себя.

С Землеграда возвращались на поезде – местные будто и не заметили ничего странного, словно лишась памяти на короткий срок. Перед отъездом Макс увидел объявление “Пропал ребёнок” с фотографией Егора – в груди тогда защемило так, словно проткнули рогами.

Он так и не решился зайти к его родителям.

А даже если и зашёл бы – что сказал?

– Иногда мы вынуждены идти на такие жертвы. Работа такая, – флегматично вещал Саныч, куря сигарету и высматривая торгашек. – Да и кто он тебе, если разо…

– Заткнись.

Саныч обернулся – Макс стоял, сжав кулаки до белых костяшек, и смотрел на него исподлобья.

– Он ребёнок, Саныч. Играл в комп, гонял с друзьями, боялся одиночества. Как и многие другие дети. Но заслужил он того, что случилось? Заслужил быть проглоченным этой тварью? Заслужил? Скажи мне? А?

Макс взял Саныча за грудки и выкрикивал ему слова прямо в лицо. Плевать, уволят или что похуже – он не посмеет обесценивать жертву Егора ради него. Ради них.

– Успокойся, – отступил Саныч назад. – Я всё понимаю. Прости. Я не хотел быть резок.

Макс отступил, выдохнул. Саныч достал из пачки ещё одну сигарету и протянул ему.

– На, легче станет, – поджёг. Макс затянулся неумело, закашлялся. – Думаю, ты готов.

– К чему?

– К правде, – Саныч закурил новую уже для себя. – Бюро не изучает нечисть.

– В смысле?

– Ты думаешь, откуда я вспомнил про то, что пацанёнка можно принести в жертву? Архивы? Ага, млять, – затянулся, выдохнул. – Бюро – бывшая лаборатория. Все, кого мы устраняем – объекты, разбежавшиеся по территории страны. И мы…

Макс ударил резко, с силой. Саныч упал на бетон, закашлялся, сигарета укатилась в сторону.

– Да ты охре…

– То есть мы! Вы! Виноваты в его смерти! Мы сейчас просто исправляем ошибки каких-то идиотов, из-за которых мрут дети! И ты говоришь мне это так спокойно?! Знал бы с самого начала, никогда бы к вам не пошёл! Лучше б убили нахер! Сука! Сука! – Макс орал, кричал во всё горло, с надрывом.

– Ты с самого начала должен был, – тихо проговорил Саныч, вставая. – Твой отец…

– Что? – Макс застыл, взглянул на него с яростью. – Что мой отец…

– Тоже изучал нечисть. Был штатным сотрудником. Ставили опыты. И его отец, я уверен, тоже. Нечисть разрабатывалась для защиты – если бы америкосы пришли к нам с бомбами, мы бы ответили таким психотропным оружием, что им бы и не снилось. Но видишь, как вышло. И не думай, что ты один такой в белом пальто! Мы все повязаны в этом по уш…

– Саныч, – тихо прервал его Макс на полуслове, показывая за спину. Саныч развернулся – и оцепенел.

Их пассажирский поезд расщеплялся на части. Буквально исчезал в свете солнечных лучей, редея посреди воздуха.

– Какого…

И тут Макс услышал. Услышал звук, преследовавший его в ночных кошмарах. Услышал то, что надеялся не услышать больше никогда.

Ооооооооооооооооооооооооооооооооооооооммммммммммммммммммммммммм.

Поезд тем временем исчез полностью, растворился в бледном нарастающем свете декабрьского солнца. Свет теперь пробивался везде – из прорех между плотным строем деревьев, из окон крошечного станционного вокзала.

И с конца перрона.

– Это он, – на выдохе сказал Макс, наблюдая как многорукая чёрная многорукая фигура, на которую было тяжело смотреть без рези в глазах, ломано двигается по направлению к ним, а снег вокруг неё испаряется с шипением. – Марев.

Он оцепенел, не в силах сдвинуться с места. Вот он, конец.

Саныч достал из внутреннего кармана куртки какую-то книженцию, вытащил рацию, взглянул на неё, выругался, и откинул в сторону. Затем схватил Макса за плечи.

– Слушай сюда. Сейчас ты спрыгиваешь с перрона и бежишь по направлению, куда мы ехали, понятно? Доберись до бюро – на попутках, ещё как-нибудь, мне плевать. Сообщи, что нечисти стало слишком много, и что эта тварь вернулась.

– А-а т-ты? – Макс дрожал всем телом, с трудом различая силуэт напарника в резком свете, заполонившем всё вокруг.

– А я его задержу, – Саныч усмехнулся, посмотрел на него серьёзно. – Давай, вперёд. Щас испытаем на нём языческий молитвослов, запоёт как миленький. Пошёл!

И столкнул его вниз.

Макс упал, резко поднялся, взглянул ещё раз на Саныча – тот кивнул с грустной полуулыбкой.

И побежал.

– Да не троне меня Даждьбоже, да услышит зов и молитву мою. Да осветится путь мой, да будет всегда…

За спиной раздался крик – раздирающий, безумный. Слёзы скатывались по щекам Макса, развевались по ветру, терялись на змеях рельс. Крик продолжался долго, протяжно.

А Макс продолжал бежать.