Вследствие травмы мозга у пациента амнезия и он не знает кто его жена

⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Вследствие травмы мозга у пациента амнезия и он не знает кто его жена




Новости




Новинки




Интервью




Лечение за рубежом




Для здоровья




Первая помощь




Если болит




Врачам




Видео




Фото









Неотложная помощь при острых нарушениях мозгового кровообращения

Диффузные аксональные повреждения головного мозга

Повреждения черепно-мозговых нервов

Краниофациальная травма. Переломы скуловой кости
Для восстановления психической деятельности прогностически неблагоприятны практически все последствия и осложнения ЧМТ. Восстановление это либо приостанавливается на уровне, достигну­том к моменту проявления конкретного послед­ствия или осложнения, либо больной возвращает­ся назад — на уже пройденную им стадию.
Является одним из последствий ЧМТ, резко ухуд­шающих прогноз восстановления психической де­ятельности. Данные изучения 35 больных (28 муж­чин и 7 женщин) в возрасте от 3 до 64 лет (в среднем 30 лет) свидетельствуют: гидроцефалия чаше развивается после тяжелой ЧМТ (33 больных), ред­ко — после средне-тяжелой ЧМТ (2 больных). Гид­роцефалия реже бывает окклюзионной (7 паци­ентов), чаще — открытой (28 больных). Примерно в половине случаев (у 17 больных) развивается в течение первых 6 месяцев после ЧМТ и осталь­ных — после 6 месяцев (у 18). Она: а) препятству­ет уже начавшемуся восстановлению психической деятельности на стадиях вегетативного состояния, акинетического мутизма, амнестической спутан­ности, грубого мнестико-интеллектуального де­фекта, б) усугубляет их, определяет возможность появления новых нарушений психической деятель­ности.
Всем больным осуществлена операция с исполь­зованием шунтирующих систем. Ее эффект лучше у больных с гидроцефалией, развившейся в первые 6 месяцев после ЧМТ, хотя здесь был выше про­цент перенесших длительную кому: 64,7 % против 38,9 % (среди больных с гидроцефалией, проявив­шейся позже 6 месяцев после ЧМТ). В первые же дни после операции больные, находившиеся в ве­гетативном состоянии, оживлялись в мимике, их взгляд становился более осмысленным, проявля­лись эмоциональные реакции, понимание обращен­ной речи и собственная речевая деятельность. Та­кое разительное улучшение психического состоя­ния было характерно для больных с окклюзион­ной гидроцефалией. В 68,6 % наблюдений шунти­рующие операции способствуют заметному (чаще) или разительному (реже) сдвигу приостановивше­гося из-за гидроцефалии восстановления психики. Наименьший эффект операций отмечен при гид­роцефалии, развившейся по истечении полугода после ЧМТ. Здесь вообще трудно или совсем недо­стижимо более или менее полное восстановления психики.
Прогностическую благоприятность своевремен­ной шунтирующей операции при окклюзионной гидроцефалии, развивающейся в течение первых недель после ЧМТ, иллюстрируют следующие на­блюдения.
Б-й С-Б, 56 лет, правша, заместитель начальника управле­ния связи ИТАР ТАСС (и/б 2795/93). Женат. Имеет дочь и сына. По характеру вспыльчивый, малообщительный, но с высоким чувством ответственности. 21/9-93 ушел на работу. Как обычно, вечером позвонил жене и сообщил, что выезжает домой. Не вернулся. Был найден в 50 метрах от дома. Сотрудниками ско­рой помощи доставлен в 1 городскую больницу, где при по­ступлении был «возбужден, некритичен»; дыхание самостоя­тельное, адекватное, гемодинамика стабильна. Поставлен диаг­ноз: тяжелая ЧМТ, перелом основания черепа, ушиб мозга, субарахноидальное кровоизлияние. Стационирован в реанима­ционное отделение. 24/9 переведен в 33-ю городскую больницу, где был двигательно беспокоен, дезориентирован. Отмечены ме-нингсальный синдром, сглаженность левой носогубной склад­ки. Становился все более вялым, адинамичным. После КТ-ис-следования 9/11-93 г. переведен в институт нейрохирургии с диагнозом: закрытая ЧМТ, тяжелый ушиб мозга преимуществен­но лобных долей и полюсных отделов теменной доли слева, субарахноидальнос кровоизлияние, посттравматическая окклюзионная гидроцефалия.
В институте: сонлив, лежит с закрытыми глазами, с трудом удается активизировать. Но, едва ответив на вопрос, закрывает глаза. Сам ни о чем не спрашивает. Дезориентирован: не знает, где он находится, кто его окружает.
Острота зрения — 0,3; диски зрительных нервов светло-ро­зовы, границы нечетки, явного отека дисков нет, но сетчатка пастозна, вены умеренно полнокровны. Спонтанный множе­ственный нистагм, гиперрефлексия калорического нистагма.
2/XI — вентрикулоперитонеальное шунтирование слева.
На следующий день после операции: лежит в постели с от­крытыми глазами. На приветствие врача подает левую руку (в правой — капельница). Во время беседы выплевывает куски непережеванной пиши на кровать, на себя. На первые вопросы отвечает сразу вслед за заданным вопросом, но быстро истоща­ется. Правильно называет себя, год своего рождения, имена жены и детей. На вопрос, где находится, говорит: «в Крондштатс». Беседующего с ним врача принимает за «друга Прсзидснтова Игоря Николаевича». О своей специальности сказал: «электрик» (был им давно). Адрес места жительства называет не настоя­щий, а тот, что был 21 год тому назад. Текущий год определяет как 1986 (вместо 1993), путает время дня: в 14 часов говорит, что идет вечер. На вопрос, чем занимался вчера вечером, гово­рит, что «ездил к сестре, жене, был 10 минут в Москве». Не запоминает имени и отчества врача. Беспомощности своей не замечает, собственное состояние оценивает «на четверку». Го­ворит, что у него «хорошая память».
На следующее утро рассказывал будто он ездил «в коман­дировку» на Новую Землю: «летели на самолете — я и борода­тый мужчина, вдвоем. В самолете были стюардессы... мы пили пиво... там я укреплял здоровье, катался на лыжах. Послали меня туда врачи с целью подлечиться. Поездка длилась 10 дней». Этот рассказ больной повторял. В первые дни с подробностями, в последующем — с меньшими деталями и уже стали появляться у больного сомнения, было ли все это.
11/XI произведена ревизия вентрикулоперитонеального шунта. Через 4 дня после операции: точно называет себя, место работы, род своей деятельности (сказал, что он — инженер). Знает, что находится в «больнице», с помощью врача правиль­но воспроизвел название института. Нет никаких воспомина­ний о случившемся, пребывании в 1 и 33-й больницах. Легкий благодушный фон настроения прерывается слезами, когда го­ворит, что в ТАССе он работает «почти 30 лет». Появилось смут­ное чувство болезни: «я вроде болен или здоров».
Через 8 дней после операции: правильно называет себя, год, месяц, число. Врача как будто узнает, но неточно идентифици­рует: «Не знаю, из какой вы больницы». На вопрос о том, чем он занимался утром, говорит: «гулял по улице, покупал подар­ки к Новому году». Неточно определяет время пребывания в институте (вместо 10 дней называет 5). Считает себя здоровым, свою память — «хорошей».
Через 18 дней после операции остается благодушным. Быс­трее отвечает на вопросы. Приветливо встречает врача. Но не может сказать, когда его видел последний раз.
Через 34 дня после операции осмотрен в поликлинике ин­ститута, пришел в сопровождении жены. По ее словам, боль­ной дома может приготовить себе пищу, активно общается с сотрудниками. Если они ему звонят по телефону, больной сразу узнает их по голосам, правильно называет и обсуждает с ними ситуацию на работе. Со слов жены, остаются несколько замед­ленными движения больного. Во время осмотра больной вни­мательно слушает врача. Охотно отвечает на вопросы; рассказы­вая о своем состоянии, подчеркивает исчезновение головных болей. Активно интересуется собственной перспективой. При просьбе врача описать палату, где он лежал, точно воспроизво­дит размешение кроватей в палате. Помнит некоторых своих соседей. Не может воспроизвести обстоятельства травмы, а так­же время нахождения в первых двух больницах и первые дни пребывания в институте.
Окклюзионная гидроцефалия в этом наблюде­нии развилась в первые недели после тяжелой ЧМТ. Сопровождалась угнетением сознания до глубоко­го оглушения, сменившего собой двигательное воз­буждение, отмеченное сразу вслед за ЧМТ. После шунтируюшей операции на фоне общей активиза­ции больного проявляются близкое к онейроидному (сноподобному) состояние и корсаковский син­дром: фиксационная и ретроконградная амнезия, дезориентировка в месте и во времени, конфабуляции, благодушный фон настроения, анозогиозия. В конфабуляциях больного в первый день после операции отмечен своеобразный уход «в прошлое»: определяя по просьбе врача свою профессию, вме­сто настоящей называл ту работу, которую выпол­нял очень давно; адрес места жительства называл тот, что был 21 год тому назад.
Резкое улучшение состояния отмечено после ревизии шунта. Восстановились запоминание те­кущих событий и все виды ориентировки. Более дифференцированным стало эмоциональное со­стояние — благодушие прерывалось слезливостью. Все реже обнаруживались конфабуляции. Поведе­ние больного становилось более целенаправленным. Это выражалось в том, что больной начинал гово­рить о решении обычных для его профессиональ­ной деятельности вопросов.
Содержание другого состояния составляли яко­бы пережитые больным события («летал на Новую Землю»).
В послеоперационном восстановлении психичес­кой деятельности прогностически благоприятны­ми были: раннее проявление (в течение первых недель после травмы) и окклюзионный характер гидроцефалии, своевременное проведение шунти­руюшей операции. Благоприятность выразилась в быстром регрессе корсаковского синдрома. Уже на вторые сутки после операции больной почти вер­нулся в реальную жизнь, правильно воспроизво­дил ситуацию.
Б-я Л-ва, 24 лет, правша, дважды выходила замуж, 29/VIII-87 — автоавария, погибла 5-летняя дочь. Установлен диагноз: Сочетанная (с переломом 9-10 ребер справа) тяжелая ЧМТ, перелом свода и основания черепа, ушибы мозга, субарахноидальное кровоизлияние. Сразу потеряла сознание. Кома глубо­кая. Первое открывание глаз — на 3-й день в ответ на обраще­ние матери по имени. Фиксации взора нет. Плавающие движе­ния глазных яблок, сходящееся косоглазие. С 7-8-го дня после травмы — открывание глаз в ответ на болевые раздражения. В институт нейрохирургии поступила 10/Х-1987 в вегетативном статусе. И/б 2783/87.
Установлена окклюзионная гидроцефалия. 10/X-S7 — вентрикулоперитонеостомия справа.
Мать видела больную через день после первой операции. Отметила изменения в общем состоянии и поведении: «более осмысленным стало выражение лица». При переворачивании больная издавала звуки, напоминающие стон. Больная впервые фиксировала взор на матери, сообщившей о впечатлении: «долго меня будто осматривала». Поняла просьбу матери открыть-зак­рыть глаза.
При психиатрическом осмотре через 2 дня после операции: больная смотрит на врача. Создается впечатление, что у боль­ной усилилось сходящееся косоглазие. Быстро устает. Взгляд ста­новится неуправляемым. Повторяются серии орачьных гиперкинезов (скрежет зубов, облизывание), иногда — звуки, по­добные вздоху, всхлипыванию. Даже простые инструкции боль­шей частью оставляет без внимания.
Через 2 месяца после операции больная впервые улыбну­лась в ответ на рассказ матери о смешной прошлой ситуации. Улыбнулась, показав этим, что она помнит ту ситуацию, быв­шую 5-6 лет тому назад, и что у нее сохранилась эмоциональ­ная окраска той обстановки. Лежит на спине. Руки — на тулови­ще. Предоставленная самой себе (вне обращений, тормошения) безразлична, пассивна. Становится беспокойной, начинает по­ворачиваться в постели, когда испытывает позывы на мочеис­пускание или стул. Фиксация взора и слежение постоянны. Есть активные поиски взглядом своей матери, когда она произносит имя больной, находясь вне поля ее зрения. Больная понимает не только смысл, но и эмоциональную окраску некоторых из реплик. Далее — произнесение слов по настойчивой просьбе матери. Через 3 дня после первого эпизода — ответы больной становились более частыми, более распространенными. Стала говорить по собственной инициативе. Речь была дизартричной.
Через 59 дней после операции (122-й день после ЧМТ): на задаваемые вопросы реагирует быстро, отвечает односложно, иногда — не задумываясь. При расспросах, направленных на выяснение ориентировки, оказывается: знает свое имя; то, что у нее есть дочь; но воспроизводит ту прошлую жизнь, что была несколько лет назад. Догадывается, что находится в лечебном учреждении. Но не может сказать, где это учреждение, как оно называется. Знает, что идет конец 1987 г. (об этом больной по­стоянно напоминает мать) и что скоро наступит Новый год. Ошибается в определении числа и дня недели. Эмоционально однотонна: почти всегда благодушна. Часто улыбается. Сегодня утром при расспросах врача о самочувствии сказала: «прекрас­но», нет признаков встревоженности и озабоченности своим состоянием. Есть формальное признание, что она больна. Ока­зывается беспомощной при просьбе врача перечислить призна­ки своего нездоровья. Резко снижено запоминание текущих со­бытий. При расспросах врача о том, что было вчера вечером, говорит о событиях, случившихся очень давно.
13/1-3988 — ревизия вентрикулоперитонеалыюго шунта
При осмотре после ревизии вентрикулоперитонеального шунта (через 5 месяцев после ЧМТ): больная свободно и быст­ро отвечает на вопросы. Сохраняется благодушный фон настро­ения. Временами эйфорична. Сократился период ретроградной амнезии на несколько лет. Со слов матери, «вспомнила» о вто­ром браке: раньше второго мужа называла по имени первого. Лучше запоминает текущие события. Воспроизводит личную ситуацию. Знает, где находится. В воспроизведении даты есть ошибки.
Через 180 суток после ЧМТ: больная готовится к выписке. Оживлена, многословна. Все время говорит о предстоящей «по­ездке домой». На вопрос, как она представляет жизнь дома, го­ворит: «не знаю... не думала». Нечетка ориентировка во времени. Остается благодушной, недостаточно критичной, недооцени­вающей тяжесть своего состояния.
Через 10 месяцев после ЧМТ (контрольное поликлиничес­кое обследование). Со слов матери, с марта (через 4 месяца после ревизии шунтирующей системы) дома сидит самостоя­тельно, ходит с поддержкой. Периодически поперхивастся при еде. Пытается помочь матери по хозяйству, смотрит телепередачи, интересуется модой. При осмотре: сходящееся косоглазие за счет пареза VI нервов с обеих сторон, горизонтальный спон­танный нистагм, сглаженность левой носогубной складки, уме­ренно выраженная атаксия в левой руке, сухожильные рефлек­сы выше слева. Тонус мышц выше в левых конечностях. Нару­шения статики. Не может ходить самостоятельно. Острота зре­ния справа — 1,0 (с корр.), слева — 1,0. Ограничение взора вверх. Диски зрительных нервов розовые, границы четкие, вены умеренно полнокровны. Грубых выпадений поля зрения нет.
Психическое состояние: врача, ранее осматривавшего ее почти ежедневно, не узнала, хотя сказала: «наверное, здесь видела». Но узнала врача после того, как врач заговорила: «го­лос знакомый».
Аккуратно одета. Лицо осмысленное, на нем — постоянная улыбка. На все расспросы врача отзывается быстро, отвечает в плане вопроса. Говорит голосом с гнусавым оттенком. По соб­ственной инициативе о своем состоянии ничего не рассказыва­ет. Ни на что не жалуется. Приходится активно расспрашивать ее обо всем, следить за тем, чтобы больная оставалась в рамках вопросов о болезни. Она быстро отвлекается, говорит о посто­роннем. Когда врач просит перечислить признаки нездоровья, начинает говорить: «косоглазие у меня... глаза некрасивые... плохо хожу». По собственной инициативе не говорит о том, что не может воспроизвести случившееся за последние годы. Только в ответ на расспросы сообщает, что лишь в последние месяцы она способна запоминать происходящие события в их последо­вательности, может воспроизвести содержание предыдущего дня, «лучше стало со временем» (эту фразу сказала после того, как мать рассказала врачу, что до этого больная путала время событий). При расспросах выясняется, что больная не может воспроизвести случившееся в то время, когда она находилась в институге. Обо всем говорит с улыбкой. Благодушна. В ответах на расспросы неспособна удержать основную линию беседы. Бес­прерывно отвлекается.
В целом остается глубоко беспомощной: не может передви­гаться самостоятельно, есть элементы лицевой агнозии (про­явившейся во время осмотра, когда врача узнала только по го­лосу), анозогнозия, преобладание благодушного фона настро­ения, длительная ретро-конантероградная амнезия, слабость запоминания, снижение критики и переживания своего состо­яния.
Через год и 3 месяца после травмы повторное поликлини­ческое обследование. Больная — инвалид 1 группы. Со слов ма­тери, больная практически может делать все по дому (готовит обед, стирает). Занимается спортивной гимнастикой под руко­водством тренера. Получала массаж, принимала глюферал, па­паверин. В момент осмотра поведение больной упорядочено. Она охотно беседует. Речь свободна. Но остается благодушный фон настроения. Больная практически остается вне активной жиз­ни, но этим она не озабочена.
В этом наблюдении посттравматическая окклю­зионная гидроцефалия развилась в первый месяц после ЧМТ. Больная поступила в институт через 43 дня после ЧМТ в вегетативном статусе. В тот же день осуществлена вентрикулоперитонеостомия и через 95 дней после нее — ревизия шунта. Прогно­стически благоприятными оказались раннее раз­витие гидроцефалии, окклюзионный ее характер, а также своевременное (хотя и более позднее, чем в предыдущем наблюдении) осуществление вент-рикулоперитонеостомии и ревизии шунта. Боль­ная оставалась в вегетативном статусе до вентрикулоперитонеостомии. После нее и ревизии шунта больная прошла все стадии выхода в ясное созна­ние. Начала фиксировать взор, следить, появились понимание обращенной к больной речи и ее соб­ственная речевая активность. Далее расширились формы двигательного поведения, проявилась улыб­ка. В последующем дифференцировался синдром, близкий к корсаковскому: крайняя слабость запо­минания, ретроградная амнезия (забыт факт вто­рого замужества, настоящего мужа называла име­нем первого мужа), дезориентировка в месте и вре­мени, благодушный фон настроения, анозогнозия. Отмечено укорочение ретроградной амнезии. Дли­тельное время сохранялись благодушие, отсутствие переживаний своего болезненного состояния — выключения из активной социальной жизни.
Прогностически менее благоприятен открытый характер гидроцефалии, при которой меньше, чем у описанных выше больных, выражен эффект шун­тирующей операции. Эти особенности иллюстри­руются следующими наблюдениями.
Больной К-ов, сварщик, 45 лет, правша, в семье левшей нет. Часто «выпивал», возвращался с работы в алкогольном опь­янении. 8 лет назад оставил жену и дочь, жил со второй женой. Не проявлял интереса к первой семье, общался с ней крайне редко, не помогал. Последнее время был сварщиком по найму на непостоянной работе.
21.11-97 утром ушел на работу без документов, удостоверя­ющих личность. В этот день должен был встретиться с друзьями. Вечером домой не пришел. Из автобуса вышел на остановке рядом с заводом, где работает вторая жена. Обнаружен лежа­щим у ворот. Сотрудниками скорой помощи доставлен в 67 го­родскую клиническую больницу в состоянии алкогольного опь­янения и переохлаждения. На вопросы не отвечал и инструк­ций не выполнял. Из-за отсутствия документов первые дни на­ходился в больнице как «неизвестный». На второй или третий день начал «бормотать». Назвал себя, перечислял «какие-то цифры». Родственница другого больного, предположив, что эти цифры могут означать номер телефона, позвонила и «попала» в квартиру матери больного. До этого в течение 3 суток больного искали первая жена и дочь больного.
В отделении часто не понимал обращенной к нему речи. От­мечены правосторонние гемипарез, гемигипсстезия, более вы­раженные в ноге. Был неадекватным, некритичным. Но време­нами становился тревожным из-за того, что его не понимают.
Через 2 недели — усугубились рече
Едва муж выходит за дверь как она берет телефон и звонит молодому соседу
Домашнее Порно Видео Групповуха Жены В Отеле
Домашка С Тетей Анал