«Врачи говорили: однажды ты скажешь своей тошноте спасибо»
@psihoziumЕе история – одна из многих. Обычная семья, обычное детство. Проблемы между родителями – а у кого их нет? Но именно отсутствие примера здоровых отношений и выражения своих эмоций сделало Ладу созависимой, привело к депрессии, психосоматическим расстройствам и психиатрической клинике. Путь к осознанию проблемы оказался долгим и мучительным.
Говорят, корни любой психологической проблемы надо искать в детстве, в семье. И хотя мой случай – не исключение, долгое время я считала свою семью: маму, папу, нас с сестрой – вполне нормальной. «Традиционных» объектов зависимости, таких как алкоголь и наркотики, у родителей не было.
Да, мама – трудоголик (и, как сейчас бы сказали, шопоголик), нередко у нее бывали приступы гнева, она устраивала скандалы и даже драки (срывалась на нас с сестрой и на папе), постоянным был шантаж разводом. Но отец старался сглаживать углы, а я его защищала. Все мы пытались сохранить семью. Отец занимался моим воспитанием, мы понимали друг друга с полувзгляда. Мама много работала, отношения с ней были напряженными и нестабильными.
Это теперь я понимаю: маме было нелегко. Я родилась 2800 г при росте 49 см. Она с рождения не принимала меня, всеми силами пыталась привести меня к «нормальному» весу. Не получалось. Чувство вины, стыда, бессилия превращались в гнев, который прорывался, приобретая форму насилия.
В 14 лет я решила для себя, что никогда не буду такой, как она, не позволю себе обрушивать гнев на близких и значимых людей, ведь «злиться на любимых нельзя». Так я отказалась от спасительного чувства гнева.
Я шла не туда, и тело говорило мне об этом на своем языке, которого я тогда не понимала
В 21 я влюбилась. Он был моложе, но это нам не мешало – как и то, что он сразу признался в деликатном: проблемах с потенцией. Он просил о поддержке и помощи. Не страшно, убеждала я, нужно пойти к врачу, а если проблема не медицинская – к психологу. Забегая вперед, скажу, что к врачу мы отправились лишь 4 года спустя. 4 года ударов по моей женской самооценке, его избегания, моих и его слез, истерик, уходов, моего... гнева? Нет, это чувство я запретила себе в детстве. Он копился глубоко внутри до поры до времени. Я терпела, ждала, поддерживала, находила мыслимые и немыслимые оправдания его поведению.
Мы отправились к врачу. Анализы оказались хорошими, но следующий шаг – поход к психологу – был им снова отложен на неопределенный срок.
Мы часто говорим, что от неприятной новости, морального удара подкашиваются ноги. Нормальная физиологическая реакция. У меня начало болеть колено ни с того ни с сего. Стало больно подниматься по лестницам. Обратилась к врачам, те обследовали, развели руками, прописали мазь. На ней я прожила следующие 4 месяца. Теперь понимаю: я шла не туда, и тело говорило мне об этом – на своем языке, которого я тогда не понимала.
А потом пришло чувство голода, такого же неутолимого, какой неутолимой была моя потребность в любви
А потом пришло чувство голода, такого же неутолимого, как моя потребность в любви. При росте 168 см моим нормальным весом всегда были 47-48 кг, тут же за полгода я набрала еще 7. Кому-то покажется, что это пустяк, но мой организм едва справлялся с неожиданной нагрузкой. И тогда тело сказало «хватит». Однажды в середине дня прямо в центре города меня начало выворачивать наизнанку. Пришла она – тошнота. Постоянная, не проходящая. Я не могла есть. Прошел день, другой, состояние ухудшалось. Я таяла, не держалась на ногах.
Дальше – госпитализация, 21 день в гастроэнтерологии. Впрочем, диагноз «психосоматическое расстройство пищевого поведения, невротичная тошнота на фоне депрессии» мне поставили уже на второй день пребывания. Гнев, который я столько лет проглатывала, стал прорываться наружу. При выписке направили в клинику неврозов – есть я по-прежнему не могла. Еще 21 день в стационаре, на препаратах и капельницах, с регулярными сеансами группового гипноза без ощутимой пользы, скорее чтобы просто убить время.
Потом 2 месяца в психиатрической больнице у светила по пищевым расстройствам. 2 месяца экспериментов с антидепрессантами, ни один из которых не помогал, но превращал некогда жизнерадостную, общительную и любознательную меня в безразличное ко всему существо. Мои соседки по палате, девочки с анорексией и булимией, меня жалели.
Теперь я понимаю, что можно быть благодарной организму даже за этот, такой болезненный и сложный опыт
Полгода личного ада. Теперь я понимаю, что можно быть благодарной организму даже за этот, такой болезненный и сложный опыт. Врачи говорили: «Однажды ты скажешь своей тошноте спасибо». За то, что не осталась в токсичных отношениях и узнала, что можно жить лучше. Что, не прислушайся я к этим симптомам, следующим уровнем психосоматики могла стать онкология. Правда, в тот момент понять и принять это было сложно, даже невозможно.
Родители не находили себе места, поддерживали меня, но искренне не понимали, что со мной происходит. Не понимал и мой молодой человек, хотя исправно навещал в больницах. Потом меня выписали в никуда, без явных улучшений.
Сейчас понимаю: я очень хотела жить, цеплялась за любую возможность. Одна из таких возможностей подвернулась почти случайно: двоюродная сестра рассказала о том, что в похожей ситуации знакомой помог психолог, достала мне телефон. 9 месяцев личной терапии с когнитивным психотерапевтом, в ходе которой я наконец-то позволила себе «праведный» гнев, и моя неприятная, но такая верная спутница стала отступать. Наконец-то спустя 6 лет мучительные отношения завершились. Работая над собой, меняясь, я стала неудобной для своего молодого человека, и он ушел из моей жизни, наговорив напоследок много горьких слов.
В моей картине мира не сформировался пример адекватного ответа на агрессию в семье
Еще тогда мой терапевт впервые заговорила о созависимости, моей деструктивной семье, о том, что, будучи созависимой, я всегда бросаюсь «спасать» значимого для меня человека. Сначала, в детстве, папу – от мамы. Потом сестру – от нее же. Потом своего партнера – от проблемы, с которой он и не хотел бороться.
В моей картине мира не сформировался пример адекватного ответа на агрессию в семье, зато в поведении развились паттерны (схемы поведения) созависимости: низкая самооценка, отрицание своих чувств, уступчивость, склонность жертвовать собственными интересами, ценностями и целостностью, контроль.
Я слушала, кивала, но не могла еще принять этого. Не могла идентифицировать себя с созависимой личностью. Не могла принять неверность воспитанных во мне жизненных ценностей и стереотипов.
После этого я попала к гештальт-психотерапевту – год работы с ней, и тошнота ушла (как я тогда надеялась, навсегда). Не скажу, что было просто: были моменты полного бессилия, беспомощности. Казалось, я не двигаюсь вперед, «буксую». Но я очень хорошо помнила свое состояние до этих токсичных отношений и симптомов. Помнила, как прекрасна жизнь, когда ты можешь ею наслаждаться, и, как могла, боролась за то, чтобы вернуть это ощущение.
А потом я снова полюбила. Он был женат – одно это уже должно было меня насторожить – и глубоко «несчастен» в своем браке. Но от жены почему-то уходить не спешил. А я, конечно, «спасала» и его. У отношений не было будущего, но другой человек меня тогда привлечь и не мог – как, впрочем, и я его.
Он бросил меня по телефону, в мой день рождения. Положив трубку, поняла: она снова здесь, снова со мной. Тошнота, с которой я счастливо распрощалась несколько лет тому назад.
Той же ночью со мной случилась первая в жизни паническая атака. За ней последовала вторая.
Если бы у меня был выбор, я не пожелала бы для себя другого детства
Я вернулась в терапию, на сей раз понимая: помощь мне нужна не только с пищевой проблемой, но и с моей созависимостью. Параллельно по совету психотерапевта стала посещать группы анонимных созависимых. Это стало для меня ресурсом, который помог пережить не только болезненный разрыв с тем, кого я любила, но и скоропостижный уход отца, самого близкого и дорогого человека.
Одна из проблем созависимости – в том, что у нее множество лиц и проявлений, и только в группе есть возможность увидеть их разнообразие, перенять чужой опыт и поделиться своим вместе с болью, а еще тянуться за теми, кто на шаг ближе к «выздоровлению» (хотя, конечно, надо понимать, что созависимость – это на всю жизнь, и можно только научиться по возможности обходить острые углы и строить по-настоящему любящие, здоровые отношения, в том числе и с самим собой).
Говорят, корни любой психологической проблемы надо искать в детстве, в семье. А еще говорят, что семью не выбирают. И если бы у меня был выбор, я не пожелала бы для себя другого детства, другой истории. Мой жизненный путь и люди на этом пути привели меня к себе, сделали меня по-настоящему сильной и счастливой. Я занимаюсь любимым делом, путешествую, каждый день открываю для себя мир, меня окружают искренние интересные люди. Я снова чувствую, что живу.
Я «шла не туда», и тело говорило мне об этом – на своем языке, которого я тогда не понимала
Теперь я понимаю, что можно быть благодарной организму даже за этот, такой болезненный и сложный опыт
В моей картине мира не сформировался пример адекватного ответа на агрессию в семье
Понравилось? Ещё больше статей на нашем телеграм канале