Возвращение в матрицу
Ирина Глинкаглава II
Я стою посреди больничного дворика и смотрю, как выносят ребёнка, завёрнутого в клетчатое байковое одеяльце. Чужая женщина несёт на руках моего сына, до которого я не могу даже дотронуться.
Люди. Смотрят на меня так, что хочется завыть. Не верят.
Мама приходит с моим старшим сыном. "Мальчик мой, милый, родной, прости меня! Я не хотела".
Долго и молча обнимаю моего растерянного ребёнка..
Муж приходит всегда последним. Чтобы никто не видел, как мы плачем. Я вижу, как ему страшно. Я чувствую себя своим испуганным мужем. Я вместо него выхожу из больницы и одна еду в пустой дом.. Это я виновата в том, что моим любимым сейчас так больно.
"Господи, я схожу с ума? Где я? Куда мне идти?"
Я ухожу из больницы. "Швы? Какие швы?.. А, да.. Приду, когда скажете.. Болит? Нет, спасибо, ничего у меня больше не болит. До свидания.."
Я смотрю на Анвара Акмаловича, лучшего неонатолога.
- Цитомегаловирус, герпес, отсутствует кашлевой рефлекс, внутривенное питание, с мозгом пока не понятно. - каждое слово, как удар чугунного молота.
Я держусь изо всех сил.
"Пожалейте меня! Ну пожалуйста!" - хочу закричать я.
И он слышит мой беззвучный крик:
- Приносите молоко. Два раза в день. 50 грамм"
У меня вырастают крылья. Я цепляюсь за эти 50 грамм. Два раза в день.
Мы сидим на кухне у моей сестры. Мой муж, я и она. Рядом в комнате мой большой сын смотрит телевизор. Всё как раньше. Ненастоящая прежняя жизнь. Мы придумываем имя для нашего ребёнка. Шутим. Перебираем имена. Владик, Артём, Кирилл..
Муж говорит: - Ваня.
Я молча киваю. Да, это оно. Отворачиваюсь к окну.
Я вся состою из тоски по Ване..
Воскресенье. Моему Ване 10 дней. Врач выносит мне халат: - Хотите к нему пройти?
Иду по коридору. Мою руки. "Не плакать! Не плакать!"
Я вхожу в комнату, состоящую из солнца. Оно везде. Но теперь это не смертельный огонь, а согревающий свет. Мне не страшно. Я подхожу к прозрачному домику и вижу чудо. За 10 дней мой Ваня из маленького жёлтого инопланетянина превратился в крошечного спящего мальчика, удивительно хорошенького и, как две капли воды, похожего на своего папу..
- Вы не думайте, он не всегда спит. Он просыпается, смотрит. Совсем не плачет. А хотите его потрогать? - с этими словами врач открывает хрустальную дверцу и разрешает мне прикоснуться к моему крохотному сыну. Я осторожно провожу рукой по его ладошке... Он открывает глаза и хватается за мой палец изо всех своих хрупких сил. Врач, замерев, смотрит на нас и улыбается. И такая вокруг звенящая тишина! Яркая и торжественная. Не земная, другая, неизвестная мне.
И я понимаю, что в этот момент происходит что-то очень важное. Только мне ещё не хватает умения видеть и понимать чудеса.
А в понедельник доктор встречает меня с мрачным лицом. Ване сделали УЗИ мозга.
- Знаете, там всё плохо, к сожалению. Гидроцефалия. Нужно ставить шунт. Но сейчас нельзя, слишком маленький вес. Два-три месяца нужно ждать. Может больше. Никаких прогнозов. Никто не знает, как будет прогрессировать заболевание.
Я смотрю на картинку около двери в реанимацию – нарисованные руки закрывают пламя свечи, чтобы оно не угасло. Я присматриваюсь. Пламя нервно колышется. И я подхожу и накрываю картинку своими ладонями… «Пожалуйста, гори!»
Моё сознание разрезано на две части. Мне безумно стыдно, что я не могу взять себя в руки. Я говорю себе, что я должна, должна, должна! И сама же отвечаю, что не могу. Мне страшно.
«Кто-нибудь! Дайте мне что-нибудь! Мне нужно укрыться! Я замерзаю от боли! Ну пожалуйста!...»
Я слоняюсь по улице. Я боюсь одна идти домой. Там я сижу между стеной и диваном и тихо скулю от бессилия.
День, ночь, сон, реальность.. Я не ориентируюсь в пространстве. Реальны для меня сейчас только 50 грамм молока. Дважды в день.
И утром я привожу бутылочку, достаю её из сумки, медсестра протягивает руку и бутылка падает на кафельный пол..
Я не выдерживаю. Сажусь рядом и закрываю лицо руками.
Утром медсестра открывает дверь и говорит, чтобы я больше ничего не привозила. Я каменею.
- Да Бог с Вами! Его сегодня перевели в отделение выхаживания недоношенных. Мы ему больше пока не нужны.
Я выхожу на улицу с ясным пониманием, что мой сын выжил.