Возбуждённая девушка нашла способ отвлечь парня от ноутбука
Возбуждённая девушка нашла способ отвлечь парня от ноутбука
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».
Поджарский Михаил Абрамович - кандидат технических наук, доцент, преподаватель одного из украинских университетов, опубликовал десятки научных и методических работ. Своим главным достижением считает художественные произведения, собранные в десять книг, которые представлены на этом сайте. Книги иллюстрированы автором.
Было это давно, ещё при австрийцах. Жил в одном галицийском городе некий купец – Алойзий Хмелевский. Торговал чаем, сахаром, да всякой бакалеей. Но богатство своё он нажил не этим.
Пан Алойзий давал деньги в долг под проценты. Хоть это занятие и презираемое в народе, недостатка в желающих занять у него денег не было. Может, потому что сумму мог дать любую и проценты назначал терпимые. Было одно правило: взял деньги у пана Алойзия – верни вовремя и в полном размере. Задержишь хоть на час или принесёшь не всё – жди беды.
Пан Алойзий, ссудив человека деньгами и назначив срок, когда их надо вернуть, далее об этом сроке не напоминал. Не все успевали собрать ко времени нужную сумму, а некоторые просто забывали. Этого-то пану Алойзию было и надо.
Нарушителю пан Алойзий сразу увеличивал процент. И не просто, а так, чтобы процент этот рос день ото дня. Возврата же долга он добивался весьма настойчиво. Ходил за должником по пятам, не гнушался и домой приходить. А не помогало – жаловался в полицию, где у него были покровители, и тогда к должнику приходил уже полицейский. Мольбы и слёзы его не трогали – долг всегда взыскивался сполна. Не деньгами, так имуществом. Не одна семья осталась без последней копейки, а то и была выброшена из своего дома на улицу лишь потому, что её глава или кто-то из домочадцев сглупил, заняв у пана Алойзия некую сумму, которую, как ему казалось, сможет вернуть.
Бывало такое, что должнику нечем было покрыть свой долг – не было ни денег, ни имущества. Такого ждало самое худшее. Пан Алойзий отправлял его в тюрьму.
Каждый раз, когда ему удавалось стребовать деньги с очередного несчастного, был для него чуть ли не праздником. Любил он за стаканом оковитой похвастаться таким же мироедам, как и сам, сколько денег и у кого отобрал. Причём должников своих неизменно награждал самыми уничижительными эпитетами. Хорошо знавшие его люди шёпотом говорили, что жаждал он вовсе не денег. Высшим наслаждением было для него видеть слёзы и отчаяние погубленных им людей.
Стоит ли говорить, что пана Алойзия ненавидели? Ненавидели, но денег занять приходили. Такая уж наша натура – любим мы лёгкие деньги. Одно дело зарабатывать в поте лица, другое – попросить у пана Алойзия. А тот мало кому отказывал…
Он кичился своим богатством и тем, как его заполучил. Из немалого состояния самой большой ценностью для него было то, с чего оно началось. Это была мелкая бронзовая монета достоинством в один геллер. Берёг он её, как зеницу ока. Иногда, по большим праздникам, когда в его доме собирались приятели, он доставал из тайника и рассказывал, как получил её от отца за два яблока, которые украл из соседского сада. То была его первая прибыль.
Как-то приехал в город парень по имени Милош. Влюбился он в местную девушку, пошёл к ней свататься, а её отец дал ему от ворот поворот. Не хочу, говорит, дочь за голодранца отдавать. И чтоб окончательно отвадить непрошеного жениха, сказал ему купить возлюбленной такой-то подарок, тогда он, возможно, передумает. Цена того подарка для Милоша была заоблачной.
Кто из нас в юные годы мог похвалиться осмотрительностью? А тут ещё любовь… Недолго Милош раздумывал. Из дому зазнобы он отправился прямо к пану Алойзию. А на следующий день её отец, проклиная своё легкомыслие, назначил день свадьбы.
Милош родом был с Карпатских гор. Отец его был мольфаром. Так в Карпатах называют местных знахарей. Говорят, что они не просто знахари. Тамошние жители считают их настоящими колдунами. Уважают, но и опасаются.
Узнав из письма, что сын женится, мольфар приехал к нему на квартиру, привёз карпатские гостинцы.
Вот сидят они, обсуждают, как свадьбу устроить, готовятся в дом невесты идти, чтобы родители между собой познакомились, когда открывается дверь и входит пан Алойзий.
Входит и говорит Милошу, что брал тот денег в долг, и как раз сегодня – срок, когда их надо вернуть, разумеется, с процентами. Мольфар спрашивает сына, о каких деньгах идёт речь. Тот смутился, покраснел и рассказал ту историю с подарком. Мольфар насупился: «Что ж ты к лихварю пошёл, такой ты сякой, вместо того, чтоб к родному отцу с этим приехать?». А Милош ему: «Пока в Карпаты, пока назад – уж очень хотелось, чтоб быстро было. Да и стыдно было у отца денег просить». Мольфар: «У родного отца просить стыдно, а у лихваря нет? Отдавать-то чем будешь?». Тут Милош и примолк. На радостях он совсем забыл, что долг надо вернуть.
Пан Алойзий выслушал всё это, осмотрел унылое жильё и говорит: «Вижу я, не сможешь ты мне долг вернуть. Ну что ж, закон для всех одинаков: не можешь расплатиться – дорога тебе на каторгу». Подошёл к двери, открыл её, а там полицейские ждут. Говорит им: «Забирайте этого голодранца! Пусть знает, как долги не возвращать!». Милош в слёзы: «Сжальтесь, пан Алойзий! У меня свадьба через неделю! После свадьбы я всё отдам! Христом Богом клянусь! Отдам!». А пан Алойзий и слушать не хочет: «Уводите его, и покончим с этим!».
Тут мольфар и говорит пану Алойзию: «Никогда я никого не просил. А сейчас прошу тебя, лихваря: повремени с возвратом долга. Я расплачусь с тобой за сына! Ровно через неделю в день свадьбы я отдам тебе денег вдове больше, чем он тебе должен. Копейка в копейку. Если не сдержу своего слова, можешь забрать у меня сверх этого всё, что хочешь. Такова моя просьба».
Пан Алойзий как услышал, сколько он заработать сможет, сразу передумал Милоша в тюрьму забирать. Сказал: «Хорошо. Я выполню твою просьбу так, как ты её сказал. Ровно через неделю, до того, как часы на ратуше пробьют двенадцать ударов, ты в этой комнате передашь мне столько-то денег. Если задержишься хоть на мгновение, или сумма будет неполной, я заберу у тебя сверх неё то, что сам захочу».
Хоть и неразумный сын, но ведь сын… Вернулся мольфар в Карпаты, распродал своё хозяйство, продал дом.
Ровно через неделю Милош, одетый для венчания, и его отец мольфар ждут пана Алойзия. Думают, сейчас расплатятся и в костёл.
На ратуше начинают бить часы, с первым ударом открывается дверь и входит пан Алойзий. И сразу с ним два полицейских. Мольфар вручает ему кошель с деньгами. Пан Алойзий садится за стол и начинает те деньги считать.
В Карпатах люди жили небогато. Потому денег в том кошеле было много, но были они мелкими. Считал пан Алойзий долго. Сосчитал, наконец – не хватает самой мелкой монеты – одного геллера. Стал их пересчитывать. Уже с мольфаром. Пересчитали – всё равно одного геллера не хватает. Пересчитали в третий раз – нет одного геллера!
Пан Алойзий и говорит: «Помнишь, как мы договаривались? Если просрочишь, или сумма будет неполной, я заберу сверх неё то, что захочу. В срок ты уложился. Но есть недостача. Всё своё ты продал, ничего у тебя не осталось. Поэтому я заберу у тебя сына».
Махнул он рукой полицейским, те надели на Милоша кандалы и увели его прямо в подвенечном наряде. А кошель с деньгами себе за пазуху сунул.
Зачем пан Алойзий это сделал: чтоб в который раз насладиться чужими страданиями, или отец невесты заплатил, чтоб тот избавил его от невыгодного жениха – то неизвестно.
Когда за Милошем закрылась дверь, мольфар сказал Алойзию: «Впервые я к кому-то обратился с просьбой. Я просил тебя не забирать у меня единственного сына. Ты же его забрал. И за что? За самую мелкую монету – за один геллер! Так слушай мои слова! С этого дня остерегайся просить. Никогда ни у кого ничего не проси. Ибо, что попросишь, то и получишь!».
Пан Алойзий только рассмеялся ему в лицо: «Я – просить? Я никогда не прошу! У меня просят!».
Про всё это он быстро забыл – случай был лишь одним из многих.
Однажды с паном Алойзием случилось то, что в своё время случается с каждым. Он понял, что стареет, что впереди хвори и немощь, и нужен кто-то, на чьё плечо можно опереться, и кому потом передать богатство. Ему захотелось иметь сына. Никогда не хотелось – считал, что дети – это ненужные расходы. А теперь захотелось. И понимал он, что мечта эта вряд ли осуществима – его жена, женщина тихая и забитая, уже в возрасте и родить не сможет.
Как-то, будучи в задумчивости, шёл он мимо костёла. Заглянул в открытые двери, увидел образы на стенах, горящие свечи, и сердце его ёкнуло. Он не был здесь с юных лет, а тут взял, да зашёл.
Зашёл, зажёг свечу, встал на колени перед святым ликом и стал просить у Господа, чтобы тот послал ему сына, и чтобы тот всегда был с ним и никогда не покинул его дом.
Прошло время, и жена сообщила пану Алойзию, что беременна, и что от этой беременность она хочет избавиться, как уже делала раньше. Но пан Алойзий приказал ей ребёнка оставить. Так она и поступила, не решившись ослушаться супруга.
В положенный срок она родила вполне здорового мальчика. А сама в родах умерла.
Пан Алойзий в ребёнке души не чаял. Тот рос, окружённый заботой и богатством. Отец мечтал вырастить из него такого же купца, как и сам, а потом передать своё дело. Но мальчику купеческое дело было неинтересно. С малых лет он любил музыку. Отец купил ему фортепиано, и он дни напролёт проводил за клавишами. Знающие люди, слушая его игру, только дивились, какие волшебные звуки выходили из-под пальцев мальчика. Говорили, что ему надо учиться, и прочили будущее великого музыканта.
Когда мальчик вырос и превратился в юношу, то стал просить отца отпустить его учиться в Вену, говоря, что музыка – это единственный смысл его существования. Пан Алойзий ни в какую не соглашался. Он хотел, чтобы сын научился делать деньги, а музицирование считал лишь послеобеденным развлечением. Но когда знающие люди объяснили, что хороший музыкант – а сын его имел все шансы стать таким – может зарабатывать большие деньги и даже больше, чем удачливый купец, он, скрепя сердце, сдался.
Накануне отъезда сына пан Алойзий устроил ему пышные проводы. Он накрыл богатый стол, созвал гостей. Когда все речи были сказаны, все здравицы произнесены, настала очередь виновнику торжества выступить с прощальным словом. С бокалом в руке тот поднялся со своего места, и только начал говорить, как вдруг глаза его закатились, бокал выпал из руки, он захрипел и упал.
Три дня и три ночи юноша метался в горячке. Врачи, пытавшиеся облегчить его состояние, только разводили руками, говоря встревоженному отцу, что эта хворь им неведома. На четвёртый день жар спал, и больной пришёл в себя. Выяснилось, что он не чувствует своего тела ниже поясницы и потому ни сидеть, ни ходить не сможет. Врачи не могли объяснить, почему это произошло, и когда больной встанет. Сказали только, что если горячка вернётся, то вряд ли он выживет. А случиться это может в любой момент.
Вот тут-то пан Алойзий и вспомнил про мольфара. Вспомнил, что тот запретил ему просить у кого-либо. А он попросил. И не у кого-нибудь, а у самого Господа! И вспомнил слова: «Что попросишь, то и получишь». Он попросил, чтобы сын его всегда был при нём и никогда не покинул его дом. Вот Господь и отнял у парня ноги.
То были не просто слава! То было проклятие!
Пан Алойзий отправился в Карпаты. Долго он искал мольфара. Нашёл его в убогой хижине, стоявшей посреди лесной чащобы.
Взойдя на порог, пан Алойзий спросил: «Помнишь меня?». «Как же мне забыть того, кто сына моего сгубил за мелкую монету?» – ответил мольфар.
Пан Алойзий бросил к его ногам огромный кошель с деньгами и сказал: «Возьми, это тебе. Я дам тебе ещё столько или сколько пожелаешь, если ты, колдун, с моего сына своё проклятие снимешь», – «Знаю я, что с твоим сыном стало. Только не моё это проклятие, а твоё, – усмехнулся в ответ мольфар. – Своей алчностью и чванством ты его проклял. А деньги твои забери – не нужны они мне. Когда мой Милош сгинул на каторге, дал я обет жить в бедности», – «Что же мне делать? Как сына спасти? – взмолился пан Алойзий. – Дай же ему хоть какой-то шанс!» – «А моему сыну ты дал шанс? Ты даже разговаривать не захотел!».
Подумал мольфар, а потом и говорит: «Если ты уйдёшь отсюда ни с чем, значит, я столь же бесчеловечен, как и ты. Дам я тебе шанс, о котором ты просишь. Спасти сына сможешь только ты сам. Отправляйся домой. Там сними себя богатые одежды, оденься в рубище и раздай бедным людям всё своё состояние. Не продай, а раздай! Даром! Всё до копейки! Если ты сделаешь это, твой сын встанет на ноги и проживёт долгую жизнь. Но если ровно через неделю часы на ратуше пробьют двенадцать ударов, а при тебе останется хоть маленькая толика твоего богатства, твой сын умрёт!».
Услышав эти слова, пан Алойзий рассвирепел. «Я приехал сына спасти, а ты, чёртово отродье, разорить меня вздумал! Всё по крупицам нажитое отобрать у меня! Не выйдет!!!» – вскричал он и схватил мольфара за горло. Долго душил он старика. Когда же всё было сделано, и тело, обмякнув, выпало из его рук, пришла к нему мысль: разорить кого-то хотят, чтобы богатство его себе забрать, зачем же иначе? А мольфар дал обет бедности! Значит, богатство ему ни к чему! Выходит, правду он сказал! Да и то, что с сыном случилось, мольфар, по сути, предсказал!
Страшно стало пану Алойзию. Так страшно ему ещё никогда не было. Бросился он прочь от мёртвого тела. Как через дремучий лес дошёл до человеческого жилья, он не помнил.
Вернулся он в город. Первому же нищему отдал свою одежду и облачился в его лохмотья. Прибежав домой, стал раздавать деньги. Богатство его было огромным, потому, чтоб всё раздать, потребовалось несколько дней.
И вот с того разговора с мольфаром прошла неделя. Пан Алойзий раздал всё. Одетый в рубище, стоит он в пустом доме у постели больного сына.
Полдень. Часы на ратуше бьют первый раз. Мысли роятся в его голове. Он вспоминает свою жизнь, как разбогател, как ежедневно, еженощно корпел над умножением богатства. Вспоминает людей, которых погубил, вырывая изо рта последний кусок. Вспоминает и то, как в считанные дни раздал всё нажитое, чтобы снять с сына проклятие убитого им мольфара.
Второй удар. В руке у пана Алойзия всё, что у него осталось – монета в один геллер. Та самая, с которой всё началось. Он должен решить отдать ли её тому нищему, что стоит сейчас под окном и глядит на него, ожидая подачки, или оставить себе.
Третий удар. Вдруг страшная мысль приходит к нему. Да было ли проклятие?! Действительно ли сына разбил паралич из-за того, что мольфар проклял? А вдруг «что попросишь, то получишь» – всего лишь пустые слова, а хитрый старик просто использовал его отчаяние, чтобы внушить ему дикую идею раздать голодранцем всё нажитое?
Часы бьют – у пана Алойзия перед глазами красный туман. Он нищий! Он – нищий! Нищий!!! Испугался болтовни какой-то деревенщины и раздал всё! Всё!!! И теперь то быдло, которому он раздал, богаче его! Как он мог поверить?!! С чем он остался? С одним геллером! И его должен отдать! Тот нищий стоит и неотрывно смотрит на его окно! Ждёт! Ждёт, чтобы отобрать последнее!
Последнее?! Почему последнее? Это не последнее! Когда-то с этой монеты началось его богатство. Когда-то она принесла ему удачу. Кто сказал, что этого нельзя повторить? Вдруг с этой монетой он снова разбогатеет? Почему нет? Он снова станет богатым!
Десятый удар. Его взгляд падает на стоящего под окном нищего. И тут он понимает – это совсем не нищий! Это мольфар пришёл, стоит под его окном, жадно глядя мёртвыми глазами, и ждёт ту самую монету! Он кричит: «Нет! Ты не отберёшь её у меня! Ты не сможешь меня разорить! Я её не отдам!!!».
Одиннадцатый удар. Мольфар уже не под окном, он уже в доме, рядом с паном Алойзием. Протягивает руки: «Отдай её! Отдай! Моего сына погубил, не губи и своего за мелкую монету!». Тот кричит, полный ярости: «Уходи! Убирайся прочь, чёртово отродье! Ничего я тебе не дам!!!». И что есть силы отталкивает от себя призрака.
В то же мгновение часы ударили двенадцатый раз. Сын прохрипел: «Отец, спаси… я умираю…», и дыхание его прекратилось. Мольфар же пропал.
Что произошло потом – непонятно. Только дом тот сгорел дотла вместе с его хозяевами.
Пепелище долго пустовало. Разные люди пытались его застроить, но безуспешно. Всегда случалось что-то, из-за чего строительство прекращали. То землекопа насмерть присыплет, то кирпичи кому-нибудь на голову упадут.
Однажды решили возвести там церковь. Собрались люди, пришёл священник, чтобы землю освятить. Только начал читать молитву, вдруг откуда ни возьмись появилась собака. Огромная чёрная страшная. Раньше здесь её не видели. Подошла она к священнику, встала против него, ощерила огромные клыки и принялась грозно рычать. Всем видом показывала: уходи, мол, нечего тебе тут делать! Был там полицейский, он со страху выхватил пистолет и застрелил её. Тут же появились ещё две таких точно собаки, схватили труп в пасти и понесли куда-то. Священник, увидев то, перекрестился, подхватил облачение и бегом с того места. Так церковь и не построили.
Место это стало пустырём. Росли там лишь дикие травы, причём такие, что растут в Карпатах и больше нигде. Кто знает, откуда они там…
Недавно решил один человек не из местных построить там ресторан. Что место проклятое, ему говорили. Да только он слушать не стал.
Окружили пустырь высоким забором, вырыли котлован, выгнали стены, покрыли крышей. Может, и произошло что при строительстве, да про то никто не знает – забор всё скрыл.
Ресторан открыли. Была громкая гулянка. Много богатых людей приехало.
Случилось то, когда гулянка уже закончилась. В зале оставались последние посетители. Музыканты ушли, официанты убирали со столов.
Вдруг зазвучала музыка. Тихая нежная мелодия поплыла по залу. Разговоры смолкли, стих звон посуды. Все замерли. Взгляды устремились к эстраде.
Там за роялем сидел юноша. Он был бледен, глаза его глубоко запали. Его одежда была давно забытого покроя. Пальцы, которыми он легко касался клавиш, были тонкими, словно состоящими из одних костей.
Юноша играл, а все слушали, затаив дыхание, забыв обо всём. Никто не заметил, что свет стал меркнуть, потянуло холодом.
Хозяин ресторана, а звали его Дамиан Раховский, был единственным, кто не попал под действие этих чар. Он подошёл к юноше и спросил, кто тот и что тут делает.
Ни на кого не глядя и не прекращая игры, юноша произнёс тихим голосом:
– Сегодня сто лет, как мои пальцы в последний раз касались клавиш. И всё же я играю… – Затем, подняв голову, он громко сказал: – Я играю! Отец! Ты слышишь меня? Ты слышишь мою игру?
В его голосе было такая печаль, такая тоска, что у всех, кто слышал, мороз пошёл по коже.
Ровно в полночь юноша вдруг оборвал мелодию и закрыл крышку рояля. Повернув лицо к Дамиану и глянув на него чёрными провалами глаз, он сказал:
Свет вспыхнул, как раньше. Все невольно зажмурились. Когда они открыли глаза, за роялем никого не было.
Первое, что сделал Дамиан, придя домой, – написал в Фейсбуке: «Вы, что, дураки, не можете Хэллоуина дождаться? Я не испугался!». Он решил, что друзья хотели его разыграть.
Утром случилось такое, из-за чего он напрочь забыл о загадочном пианисте.
Приехав в ресторан, он застал шеф-повара в бешенстве – все продукты, привезённые на кухню, оказались испорченными. В мясе кишели черви, рыба смердела, овощи были побиты гнилью. Закупщик клялся, что купил самое свежее, как всё это могло так быстро испортиться, он не мог объяснить. Ситуация была скверной – полчаса до открытия, а кухня не работает. Дамиан сам сел за руль фургона, объехал поставщиков и привёз всё необходимое.
Только он в своём кабинете уселся за бумаги – новая напасть. Вспыхнуло масло на сковороде – один из поваров получил ожоги. Вызвали «скорую». За ней приехала полиция, потом – пожарный инспектор и человек из страховой компан
Зрелая лесбиянка учит подружку лизать и тереться писечками
Хочется трахнуть в жопу
Брюнетка трахает шлюшенцию рукой и чем попало