Возбужденная старая тетка требует к себе сексуального внимания

⚡ 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Возбужденная старая тетка требует к себе сексуального внимания
Подождите немного. Если воспроизведение так и не начнется, перезагрузите устройство.
ВОСТОЧНЫЙ РЕГИОНАЛЬНЫЙ ТЕЛЕКАНАЛ VRTTV
Ролики, которые вы посмотрите, могут быть добавлены в историю просмотра на телевизоре, что скажется на рекомендациях. Чтобы этого избежать, выберите "Отмена" и войдите в аккаунт на компьютере.
Прокрутите экран вниз, чтобы посмотреть подробную информацию


От автора:
До нашей встречи тому виной была никем не понятая красота. Сегодня - поза, в которой ты стоишь предо мной. Замерла, отведя в сторону чуть приподнятый подбородок, и стоишь, чуть живая, эдакая дамочка без интимного прошлого. Жаль. Искренне говорю, жаль. Хороший размер, оригинальный фасон и шальной "бриз" моих фантазий на первой же примерке сделали бы тебя счастливой. А впрочем, как тебе будет угодно. К чему пустые уговоры и связанные с ними переживания. Итак, в глазах - за полночь.


Хотя без особого удовольствия я вижу слюну, от которой ты брезгливо, якобы, брезгливо, освободишься, услышав только имя мое. Но я знаю, исключительно точно знаю, что глубокой ночью ты проснешься, включишь светильник у изголовья и достанешь из невостребованного "сочинскую эротику", чтобы узнать меня еще разочек. Еще... один... разочек.


Утром ты возненавидишь меня. За весь день не произнесешь обо мне и слова, чтобы не испортить репутацию серьезной и несклонной к такого рода переживаниям благополучной женщине. Не дай Бог, подруга узнает о нашей романтической связи с тобой. Хотя сама ты будешь подозревать ее в неискренности, ревнуя за то, что и она позволяет себе нежно думать обо мне. Но когда она придет, тихая и глубокая, ты вновь проснешься, чтобы продолжить наше головокружительное знакомство.


И так будет двенадцать лет. А потом прозвенит звонок. Ржавым эхом за моей спиной скрипнут железные ворота лагеря, и я вновь спущусь на эту грешную землю, чтобы целовать твои коленки.


Операм Центрального и Хостинского районов города Сочи, которые и привили мне любовь к креативу, -   
          посвящается!
 


Глава 1
Приговор
Максим стоит на дне глубокого колодца сочинского КПЗ. Надо заметить, что эта территория мрачна, как снаружи, так она, отнюдь, не светла и по своему содержанию. Ноги стоят на ширине плеч, рука держит руку за спиной. Крупные капли январского дождя по-девичьи нежно ласкают лицо. В такую погоду он любил сидеть у открытого окна в беседке и любоваться, как на богатых лужах под фонарем пьяный дождь танцует ему песни. Он присел на корточки и болезненно-бледной рукой потревожил холодную ткань лужи.
- Что, Доротник, по непогоде соскучился? - немолодой сержант стоит, ёжится под железным козырьком.
- Не то, чтобы по непогоде, наверное, по дождю.
- В Армавире еще снег лежит?
- От того в прогулочном дворике, одна грязь осталась. Другого - не видел. Местные говорят, что зима на Кубани теплая была. А в камере, сам понимаешь, температура воздуха круглый год одна, вонь, да бздюха, - он поднялся, сделал полшага вперед, и холодная стена из белого кирпича вернула его лицу вырвавшееся из груди дыхание. - А вы как перезимовали?
- Не зима, а стихийное бедствие. Две снежинки упало, неделю сидели без воды и света. Хорошо, газ был, им грелись. А тем, у кого дома электроплиты, военные кипяток и горячую кашу в полевых кухнях развозили, - служивый попридержал дверь, после того как из нее вышел чин в штатском. - Проходи, Доротник.
Максим входит в крохотный, как будка сапожника, кабинет, в котором и развернуться-то по-человечески невозможно. Нехитрая мебель капитально привинчена к деревянному полу. В стенах этого помещения нет окон с видом на море или Курортный проспект. В этом помещении окон вообще нет. Тотальная локализация преступников от внешнего мира главенствует над всеми другими общечеловеческими нормами жизни. Бытовые условия - мрачные. Санитарная дисциплина и медицинское обслуживание элементарно отсутствуют. Женщина, ожидающая сына в кабинете, поднялась с табурета.
- Здравствуй, Максим!
- Здравствуй, родная!
За два с лишним года отсидки в тюремной камере он тысячи раз мечтал и фантазировал эту встречу, а встретились, и сотни приготовленных слов какое-то время не нарушили тишины.
- Худой ты очень, бледный. Только на свободе стал в норму приходить, и на тебе. По новой в тюрьму сел.
- Когда была та воля? Я о ней уже успел позабыть, - Максим с трудом выталкивает слова из глотки, в которой освоился ком боли и слез. - Сейчас месяц на тюрьме проболтаюсь, приговор утвердят, и в лагерь…
- Ты в лагерь, как домой рвешься, - не без горечи в голосе укорила мать.
- Просто у меня других вариантов нет. Да и устал я под замком сидеть. Сил моих больше нет, стены на психику давят. И зима скоро закончится, на свежий воздух хочу.
- Сидеть-то куда отправят? Опять в Апшеронск?
- Без малейшего понятия. Сейчас этого никто сказать не может. Но думаю, что поеду именно туда. Напихали в "пятерку" вдвое больше, чем положено, а оно сейчас везде тесно.
- Ну, хоть мне не далеко ездить придется. А-то запрут куда-нибудь, что и не доберешься.
- А ты бы пореже ездила, не частила. Что ты вечно несешься, сломя голову, и надо, и без надобности?!
- Как это без надобности? Я ведь твоим товарищам помогаю!
- Не нужно им помогать. Понимаешь? Не нужно, - кипятиться Максим. - Ты им обуза в этой дороге, кандалы по рукам и ногам. Они тебе этого из уважения в глаза сказать не могут. Ты же угнетаешь своей активностью. Неужели непонятно? Я не знаю, какими словами тебе объяснять. Сейчас тысячу человек из края отправят на севера. У кого больше пяти лет сроку, тот поехал.
- На север, куда? - не остается безучастной мать. - Он, ведь, большой.
- Микуньское управление приглашает. Разнарядка оттуда пришла. Во всяком случае, так арестанты говорят.
- Теплые вещи нужно собрать. Ту зиму в этих носочках не проходишь.
- Да погоди ты. Я еще никуда не уехал. Вот про эту твою расторопность и инициативность я и вел разговор, - он подушечками пальцев гладит ее руки. - Ладно, ма, извини. Но ты бы о себе больше думала. Расскажи как там дома, как ты, да Корней?
Отведенные полчаса для короткого свидания с матерью после вынесения приговора Хостинским судом города Сочи, пролетели незаметно быстро.


*****************************
Максим поднялся на второй этаж корпуса, и привычно встал лицом к стене, убрав руки за спину. Коридорный без особого энтузиазма прошмонал осужденного и открыл дверь шестой камеры. Сквозь густо зарешетченное окно дневной свет в помещение практически не поступает. Тусклая лампочка спрятана за железной сеткой глубоко в стене над железом обшитой дверью. Воздух, перенасыщенный табачным дымом и регулярно функционирующей парашей, режет глаза и отравляет носоглотку вошедшему с улицы. На деревянных нарах, выкрашенных темно-коричневой половой эмалью, "разлагаются" три арестанта.
Один из них лежит в ближнем углу, повернувшись лицом к стене и укрыв голову байковой рубашкой в клетку. Еще один "гусь" (утром его в камере не было) сидит, плотно прижавшись спиной к шубообразной штукатурке на стене, обхватив руками коленки. В дальнем углу сидит на фуфайке Максима еще один страдолей, под кличкой Марго, и закручивает бэушный табак в тарочку. Он отрывает взгляд от самокрутки и интересуется у вошедшего:
- Ну, что, Дора, на этот раз окрестили?
- Двенадцать строгого наверетенили.
- Кассационную жалобу с адвокатом писать будешь?
- Я похож на сумасшедшего? Ни с адвокатом, ни без адвоката, я ее писать не буду. Это, пожалуй, самый маленький срок, который я могу получить по своей "делюге"… Да брось ты скрутку вертеть, сейчас сигареты в хату зайдут.
- С какого это перепугу? - удивился Марго, взирая на довольное лицо осужденного. - Откуда ты знаешь?
- Бабушка позвонила, предупредила. Чтобы с ума не соскочили от внезапно нахлынувшего счастья.
- Дора, хорош тебе дуру гнать. Я же на полном серьезе интересуюсь. Передачки ведь принимают только в день этапа.
- По зеленой - круглосуточно. Полсотни делов, и мы при сигаретах. Глухого на обед привозили?
- Привозили, пообедал и по новой поехал. Последнее слово уже сказал, сейчас приговор вынесут. Послушай, а почему вас в разных "воронках" на суд возят?
- Потому, что у него "делюга" в Центральном суде, а у меня в Хостинском. Иногда вместе возят, иногда врозь. Их сам черт не поймет.
Максим разувается, вступает на нары и подходит к незнакомому парню.
- Здоров, браток! Ты откуда в хату заехал?
- Ни откуда, - паренек даже не отнял лба от коленок.
- Это не ответ. Я имею в виду, тебя с воли в хату кинули или из другой перевели?
- С воли.
- А статья у тебя какая? Позволь полюбопытствовать. 
- Сто сорок четвертая, - парнишка в первый раз, за все время пребывания Максима в камере, посмотрел на осужденного, который рад своему двенадцатилетнему сроку. - Я почти месяц под подпиской о невыезде ходил. А сегодня утром пришел к следователю по повестке, и он меня направил сюда. Сказал, чтобы я здесь ума набирался.
- Ну, насчет ума он несколько погорячился. Приукрасил возможности этого учреждения. Если родители до зачатия об этом не побеспокоились, то тюремная система, вряд ли тебе с этим поможет. А вот, что касаемо образования, тут ментяра, конечно же, прав, направил тебя по верному адресу.
- А я не хочу учиться. Я домой хочу, - поднатужившись, выдавил из себя парнишка и натурально заплакал, по новой спрятав лицо в коленках.
Максим ухмыльнулся, присел на корточки и посмотрел на Марго. Марго скривил губы и пожал плечами, мол, идиота какого-то в хату засунули.
Надо заметить, что два месяца назад Марго сам заехал на КПЗ и шарахался собственной тени. Ну, разве, что он только не плакал. Наслушавшись на воле о тюрьме и ее постояльцах всяких небылиц и откровенной лажи от людей, которые внятно объяснить не могут, чем отличается тюрьма от лагеря, а толчок - от параши, он был уверен на все сто, что предстоящая ночь - последняя ночь в его "короткометражной" жизни. И каково же было его разочарование, когда он все-таки сообразил, что в этой системе ему придется "трубить" энное количество лет. Сегодня от того Марго остались только бородавки на руках, да эксклюзивно-дивный запах ног, которым наградили его кирзовые сапоги.
- Ты бы подвязал, браток, с нытьем. В этих стенах это не приветствуется. Лучше вот, что скажи: как тебя звать?
- Саша.
- А меня зовут Максим. Погоняют Дорой. Кто тебе санкцию на арест подписал, как фамилия прокурора?    
- Мне-то откуда знать, он, скотина, не представился, - откровенно признался Саня и зашелся плачем пуще прежнего.
- Взять бы этого дядю и посадить на нары рядом с тобой, чтобы посмотрел, кого сажает. Ну, ничего, тюрьма очень скоро из тебя настоящего арестанта сделает. Попомни мои слова.
- А на свободу меня больше не выпустят?
- По ходу, ты встрял, Санек. Расклад приблизительно такой. Завтра - этап на АТ. Если утром тебя выдернут из хаты и откатают отпечатки пальцев, то значит собирайся, поедешь домой. А если отпечатки не возьмут, то все может быть. Но ты в любом случае держи хвост пистолетом.
- А домой, это куда? - Саня запястьем вытирает слезы на щеках.
- Нужно слушать внимательно. Я же тебе сказал, завтра этап на армавирскую тюрьму. Проще говоря, на АТ. Ты правильно сделал, что поинтересовался. Если у тебя есть, какие-то вопросы, если тебя, что-то интересует, то ты не должен сидеть в неведении, а должен поинтересоваться. Потому что в тюрьме есть на каждый конкретный вопрос вразумительный ответ. У тебя есть какие-нибудь вопросы? Что тебя интересует? Какие мысли у тебя о тюрьме?      
 Санек не смог дать ясные и вразумительные ответы на эти, казалось бы, несложные вопросы, а всего лишь пожал плечами. Зато Марго встрепенулся и, как ответственный арестант, счел для себя невозможным отдыхать в стороне от этого разговора и стал разъяснять Саньку то, что два месяца назад ему говорили каторжане, сидя на этих нарах.
- Санек, лично я отношусь к тюрьме, исключительно, как к своему дому. И мне далеко небезразлично, кто будет жить со мной под одной крышей. Поэтому, чтобы ты в дальнейшем не поломал себе жизнь, не напорол каких-нибудь косяков и не отравил жизнь другим сидельцам, то ты просто обязан интересоваться арестантской жизнью. Как, что, почем? Чем живет тюрьма? Как складываются взаимоотношения между арестантами? Что в тюрьме можно делать, а чего нельзя?
- А чего нельзя делать? - внезапно прорезался вопрос у Санька.
- В тюрьме, да и вообще в этой системе, нельзя красть, - утверждает Марго и тут же интересуется у более опытного сидельца, чтобы самому не попасть впросак. - Я правильно говорю, Дора?
- Все как есть правильно.
- Если ты, допустим, украл на воле, то ты крадун, уважаемый человек, - Марго деловито поднимается с фуфайки, подходит к менее "матерому" сокамернику и присаживается на корточки. - А если ты украл в тюрьме, то ты не крадун, а "крыса", "крысятник". И никакого значения нет, у кого ты украл, что и сколько. Вот, допустим, ты ночью, когда все спят, я пример привожу, залез ко мне в баул и взял, допустим, сигарету. Все, брат, ты уже непорядочный арестант, а "крысятник". Еще раз заостряю твое внимание на том, что я привожу пример. Правда, есть одна небольшая оговорочка: у мента, следователя и прокурора волоки, что хочешь и сколько можешь. А у нашего брата, арестанта, и не помышляй.
- Из-за одной сигареты и сразу "крыса"?! - возмущается Санек такому отношению к личному имуществу.
- Да какая разница. Хоть из-за одной спички. Не твое, не тронь.
Парни примерно одного возраста и очень скоро нашли между собой общий язык, и Марго, имея два месяца тюремного стажа, взялся вбивать в зеленую голову Санька азбуку тюремной жизни. Он объясняет, как оно и почем, и тут же экзаменует своего подопечного, дабы убедиться в том, что труды его не напрасны, и малость информации остается в Саниных мозгах.
- Хорошо, с "козлами" мы разобрались. Теперь скажи мне, кто такой "фуфлыжник"?
- "Фуфлыжник", это тот, который "фуфлыжник", - уже в который раз буксует Санек, поминутно вытирая пот со лба, часа три к ряду не вспоминая о свободе. - И он еще это, как его?
- Я и без тебя знаю, что "фуфлыжник" - это "фуфлыжник", а не черт закатай вату. Ты мне внятно сказать можешь, кого он из себя представляет?
- Нет, не могу. Я забыл.
- Ну, а чего сидишь, если забыл? Лень поинтересоваться? Слушай сюда внимательно, - хипишует Марго с академическим выражением лица. - "Фуфлыжник" это тот, кто дал слово и не выполнил его. То есть двинул "фуфло". Теперь у меня к тебе такой вопрос: "фуфлыжник" - порядочный арестант или нет?
Санек тут же погружается в раздумья, всем своим лицом показывая, что процесс под рыжей шевелюрой уже начался, но трудно сказать, когда он закончится.
- Ну, что ты думаешь? - взрывается наставник. - Тугодум, что ли? Человек сказал, что отдаст тебе долг в двенадцать часов и не отдал его в оговоренное время. Порядочно он поступил или нет?
- Нет, конечно, не порядочно, - озарило Санька. - Сто процентов, "фуфлыжник".
- Ну, а чего ты все время сидишь и тормозишь? Чего тут непонятного? - демонстративно скрипит зубами Марго и обращается к старшему товарищу. - Вот публика заезжает! Дора, менты, по ходу, хотят из тюрьмы детский сад сделать. Нюшкой чую, это "кумовские" прокладки.
Тут уже выходит из себя Санек, ища поддержки и понимания на стороне.        
- Максим, а почему он меня, порядочного арестанта, публикой обзывает? Я что, публика?
- Ну, а кто ты есть? - Максим чуть было не упал с нар в истерическом припадке смеха.


Трудно сказать, сколько бы еще, надрываясь, хохотал Максим, держась обеими руками за живот, если бы дверь не открылась, и в камеру не вошел Глухой.
- Окрестили? - с лету решил узнать Максим. - Сколько?
- Семь годов строгого, - Глухой стоит и хлопает глазами так, как будто бы выслушал решение суда не в третий, а в первый раз в своей непутевой жизни. - Я буду обжаловать эту щедрость.
- Все правильно! Семь лет ты с них можешь смело кровь пить. Больше уже по-любому не дадут. Глухой, тебя, когда на этаж подняли, не обратил какого-либо внимания, у столика дежурного по "продолу" стоит какой-нибудь баул?
- Какой-нибудь стоит, - Глухой разувается и заступает на нары.
- Годится, сейчас "дачуха" в хату зайдет.
- Она уже три часа заходит, уши опухли.
Едва Марго успел выразить свое неудовольствие по поводу ожидаемой передачи, как дверь камеры по новой открылась, и в ней появился сержант.
- Принимай, Дора, - улыбается "мент" то ли Максиму то ли пьянке, на которую он уже заработал пятьдесят рублей.
- Хоп, командир, - Максим затаскивает в камеру "дачку". - Конкретно сделал, с душей.


За железобетонным монолитом отчуждения, если не все, то очень многое, завязано на вечно сосущей кишке и вредных привычках, приобретенных ранее. Для курящего и вечно живущего впроголодь заключенного под стражу табак и сало, заходящие с воли, - это, что подсобное хозяйство в частном доме. Матерые уголовники, изрядно настрадавшись по тюрьмам и лагерям, стараются, и зачастую не безуспешно, избавиться от пагубных и недешевых привычек. Публика, заехавшая в систему, благодаря отмашке прокурора, который властью ему данной не ведает, что творит, первым делом присаживается на корточки, ставит в зубы самокрутку, если даже на воле не курил, а потом смыкает сквозь зубы вонючую слюну до и после слов: "В натуре, бля буду я".


Максим развязался с табакокурением, как только заехал на АТ, прекрасно понимая, что если за содеянное его и не пристрелит государство, что более чем реально, то срок у него будет, отнюдь, не маленький. Но независимый от табака Доротник, регулярно получает с воли сигареты и какую-то часть денег, которые ему можно отбить в тюремном ларе, отоваривает "никотином" для каторжан, которые так и не смогли найти в себе силы воли и здравого смысла, чтобы развенчаться с сомнительным удовольствием. С ненормативной лексикой у него дела обстоят несколько иначе. Он на воле-то особо не злоупотреблял терпкими словечками. Хотя или не хотя, нужно заметить, его речь обильно насыщена милой "фенечкой". Так что и в тюрьме ему не приходиться ломать голову, подбирая слова. Но справедливости ради, нужно заметить, что и литературными словами можно запросто "впороть косяк" и, тем самым, отравить себе жизнь.


Сумка с продуктами произвела настоящий фурор в головах узников сочинского КПЗ. С ее прибытием в камере стало гораздо светлей, и свет тот был празднично-неправдоподобный. Стены щедро излучают тепло и домашний уют. Да и параша стала, как-то по-особенному ненавязчиво и изыскано вонять. А когда Максим достал из сидора и положил на клеенку, лежащую на нарах, палку полукопченой колбасы, то Глухой внезапно закашлялся, не сумев вовремя кадыком пропихнуть обильно нахлынувшую слюну. Такого деликатеса, как полукопченая колбаса, он и на воле-то не видел, иногда балуя себя и любимую даму ливерной. Один-единственный раз в жизни он непредусмотрительно решил шикануть и купил к новогоднему столу полкило "Докторской", и его самого вместо "варенки" чуть было не сожрала любимая сожительница.
- Чтоб ты ей, тварь, подавился, кишкоблуд поганый, - верещала баба на всю Пионерскую улицу.
Тут, конечно же, она от души лукавила. За праздничным ужином дама втерла той самой "Докторской", куда больше, чем все гости вместе взятые. Глухой мот в новогоднюю ночь от "деликатеса" был отлучен за нерациональное растранжиривание бюджета молодой семьи и довольствовался килькой.
- Толстый, ты подниматься думаешь? Ночь спал, день спишь. Что потом делать будешь, по новой гонять? - Максим раскладывает на "общее" еду.
В ближнем от двери углу лицом к стене лежит обиженный. Он убирает с головы байковую рубашку, поворачивается на другой бок и приподнимается на локоть.
- Я не спал, когда ты в хату зашел и не спал, когда Глухой семь годов принес. Просто лежу и думаю. 
- Тебе еще "десятку" без малого думать, а покушать надо. Готовь себе место.
Когда на "общем" четко обозначило себя нужное количество еды, Максим взял кусок вольного хлеба, несколько кусочков сала, тонко порезанной колбасы и отдал сиротский бутерброд Саньку, сказав при это
Алисса Сазерленд сексуальная и красивая решила показатьсвое голое тело
С мамок лесбиянок сняли наказание, и теперь они могут делать все, что им захочется
Письки в примерочной (62 фото) - секс фото