Восемь месяцев войны

Бои продолжаются восемь месяцев, продолжаем делать выводы.

Сначала некоторая вводная с обзором того, что уже произошло. 

За прошедшие месяцы сохранивший транспортную инфраструктуру противник сумел отмобилизовать и развернуть армию. При этом Россия, напротив, довольно долго вела боевые действия частью сил мирного времени. Следствием стало увеличение численного превосходства ВСУ, которое имело место уже в самом начале кампании. Тем не менее, довольно значительное время России удавалось купировать это превосходство Украины за счет преимущества в весе залпа. Подавляющая огневая мощь по-прежнему имеет значение, и там, где российская армия могла (и может) ее применять, противнику ловить в целом нечего. 

Главной проблемой, впрочем, стала активная поддержка Украины со стороны Запада, причем в первую, вторую и третью очередь – в части разведки (раз, два). Никакие доступные объемы материальной помощи Украине со стороны Запада не сыграли бы решающей роли в условиях перевеса России в огневой мощи без точных разведанных. Наличие точных, проверенных, регулярно обновляемых разведанных позволяло Украине выбирать слабые места и наносить хорошо спланированные удары именно там, где России не хватало войск (и огневой мощи) для обороны. Оно же позволяло эффективно использовать имеющуюся артиллерию по складам в ближнем тылу, осложняя российской армии использование ее артиллерии.

Ситуация усугублялась собственными проблемами ВС РФ с разведкой, которые осложняли оперативное поражение целей в прифронтовой зоне, а также со стратегическим целеполаганием, которые, в свою очередь, долгое время проявлялись в отсутствии системного воздействия на инфраструктуру противника. Дополнительно нельзя не упомянуть о проблемах с материально-техническим обеспечением, вылившихся, в частности, в отставку с должности начтыла МО. В итоге общая масса проблем, усугубившись мобилизацией, которая в целом может быть охарактеризована как системный кризис, привела к переходу дискуссии об армии в публичную форму с участием главы государства.

 В целом сказанное заставляет задаться вопросом о качестве нашей оценки обстановки и военного планирования. Корректный ответ на этот вопрос требует знания данных, легших в основу соответствующих решений, и их сверки с реальностью. Впрочем, это прямого отношения к теме данного поста не имеет и очевидно должно стать результатом разбора полетов по итогам (знать бы еще, какими будут итоги).

Что происходит сейчас? 

Затяжной конфликт, в котором перспективы резких изменений крайне сомнительны в случае, если не будут предприняты какие-то шаги, выбивающиеся из привычной схемы многомесячных баталий вокруг одних и тех же поселков. Названные выше недостатки в сочетании с временем, необходимым на подготовку войск по мобилизации осложняют наступательные планы и заставляют смотреть на перспективы крупных наступлений с известной долей скепсиса. Это справедливо для обеих сторон – у Украины для больших наступательных операций тоже возможностей не очень много.

Впрочем, можно констатировать начало системной работы по украинской энергетике, которая, при должном упорстве, существенно снизит способность Украины вести войну. В случае, если эта кампания будет дополнена таким же системным воздействием на транспортную инфраструктуру, эта способность снизится еще сильнее. Новые проблемы Украине очевидно создаст исчерпание советских арсеналов и трудности с поставкой адекватных количеств западной техники, особенно учитывая проблемы с эксплуатацией образовавшегося смешанного парка. Но в целом всерьез мерить глубину арсеналов НАТО и их возможности (и желания!) начать раскрутку промышленного производства представляется мне несколько ... опрометчивым подходом, поэтому лишение Украины способности вести войну имеет вдвойне большее значение, коль скоро уж с этим вопросом дотянули до осени.

Чем это может закончиться (вопрос «чем должно» – вообще отдельный)? Я бы сказал про заморозку конфликта и прекращение огня. Но, до тех пор, пока наши оппоненты не отказываются от идеи «исход войны должен быть решен на поле боя» перспективы подобной заморозки представляются несбыточными – по крайней мере, пока они не захотят поискать исход где-то еще.

Вопросы грязной бомбы, чистой бомбы, что думают в Вашингтоне, Лондоне, Париже, Иерусалиме, где-то еще, какова вероятность эскалации, равно как и вероятность того, что Европа замерзнет, взбунтуется, обанкротится и сдастся (последовательность по вкусу) – оставим участникам ток-шоу и политическим телеграм-каналам, прямого отношения к нашей теме они также не имеют. 

Философски завершу словами товарища Норина: Я считаю войну безусловным злом, но многократно худшим злом считаю войну проигранную.