Воля мёртвых (Часть 3)

∗ ∗ ∗

Я бился в дверь трансформаторной будки, в которую попал по какой-то нелепой случайности. От рокочущего низкого гуда кончики нервов вибрировали, в барабанные перепонки ударяло тяжёлое ботало гигантского колокола. Невыносимая, растекающаяся дрожащим маревом жара. По лбу катились крупные капли пота. Я сел, пытаясь высвободиться из липкой паутины омерзительного сновидения. Потёр ладонями лицо. Монотонный гуд не уходил. Из кошмара в реальность просочился и жар. Нестерпимо воняло жжёной тряпкой и палёным рогом. Горло сдавил спазм. Едкий дым застилал комнату пышными подушками непроглядно-чёрных клубов. Ел глаза. Пытаясь справиться с удушьем, я распахнул окно и по пояс высунулся на улицу. Живительные потоки ночного ветра ударили в мозг не хуже забористой браги. Где-то утробно стонали коты. Или не коты?..

Немного отдышавшись, я бросился в ванную, намочил полотенце, прижал его к носу и ринулся искать источник огня.

Огня нигде не было. Только ядовитый дым. Растворённые настежь окна и двери жадно тянули его в себя, но — удивительное дело — едва плотная дымовая пена достигала порога или рамы, тут же становилась прозрачной и лёгкой — ночной туман, не более.

В растерянности я метался по квартире, не зная, что и предположить. Наконец, в обезумевший мозг вторглось — жёлтое пергаментное лицо, блики свечей… Неужели какую-то из них не задул?!

Я ворвался в комнату, разгоняя непостижимый дым руками, и едва не сшиб гроб с массивных табуретов. Испуганно ухватившись за край, попытался удержать и… Пальцы мои невольно разжались — гроб был пуст.

∗ ∗ ∗

Я стоял, не в силах двинуться с места. Из коридора в комнату валил дым. Скоро рассыпанные по полу покрывала исчезнувшего покойника лишь смутно белели в зловонном мраке. Дальше пребывать в ступоре я себе позволить не мог. Выбежав из комнаты, помчался разыскивать источник дымовой завесы.

∗ ∗ ∗

Отыскался он на кухне. В огромной двенадцатиконфорочной, оставшейся ещё со времён коммуналки, плите бушевал огонь. Ненавижу огонь! Безотчётно — до судороги в глотке, до безмолвного, подавляемого почти физически визга! Нет, это был не пожар. Пламя билось в духовом шкафу. Оттуда же рвался дым, густо замешанный со смрадом. В ажиотаже забыв, где в просторной кухне выключатель, я рванулся к плите. С трудом нащупал в дыму газовые краны. В панике даже не обратил внимания, что плита раскалена до красна. Пальцы запульсировали жгучей болью. Все краны застыли в позиции «выкл.». Утечка газа? О, Господи! Какой дряни старый чёрт напихал в духовку, что от вони слезятся глаза?! Надо хотя бы выгрести содержимое, а там…

Я наклонился к тёмному стеклу, чтобы рассмотреть, где у этого раритета газовой промышленности ручка. Из разорванного языками пламени мрака сверкнули глаза. Те самые — смотрящие из-за черты. Обугленные лохмотья век окружали багровые склеры. Ещё недавно выцветшие радужки алели запёкшейся кровью. Их простреливали расширенные бездонные зрачки.

— Ты же знал… — пронёсся в голове старческий стон. — Один ты знал… И забыл!

Нет, я не забыл. Забил. Забил неистовыми усилиями тот лаз в прошлое. Завалил всяким хламом: чьими-то равнодушными лицами, сиюминутными встречами, дурацкой суетой и мимолётными радостями. Излечился. Иначе не смог бы жить.

А сейчас, глядя в огнедышащую пустоту, вспомнил.

∗ ∗ ∗

Бабушка говорила, что мама всё время со мной. Это была неправда. Как мама может быть на небе и в то же время рядом? Конечно, бабушка врала! Но я не спорил. Я любил бабушку. Про отца она ничего не рассказывала. Как-то Юрка объяснил, что отцы бывают не у всех. А вот это чистая правда! У меня отца сроду не было. Если честно, меня все эти обстоятельства мало заботили. Очень трудно грустить о тех, кого никогда не видел.

Помню, как-то раз долго будил бабушку. Очень долго. Очень-очень. Она не просыпалась, а мне хотелось есть. Потом была ночь и темно. Бабушка не встала и не зажгла свет. Я испугался и выскочил на балкон. На улице были фонари и не так страшно. Но я всё равно ревел. Чувствовал — что-то не так. Объяснить не мог, но в животе было холодно и тошно, кожу покалывали малюсенькие иголочки. Так иногда случалось. Например, когда представлял, что бабушка может забыть меня посреди городской толкотни. Забыть и никогда больше не вспомнить. Я ревел так, что не слышал, как кто-то выбил входную дверь.

Потом в нашей квартире было много людей. Я проснулся, а люди всё не уходили. Они не улыбались. Даже соседка тётка Матрёна не смеялась и не делала мне глупую «козу». Она плакала, и рот у неё растягивался ужасно некрасиво. Бабушка снова ко мне не вышла. Я пошёл с тёткой Матрёной.

Несколько дней бабушку не видел. Из разговора Матрёны по телефону узнал, что бабушку будут клир… кримни… Очень трудное слово. В общем, бабушка сильно занята и ей не до меня. Было обидно, и я опять ревел.

Выйдя во двор, я поделился бедой с Юркой. Тогда-то он мне и объяснил — бабушку сожгут. Я ему не поверил. Однажды старшие ребята отняли у воображалы Люськи куклу. Куклу бросили в костёр. Она почернела, резиновые руки и ноги стали подтаивать, как мороженое, и скоро превратились в бесформенные вонючие сгустки. Голова у куклы пузырилась и растекалась грязной лужей. Люська выла так, словно жгли её. Я тогда ушёл, потому что стекающее кукольное лицо — это было неправильно и страшно.

Но чтобы такое происходило с людьми… Нет, я Юрке не поверил.