Воллебен/Хинтербергер: Salbit Winter Trilogie

Mountain Accidents

Wohlleben/Hinterberger: Die Salbit-Winter-Trilogie

Интервью с Михаэлем Воллебеном и Лукасом Хинтербергером (Michael Wohlleben und Lukas Hinterberger): о хорошей связке, зимней трилогии Салбит в феврале 2023 года, психологическом кризисе после больших проектов и о том, какое отношение к альпинизму имеет сыр.

Примечание редактора: С 15 по 16 февраля 2024 года швейцарские альпинисты Михаэль Воллебен и Лукас Хинтербергер за 45 часов поднялись по южному, западному и восточному гребням на вершину Салбит высотой 2985 метров. Данный проект получил название Salbit Trilogie

Что вас привлекает в зимнем альпинизме?

Воллебен: Зимой царит абсолютная тишина и покой. Никого нет. Когда мы были на Салбит во время зимнего восхождения на все три гребня, мы не встретили ни одного человека. Ты совершенно один на горе. На Серро Торре более шумно.

Как родилась эта идея?

Воллебен: Я уже давно задумывал трилогию, как зимний проект. Осенью 2022 года мы с Лукасом занимались скалолазанием. А осень — это время, когда ты начинаешь нервничать и задумываться о том, чем можно заняться зимой. Итак, после пройдя маршрут, мы сели вместе за чашкой кофе и задумались о том, чем будем заниматься дальше. Когда появилась идея совершить трилогию, Лукас сразу сказал: Мы сделаем это!

Что вас привлекло?

Воллебен: В первую очередь, желание пройти все три хребта за один раз, сделав это первыми. С Salbit Trilogie связаны альпийские воспоминания о таких великих людях, как Жан-Марк Бувен (Jean-Marc Bouvin). И приятно, когда ты находишь проект, в котором ты достигаешь своих пределов и который к тому же находится в Альпах — практически у порога твоего дома.

Это очень непросто найти. Конечно, Salbit Trilogie — не самый большой вызов в альпинизме — но тот факт, что никто никогда не делал этого зимой, придал этому проекту большую привлекательность.

Хинтербергер: Если вы хотите испытать приключение, иногда эффективнее поискать его в Альпах. Иначе полетишь куда-нибудь и проведёшь пять недель мёрзнущим в базовом лагере в непогоду. Если что-то пойдёт не так, вы вернётесь домой ни с чем.

Как часто вы ходили в горы вместе, прежде чем взялись за Salbit Trilogie?

Хинтербергер: Если не считать скалолазания, десять раз.

Воллебен: Нашим первым большим совместным опытом было повторение восхождения Дани Арнольда и Роджера Шаэли (Dani-Arnold-Roger-Schaeli-Tour) по Großer Ruchen. Там мы и познакомились, как альпинисты. Мы поддерживаем нормальную дружбу в горах — а между делом делаем что-то посложнее.

Что отличает вас, как команду?

Хинтербергер: Мы очень хорошо дополняем друг друга. Я более спокойный человек. Я не так много общаюсь, как Михаэль, и когда я плохо себя чувствую, я, к сожалению, не говорю об этом так же прямо, как Михаэль. Но он это очень хорошо чувствует. С ним я могу быть абсолютно откровенным. Поэтому я чувствую себя с ним очень комфортно. Для меня Михаэль вроде джокера.

Для вашей команды важна дружба?

Хинтербергер: Однозначно, да. Я знаю жизнь Михаэля: знаю, где он живёт, знаю его ребёнка, его жену. Я знаю, как и почему он живёт и что им движет. Если бы я знал о ком-то только то, насколько хорошо он лазает, и ничего больше, это было бы для меня слишком поверхностно. И когда дело доходит до риска, у нас обоих примерно одинаковый порог.

Расскажите об этом подробнее?

Хинтербергер: Конечно, всегда бывают ситуации, когда один человек думает иначе, чем другой. Но внутренняя готовность и восприятие риска должны быть одинаковыми. Обычно вы ощущаете это очень быстро. Вам даже не придётся путешествуя вместе неделями. Я замечаю это через несколько часов.

Что делает Лукаса хорошим напарником для тебя, Михаэль?

Воллебен: Я путешествовал с одними из лучших альпинистов мира, включая Ули Штека (Ueli Steck). И я испытал не только положительные эмоции. Сейчас я бы даже сказал: Дружба — ключевой фактор успешных восхождений.

Почему?

Воллебен: Потому что тогда у вас есть доверие. И потому что с таким хорошим другом, как Лукас, вы гораздо лучше расскажете о своих слабостях. С профессионалом, который к тому же не является хорошим другом, вы с гораздо большей вероятностью будете общаться более аккуратно. С Лукасом мне не нужно этого делать.

Если дома дела идут не очень хорошо или я вдруг испугаюсь, работая лидером, я знаю, что нахожусь в надёжных руках Лукаса. И он это понимает.

Речь идёт об открытости?

Воллебен: И о доверии. Когда дело доходит до осознания рисков, я быстро понял, что мы очень похожи. Лукас может быть чрезвычайно амбициозным и очень целеустремленным. Но у него никогда не было слишком больших амбиций, которые стоили некоторым непревзойденным профессионалам, особенно тем, у кого нет семьи, жизни.

Является ли семья ограничивающим фактором твоей готовности рисковать?

Воллебен: Я бы не стал смотреть так глубоко. Это моё основное отношение к альпинизму, которое сформировалась ещё до появления семьи: я хочу жить. Я чувствую, когда мне становится страшно или когда что-то кажется слишком опасным. У Лукаса очень хороший баланс между «Теперь я собираюсь нажать на гашетку, потому что условия позволяют сделать это» и разумной осторожностью. Никто из нас не является слишком упрямым или амбициозным.

С Ули Стеком было иначе?

Воллебен: У Ули была склонность доводить заявленный проект до конца, несмотря ни на что.

С Лукасом это не так?

Воллебен: Лукас делает проекты в первую очередь для себя, а не для кого-либо ещё. Он также понимает, что иногда тому, что вы задумали, просто не суждено случиться.

Это тоже связано с тем, что Лукас почти не активен в социальных сетях?

Хинтербергер: Что вы имеете в виду?

Лохбихлер: Что тебя не волнует количество подписчиков, лайков и так далее.

Хинтербергер: Да, мне всё равно.

Спонсоры тоже?

Воллебен: У Лукаса спонсоры, которым тоже всё равно. *Смеётся*

Хинтербергер: На самом деле у меня есть только те предложения по снаряжению, которые являются стандартными для горных гидов и не требуют никаких денег. В этом смысле у меня нет спонсоров.

Спонсоры хотят активности от своих спортсменов в СМИ и в социальных сетях. Ты, Михаэль, уже несколько раз критиковал последствия этого.

Воллебен: Мне кажется, что смешивать профессиональный спорт и экстремальный альпинизм — или как бы вы это ни называли — с влиянием спонсоров неправильно.

Потому что достижения, которые привлекают больше всего внимания, не всегда впечатляют в альпинизме?

Воллебен: Да. И потому что это создаёт давление, которое может быть опасным. В этом отношении я считаю хорошо, что Лукаса не волнует спонсорство. Мы не подвержены давлению на наши совместные проекты. Это очень ценно.

А как насчёт ваших спонсоров?

Воллебен: Планируя проект, я изначально не думаю о своих спонсорах. Я хочу делать те проекты, которые мне интересны. То, что будет дальше — с точки зрения освещения в СМИ и реакции в социальных сетях — является лишь следствием. Но это не должно быть приоритетом. На первом месте стоит спорт, а потом уже всё, что делает его возможным. Я считаю, что только так можно оставаться верным своему пути, своему альпинизму.

Вы уже предприняли попытки реализовать Salbit Trilogie зимой 2022 года. Что не получилось тогда?

Воллебен: Например, снежные условия зимой 21/22, когда мы, вероятно, не нашли бы маршрут для спуска между южным и западным гребнями. Не говоря уже о лавинной ситуации.

Что ты думаешь?

Воллебен: Так много всего произошло за короткое время в январе и феврале 2022 года. Ужасная, тогда ещё новая война на Украине, а также очень личные вещи, такие, как мои физиотерапевтические исследования и заключительный этап строительства дома.

А ещё смерть Корры Пеше (Korra Pesce) на Сьерро Торре в конце января 2022 года. Это было уже слишком. Иногда случается, что время или собственные ощущения не подходят. Вам следует к этому прислушиваться. То, как вы себя чувствуете, иногда почти так же важно, как и условия на горе.

Как вы относитесь к лазанию ночью, как было на Салбит?

Хинтербергер: Морально это вызов. У вас есть конус света от фонаря, а справа и слева от вас тьма. Возникает ощущение, что там пропасть, хотя на самом деле там скала. Это может обескураживать. И это тяжело. Но как только вы найдёте свой путь, это не будет иметь никакого значения для вас с точки зрения лазания.

Как прошли съёмки?

Воллебен: Изначально мы планировали собрать большую съёмочную группу, но вскоре стало ясно, что это не сработает, потому что нам придётся вызывать съёмочную группу, после того, как погода и условия будут подходящими. Держать съёмочную группу в режиме ожидания в течение трёх месяцев было бы слишком дорого.

Плюс — не стоит об этом забывать — это создаёт давление: если вы знаете, что сейчас там сидит пять операторов и всё стоит больших денег, это может негативно повлиять на решения. Поэтому мы сказали себе: О'кей, мы хотим сделать этот проект, и нас не волнует, каким получится фильм.

В итоге у нас появился оператор, который снимал нас с помощью дрона и телеобъектива так долго, как только мог. Мы сами снимали на мобильные телефоны и GoPro. Мы не очень хорошие операторы, особенно я, потому что эта штука на каске очень раздражает. Но Лукаса это беспоколо гораздо меньше, он прекрасно с этим справлялся.

Сначала альпинистский проект, а потом фильм?

Воллебен: Именно. На самом деле, в первую очередь всегда должно быть то, что мы хотим сделать. Фильм вторичен. Если при этом получится красиво — замечательно! Если всё по-другому (т. е. съёмки определяют проект), вы быстро станете жертвой чужого влияния. Конечно, во время лёгких проектов снимать гораздо проще. Поэтому лучшие кадры получаются именно там, а не на сложных и впечатляющих восхождений.

Для тебя, Махаэль, это был третий крупный зимний проект: в 2014 году ты поднялся на северные стены Трех Пиков вместе с Ули Штеком за 15 часов 42 минуты. В 2017 году это повторил Симон Гитль. Однако, вы с Лукасом провели 45 часов на Салбит. Каково это по сравнению с более короткими зимними проектами?

Воллебен: Это нельзя сравнивать. Ули и Симон всегда беспокоились о времени — нужно было лезть, как можно быстрее.

Быстрее?

Воллебен: Да, но не как рекорд скорости. С Ули и Симоном было нужно работать, как можно быстрее, потому что у нас не было с собой бивуакного снаряжения. Лукас и я изначально планировали совершить восхождение в Салбит за один день. Но уже с первых попыток мы быстро поняли, что это невозможно. В какой-то момент нам придётся разбить лагерь.

Почему?

Воллебен: Он просто слишком длинный: в Zinnen Trilogie 45 питчей, в Salbit Trilogie — 80. А при прохождении Циннен питчей ещё меньше, потому что приходится много двигаться по гребню.

Salbit Trilogie почти в два раза длиннее...

Воллебен: ... поэтому мы сказали себе, что ещё не время, мы просто хотим быть первыми, кто это сделает. В конце концов, никто не скажет, нужен ли вам один бивак, два или вообще ни одного.

За те многие годы, что вы занимаетесь скалолазанием, приходилось ли вам когда-нибудь расставаться со связкой из-за того, что она больше не работала или вам было не комфортно?

Воллебен: Я заметил, что мы с Ули хорошо поработали над таким коротким проектом, как Zinnen Trilogie. Это был один день и всё прошло хорошо. Но в течение длительного периода времени это не сработало бы, потому что риски проектов Ули были для меня слишком велики. Другое дело, идёте ли вы на определенный риск постоянно или делаете это два дня за сезон.

Ты сказал, что берёшься за более рискованный, морально очень трудный проект только один-три раза в год, но не чаще. Связано ли это с тем, что ты стал отцом?

Воллебен: Немного расскажу о статистике. Она показывает, что остаточный риск накапливается тем больше, чем чаще вы работаете на пределе. Если бы мы с Лукасом делали десять таких проектов, как Salbit Trilogie каждый год, вероятность того, что что-то произойдёт, была бы гораздо выше, чем если бы мы брались за такой проект только раз в год.

Если мы реализуем 20 сложных проектов в течение десяти лет, то это такой же риск, как если бы мы попробовали эти 20 проектов всего за один год, но на прятежении 10 лет. Один-два проекта в год, когда ты выкладываешься по полной — этого достаточно. И это также лучше подходит для жизни с семьей.

Что ты имеешь ввиду?

Воллебен: Эмоции, которые ты переживаешь после этого, довольно сумасшедшие. Крайне позитивные в большинстве случаев. Но нельзя забывать, что подобный кайф — это не нормальная жизнь. И что нормальная жизнь должна быть очень, очень красивой.

Сколько времени нужно, чтобы морально успокоиться после такого проекта?

Воллебен: Это зависит от интенсивности, риска, на который вы пошли, адреналина, который вы выбросили. Также независимо от того, добились ли вы успеха или нет. С проектом Salbit Trilogie у меня это длилось три или четыре недели.

Какие эмоции ты испытывал?

Воллебен: Большую часть времени вы чувствуете себя невероятно позитивно, вы чувствуете себя хорошо, сильным и великим. Но мне также пришлось немного поработать с лавинной ситуацией, то есть с вопросом, не являются ли и Salbit Trilogie слишком рискованным с точки зрения лавин. Конечно, важно об этом подумать. А потом в какой-то момент ты возвращаешься к нормальной повседневной жизни и чувствуешь себя хорошо.

Даже когда выносишь мусор?

Воллебен: Даже тогда *Смеётся*

Что произойдёт, если ты сразу же отправишься в горы и будешь искать свой предел?

Воллебен: Потом в какой-то момент ты привыкаешь к этому ощущению, что гоняешься только за такими проектами, и к этому чувству. Это вредно для здоровья в долгосрочной перспективе. И для семьи тоже плохо.

Ты много говоришь со своим напарником о подобных проектах?

Хинтербергер: Да, мы говорим об этом. Однако, мою девушку больше всего беспокоят не такие проекты, как этот, а то, когда я работаю гидом. И это также касается частоты. Если я проработаю 150 дней горным гидом, это будет очень много. И с постоянно меняющимися гостями. Кроме того, если у меня не будет хорошего впечатления от тура, который я провожу в частном порядке, я остановлюсь. С Salbit Trilogie всегда всё было понятно: если что-то не будет получаться, мы остановимся. Но там нет гостей, которые будут вам платить и, возможно, оказывать на вас давление….

Ранее ты сказал, что в зимнем альпинизме тебя привлекало одиночество. С сольными проектами ты был бы ещё более одинок. Тебя это привлекает?

Хинтербергер: Нет. Такие мелочи у нас дома, может, раз-два за сезон — ладно. Но такой большой проект, как Salbit Trilogie: нет, совсем нет.

Почему?

Хинтербергер: Мне не очень нравится оставаться одному.

Тебе нравится оставаться наедине только с Лукасом?

Хинтербергер: Мне нравится, когда на горе рядом со мной есть кто-то, с кем я могу обмениваться идеями. *Смеётся*

Воллебен: Я пролез несколько маршрутов фри-соло. Но мне никогда не нравился тот факт, что мне приходилось идти на компромисс на своём реальном уровне соло. А на Salbit Trilogie у меня были бы большие сомнения по этому поводу. Это определенно не было бы веселее: с Лукасом такой проект похож на то, как вы отправились в скалолазный отпуск и целый день говорите о Боге и мире.

Когда вы лазите с женщинами, ощущается ли это иначе, чем в мужской команде?

Хинтербергер: Я думаю, что могу ответить на этот вопрос достаточно хорошо, потому что я часто путешествую с гостями-женщинами. А ещё с моей девушкой.

И каков твой ответ?

Хинтербергер: Да, ощущения другие.

В каком смысле?

Хинтербергер: Я думаю, что женщины, как правило, умнее. Они знают своё тело лучше, чем мужчины. Женские команды часто умнее и, возможно, более общительны. Большую часть времени у них меньшее эго, чем у мужчин. Но я также знаю очень сумасшедших женщин, которые делают то, чего я бы никогда не сделал.

Не поэтому ли в горах умирает меньше женщин, чем мужчин?

Хинтербергер: Нет, это тоже связано со статистикой, потому что в горах по-прежнему гораздо больше мужчин. Нельзя также забывать, что ещё не так давно женщинам не полагалось или не разрешалось ходить в горы. Безумие! И именно поэтому прошло всего несколько лет с тех пор, как они догнали мужчин.

Воллебен: Я считаю, что амбициозные профессиональные альпинистки рискуют не меньше, чем мы.

Как обстоит дело с помощью, когда ты, Лукас, занимаешься скалолазанием со своей девушкой?

Хинтербергер: Моя девушка технически довольно сильна, но у неё не так много альпинистского опыта, как у меня в качестве горного гида. Поэтому логично, что именно я принимаю решения, когда мы путешествуем вместе.

Есть ли у горных гидов-женщин недостатки?

Хинтербергер: Когда я вижу женщин-горных гидов с высокими, значительно более тяжёлыми гостями-мужчинами, я иногда думаю про себя: Чёрт, твой гость даже выше меня, я бы побоялся его сопровождать, если разница в весе составляет 50 килограммов или больше.

Что вас впечатлило в последнее время? Что вам понравилось из того, что сделали другие?

Хинтербергер: Забавно, мы обсуждали это всего несколько дней назад. Определенно Fall Renaissance, восхождение тредом на Севернуб стену Эйгера (Eiger Nordwand), выполненное Сильваном Шюпбахом и Петером фон Канелем (Silvan Schüpbach und Peter von Känel). Впечатляет, что они совершили такой первопроход без шлямбуров. Седьмая степень сложности, 30 питчей. Это веха.

Воллебен: Это настоящий альпинизм. Чистый стиль. Идеальный альпинизм. Но некоторые молодые французы очень сильны на данный момент.

О ком ты говоришь?

Воллебен: О Шарле Дюбулоз и Бенджамине Ведринесе (Charles Dubouloz und Benjamin Védrines) с их Chamlang North Face Direttissima в Непале. Или Симон Велфрингер (Symon Welfringer). Напротив, так называемые рекорды, недавно отмеченные в Гималаях, не имеют никакого значения. Сейчас творится бардак.

Из-за полётов на вертолётах с горы на гору?

Воллебен: Именно. Дайте кому-нибудь вроде Лукаса вертолёт и баллоны с кислородом: он сможет подняться на восьмитысячники за 90 дней. Это как Tour de France с допингом и электровелосипедами. Плюс это наносит вред экологии.

Является ли устойчивое развитие важным для вас фактором?

Хинтербергер: Абсолютно. Летом я много пользуюсь общественным транспортом. Швейцария в этом очень удачно расположена. Зимой и весной это сложнее, ещё и потому, что нужно рано начинать сезон. Разумеется, я летал в Канаду, чтобы заниматься ледолазанием, что, конечно, совершенно противоречиво: вам хочется долгих, холодных зим, и поэтому вы летите в Канаду. Но, летая, вы, конечно, помогаете сделать эти зимыещё короче. Даже в Канаде.

Воллебен: У меня не было бы проблем снова полететь в Патагонию или в Непал через пять или шесть лет. Но такие большие путешествия три раза в год невозможны. Я не хочу показывать пальцем, но каждый должен задуматься о том, где и как он может уменьшить свои собственные потребности. Каждый также должен посмотреть, сможет ли он найти проекты в своей области. В любом случае, это проблема для нас обоих.

Михаэль недавно закончил обучение на физиотерапевта. Какую профессию ты, Лукас, получил до того, как стал горным гидом?

Хинтербергер: Я выучился на сыродела. В межсезонье работаю на семейной сыроварне, так что две мои работы вполне можно совмещать.

Вы производите уникальный сыр, который есть только у вас?

Хинтербергер: Только у нас? Да у нас лучший сыр в мире! *смеётся*

Воллебен: Лукас обычно всегда сдержан. Но не тогда, когда дело касается его сыра. *смеётся*

Есть ли параллели между альпинизмом и производством сыра?

Хинтербергер: Природа диктует время: как при изготовлении сыра, так и при восхождениях в горах.

Воллебен: Я бы добавил: при изготовлении сыра нужно работать так же идеально и точно, как при лазании. Если бы Лукас сделал что-то не так, это не было бы фатально. Но это не попало бы в продажу.

Автор оригинального текста: Claus Lochbihler

Перевод и вёрстка: Mountain Accidents

Информация: https://www.bergundsteigen.com/artikel/salbit-winter-trilogie/

TG: https://t.me/mountain_accidents

Цитирование без ссылки на канал запрещено!