Война против старых порядков. После окончания конфликта реформы вероятны и в России, и в Украине

Европейская модель

Размышляя о том, в каком направлении после окончания войны двинутся Украина и Россия, я вспомнил один интересный исторический пример. Ближе к концу Второй Мировой перед Европой встал выбор, к чему стремиться: восстанавливать старый довоенный мир или кроить новый. Старый свет выбрал второй вариант. Это стало понятно ещё до окончания войны. Антифашистское сопротивление практически везде противопоставило себя не только оккупантам и их пособникам, но и старым политическим системам своих стран.

Ведя борьбу с фашизмом, наиболее активные её участники вовсе не мечтали вернуться в существовавший до войны «золотой век». Нет, они считали, что тот мир потерпел крах: он привел к поражению людей доброй воли и торжеству тоталитарных идеологий. Борьба с фашизмом, поэтому, предполагала противостояние самому духу эпохи, позволившему фашизму победить. Сопротивление было пропитано революционными настроениями. В планах было не восстанавливать старый мир, а строить новый. Авторы итальянского ревью Societa писали в 1945-м: «Никто из нас не признаёт своего прошлого. Для нас это невозможно». 

Жертвами подобного настроя оказались не только нацисты и местные квислинги. Пострадали и довоенные политики. Если до 1939 года в Европе доминировали правые консерваторы, то после 1945-го баланс сдвинулся к левым, лево-центристам, а также оформившимся в виде нового массового движения христианским демократам — в общем, разного рода прогрессистам.

Моду на laissez-faire сменила мода на централизованное планирование и регулирование — идеи, которыми в довоенной Европы увлекались в основном маргиналы. Популярнейший британский историк Алан Тейлор сказал в ноябре 1945-го: «В Европе больше никто не верит в американский образ жизни — то есть, в частное предпринимательство. Если выразиться точнее, те политики, которые в него верят, разбиты наголову и будущее у них такое же мрачное как у якобитов в Англии после 1688 года».

И не случайно, что буквально через два месяца после того, как Черчилль привёл Британию к победе, он проиграл выборы и покинул пост премьер-министра. И это — невзирая на огромную личную популярность и безусловное признание его заслуг перед страной. 

Справедливости ради надо заметить, что такие мощные сдвиги в мировой истории случаются не так уж часто. Обычно прогнозы на них не сбываются. Помню, во время экономического кризиса 2008 года на Западе не было недостатка в утверждениях, что «мир никогда не будет прежним»; хватало их и во время ковида. Сейчас о тех историях и тех прогнозах даже думать забыли. 

Тем не менее надо понимать, что война — это не экономический кризис и не пандемия. В отличие от последних, первая является результатом чисто политических ошибок и недоработок, а значит и реакция на неё должна носить политический характер — сродни той, что имела место в Европе после Второй мировой. 

Выбор России

В случае с Россией выбор представляется более-менее очевидным: вместо авторитаризма и имперства — демократия и концентрация на внутренних реформах. Данные тех фокус-групп, о которых я рассказывал две недели назад (здесь, здесь, и здесь) свидетельствуют, что общество к указанному переходу готово. Идеалы «сильной руки» и «вставшей с колен России» уже в достаточной степени дискредитированы.

Есть, правда, ещё запрос на «перераспределительную справедливость», но он в нынешних условиях не будет противоречить ценностям либерализма и демократии. В руках путинского окружения скопились огромные богатства, причём большая их часть была получена явно преступным путём.

Удовлетворение запроса на справедливое перераспределение национального богатства через такой либеральный институт, как честный суд, в этой ситуации становится не только возможным, но и необходимым. Это та самая ситуация, когда перераспределение окажется политически, юридически и морально оправданным. 

Выбор Украины

В случае с Украиной всё несколько сложнее. С одной стороны, до войны общество здесь не было удовлетворено складывавшимся статус-кво. Голосование за Зеленского носило принципиально протестный, антисистемный характер.

Да и потом — после избрания нового президента — общественное восприятие ситуации в стране тоже не сильно изменилось, рейтинги нового главы государства до вторжения России, как известно, падали. Всё это дает основания предполагать, что преобладающим после войны желанием будет строить что-то новое, ранее невиданное, а не восстанавливать порушенное— примерно так же, как это было в случае с послевоенной Европой. С другой стороны, победа часто создает базу для самодовольства и самолюбования, а такие вещи не способствуют поиску альтернатив и консервируют ситуацию. 

Думаю, что немаловажную роль в нынешней ситуации сыграют ЕС и НАТО. Быстрое удовлетворение заявок о вступлении в эти организации укрепит у украинцев ощущение, что перед ними открывается новая страница истории. В этих условиях желание реформировать институты, избавляться от коррупции и прочих «пережитков проклятого прошлого» окрепнет. Затягивание со вступлением в институты глобального Запада, наоборот, создаст запрос на изоляционизм, идеалы чучхе и прочих вещей, которые не ассоциируются с открытостью и либерализмом. 

Хотя, конечно, надо признать, что и национализм тоже может быть модернизаторским — хотя бы теоретически. Не факт, что это возможно в XXI веке, но раньше такое случалось.

*Автор — политолог, принан Минюстом РФ иностранным агентом.