Влюблённый паразит (Новелла). Глава 3.1

Свою первую девушку Косака повстречал в девятнадцать лет, на дворе в то время стояла осень. Она была старше его на два года, познакомил их общий не очень-то дружелюбный знакомый, и они, пустив всё на самотёк, начали встречаться. Её внешность, характер, хобби и умения были совершенно заурядными, сейчас Косака толком бы и не вспомнил её лица. Всё, что осталось в его воспоминаниях, — образ её коротких волос и появляющихся при улыбке ямочек на щеках.

Сразу же при знакомстве Косака решил честно рассказать ей о своей любви к чистоте. Он объяснил, что это может серьёзно воспрепятствовать нормальной жизни, но она просто улыбнулась и кивнула.

— Всё хорошо. Я в некотором роде такая же, так что мы определённо поладим.

Она не обманула и действительно оказалась довольно чистоплотной девушкой, всегда носившей с собой разную антибактериальную продукцию, часто мывшей руки и два раза в день (в выходные — три) принимавшей душ.

Но по сравнению с Косакой она была не более, чем именно «чистоплотной». Её сильное внимание к гигиене фактически не имело ничего общего с его компульсиями.

Также у неё была теория, согласно которой даже самые привередливые люди смогут преодолеть большинство преград в отношениях, если будут друг другу доверять. Сколько бы Косака ни настаивал, что доверие тут ни при чём и если он говорит, что «не может», то не может на самом деле, она контраргументировала его речи тем, что он просто ей не верит. Отсутствие с его стороны желания поцеловать её или тем более взяться за руки она считала проявлением недостаточной любви к себе и, будучи убеждённой в собственной правоте, прислушиваться к словам Косаки, чтобы понять куда более фундаментальную проблему, не хотела.

Их в некотором роде схожие личности сыграли с ними злую шутку. Она была уверена, что понимает его брезгливость, и оттого гордилась своей любовью к чистоте. Однако действия Косаки, выбивавшиеся за рамки её понимания (будь то споласкивание магазинной мелочи по приходе домой, выбрасывание ручек, которыми он делился с одноклассниками, или прогул школы из-за моросящего дождя), она считала не проявлением страха перед грязью, а особенностью его характера.

Плохим человеком она не была, просто у неё совершенно отсутствовало воображение. То, что их отношения продлились три месяца, можно назвать разве что чудом. Расставшись с ней, Косака больше никого себе не нашёл. Его первая и последняя любовь. Впрочем, вполне возможно, что то была и не любовь вовсе.

Хидзири Санаги пришла в два часа дня. Звонок интеркома сопроводил звук, похожий на пинок в дверь, которую Косака, отперев, открыл. Перед собой он увидел Санаги, запустившую руки в карманы своего кардигана и недовольно скривившую губы.

— Почему не оставил дверь открытой? Хочешь, чтобы меня кто-нибудь заметил?

— Моя вина, — извинился Косака.

— Надеюсь, деньги ты приготовил?

Он вручил ей конверт, который Санаги тут же открыла, дабы на месте пересчитать содержимое, и, закончив, положила себе в сумку.

— Как и договаривались… — она ухмыльнулась. — Давай дружить.

— Да, давай, — вежливо ответил Косака. — Кстати, пока ты ещё не вошла в комнату, я хотел бы тебя кое о чём…

Он собирался попросить её подождать, чтобы он влажными салфетками протёр открытые участки её тела, но было уже слишком поздно. Санаги сбросила свои лоферы, проигнорировала приготовленные для неё тапочки и, пройдя в гостиную, уселась на кровать, как на свою собственную. Косака чуть не вскрикнул.

— Подожди, только не на кровать, пожалуйста, — взмолился он и, указав на своё рабочее кресло, добавил: — Пересядь сюда.

— Не хочу.

Просьба оказалась тщетной. Санаги животом вниз разлеглась на его постели, положила под подбородок подушку и принялась читать вытянутую из сумки книгу. Хуже не придумаешь. Когда она уйдёт, ему придётся тут же постирать простыню и наволочку.

— Да, долго ты планируешь здесь оставаться?

— Примерно два часа, — ответила девушка, не отрывая взгляда от книги.

— Э-эм… а что всё это время делать мне?

— Зачем ты меня об этом спрашиваешь? Создай компьютерный вирус, или чем ты там занимаешься?

Затем она надела наушники и начала слушать музыку, не выказывая никаких намерений завести с ним разговор.

Косака сел на кресло, отвернулся от кровати и открыл начатую на днях книгу. Настроения на чтение у него совсем не было, но он не знал, чем ещё себя можно занять. Прочитав несколько страниц, он услышал доносящиеся у него из-за спины чирканья зажигалки, обернувшись на которые увидел пытавшуюся поджечь сигарету Санаги.

— Никаких сигарет, — предупредил он, торопливо поднявшись с места и нагнувшись к её уху. — Пожалуйста, воздержись от них, пока находишься в этой комнате.

— Да чтоб тебя…

Санаги с неохотой захлопнула зажигалку и вернула в пачку вытащенную изо рта сигарету. Косака облегчённо вздохнул. Как можно было положить в пачку сигарету, которую ты уже взяла в рот? Разве она не находит это негигиеничным? Впрочем, относись она к гигиене так же, как я, то вряд ли бы вообще стала курить.

Будучи осведомлённой о запрещающих курение правилах, Санаги опять уткнулась в книгу. Косака пытался подсмотреть, что она читает, но шрифт был слишком мелким, а обложку покрывал кожаный переплёт.

Косака вернулся к чтению. Сконцентрироваться на написанном он, однако, не смог и, бесцельно водя глазами по странице, задумался о совсем не относившихся к содержанию книги вещах.

В конце-то концов, для чего этот Идзуми меня нанял? Какую роль я должен исполнить? Он хотел, чтобы я присмотрел за ребёнком. А затем сказал подружиться с Хидзири Санаги. Судя по всему, она ещё и не из тех, кто ответственно относится к школе. Отсюда было бы логично предположить, что я — «некто, кто как друг может помочь прогуливающей занятия Хидзири Санаги вернуться к учёбе».

Но тогда становятся непонятными слова «подходит или нет». Невозможно представить, что бы меня выбрали «подходящим» на роль нравоучителя для забросившего школу подростка. Я чертовски плохой кандидат, хоть Идзуми и посчитал иначе.

Или мне стоит смотреть на вещи проще? Может, родители Хидзири Санаги потворствуют дочери, закрывая глаза на её прогулы, и нанимают людей, с которыми ей не будет скучно проводить время. При таком раскладе «пригодность» означает неприспособленность к обществу, которой отличается и Санаги. Это, что удивительно, ещё больше похоже на правду.

Но оставлять несовершеннолетнюю девушку под присмотром двадцатисемилетнего мужчины в любом случае неправильно. Родители Санаги понимают, что она сидит в моей комнате? Возможно, Идзуми выбрал именно меня, так как знал о моей чистоплотности, из-за которой я ни за что не притронусь к женщине. Такая мысль имеет право на жизнь. Я и пальцем не трону Хидзири Санаги, даже если меня попросят. Может, «пригодность» заключается и в этом.

Прошло около часа. Дождавшись момента, когда Санаги снимет наушники, Косака спросил:

— Хей, Хидзири-тян, как думаешь, чего Идзуми от меня ждёт?

— Понятия не имею. Может, он думает, что ты сможешь меня перевоспитать? — сказала Санаги, перевернувшись на кровати. — А ещё больше никогда не называй меня «Хидзири-тян». Мерзость.

— Мне было сказано присмотреть за тобой, но в чём конкретно заключаются мои обязанности?

— Ни в чём, — холодно отрезала Санаги. — Лучше всего просто продолжать обманывать Идзуми, пока он не сдастся. Не думай, что я и правда хочу с тобой поладить и подружиться. Это всё равно невозможно.

— … Понял, — Косака кивнул. Звучит наиболее благоразумно.

— О, кстати, — добавила она, — полагаю, нам нужно обменяться контактами. В противном случае Идзуми найдёт нашу дружбу неестественной.

Поморщившись, Косака взял протянутый девушкой смартфон.

— Добавься.

Косака послушно записал свой номер. В списке контактов, как он в некоторой степени и ожидал, числилось лишь три человека. Более того, их номера не были подписаны именами. Девушка не из общительных.

Закончив, Косака тихо протёр руки дезинфицирующим средством. Неизвестно, какая зараза может быть на чужих вещах. Особенно на тех, которыми люди пользуются ежедневно.

Когда два часа прошли, Санаги закрыла книгу, вернула её в сумку и ушла, а Косака сразу же бросил постельное бельё в стиральную машину и принялся убираться, после чего около часа простоял под душем.

Уходя, Санаги предупредила: «Завтра я приду около шести вечера». Это не смешно. Косака повесил голову. Если так будет продолжаться, его святые земли окутает скверна. Разве никак нельзя это предотвратить? Идеальным, по мнению Косаки, решением было бы просить Санаги, прежде чем заходить в гостиную, принимать душ и переодеваться в чистую одежду, однако подобная просьба её лишь разозлит и приведёт к лишним разногласиям.

В конце концов ничего дельного он не придумал, и на протяжении следующих двух дней Санаги распространяла грязь по всей его комнате. Делала она это наверняка не умышленно, но исход был один: у Косаки начали сдавать нервы, из-за чего он не мог уснуть по ночам. Его комната теряла статус священного места. Санаги всегда ложилась в центр кровати, поэтому он стал спать с краю и, пока искал пригодную для сна позу, множество раз чуть ли не падал на пол.

Быть может, расскажи он ей о том, что является маньяком чистоты, Санаги и стала бы вести себя более сдержанно, однако после расставания со своей девушкой Косака никому этого не раскрывал. Более того, он прикладывал немало усилий, чтобы не совершать ничего компульсивного при посторонних. Старания эти оказывались вполне успешными; не все прошлые коллеги по работе догадывались о его болезни и воспринимали Косаку просто как вечно опаздывающего и необщительного человека.

Ему в голову никогда не приходили мысли в духе «если бы все вокруг знали, что я маньяк чистоты, то жить бы мне стало немного легче». Не то чтобы это было упрямством. Просто люди с обсессивно-компульсивным расстройством всегда скрывают от других проявления своего недуга.

Осознание собственной ненормальности -отличительная черта этого заболевания. Больные не пытаются добиться понимания окружающих. Ибо понимают, что обычным людям их понять не суждено. Но, несмотря на объективность к самим себе, избавиться от компульсий они не могут. Разумные соображения бессмысленны. Эффективными методами лечения считаются фармакотерапия с использованием селективных ингибиторов обратного захвата серотонина и техника конфронтации с подавлением тревожной реакции, однако во время обучения в колледже Косака испробовал обе методики, и его состояние лишь ухудшилось.

Он не знал, заметила Санаги его расстройство или нет. Время от времени она, почувствовав запах антисептика, жаловалась на больничный запах, но на этом всё и заканчивалось.

Вопреки своей вызывающей внешности, Хидзири Санаги была книжным червём. Похоже, интереса к романам или стихам она не питала, поскольку не читала ничего, кроме технической литературы и научных журналов. Однажды, когда девушка заснула в процессе чтения, Косаке удалось украдкой заглянуть в её книгу, которая, как оказалось, описывала паразитозы.

Позже ему нередко выпадала возможность посмотреть, что читает Санаги, и он понял, что девяносто процентов её книг посвящены паразитам. Судя по всему, к ним она испытывала особенный интерес.

Косака вспомнил «Любительницу гусениц» из сборника «Повесть советника Цуцуми». Прочитал он эту историю в старшей школе, а рассказывалось в ней о странной девушке благородного происхождения. Одарённая красотой, она не использовала косметику и не чернила зубы, а всё свободное время предавалась рассматриванию гусениц. Подходящее прозвище для читающей только литературу о паразитах Санаги, к которой Идзуми относился как к принцессе.

Серебристые волосы, проколотые уши, короткие юбки, сигареты и паразиты. С точки зрения Косаки, всё это было символами нечистот, а Хидзири Санаги — воплощением их всех вместе взятых. В то же время Санаги изначально не проявляла к Косаке никакого интереса и ничего, кроме предоставляемой для убийства времени комнаты, от него не ожидала. Сидели они рядом, но друг от друга их ограждала высокая толстая стена.

С их первой встречи прошла неделя.

Позвонив через интерком, девушка, как правило, сразу же заходила в квартиру, однако сегодня всё было иначе. Дверь не сдвинулась с места, даже когда исчезло эхо звонка, оттого Косака и сделал вывод, что гостем была не Санаги.

Подойдя к двери, вместо неё он увидел Идзуми. Тот снова был одет в накинутое поверх костюма пальто покроя Честерфилд, на его лице выступала свидетельствующая о пренебрежении к бритью щетина, а волосы всё так же имели жирный блеск.

Косака молча впустил Идзуми внутрь и закрыл за ним дверь. Далее аккуратно, чтобы не прикоснуться к гостю, обошёл его и, повернувшись спиной к гостиной, встал напротив.

— Похоже, ты и вправду нашёл общий язык с Хидзири Санаги, — Идзуми, сложив руки на груди, похвалил Косаку. — Я с самого начала думал на тебе крест ставить, однако ты здорово поработал.

— Спасибо, — ответил Косака. О взятке он решил умолчать.

— Хотелось бы узнать для справки, как тебе это удалось? По-моему, банально дать ей чувствовать себя комфортно — то ещё мытарство.

— Я просто попросил её стать моим другом, — зевая, сказал Косака. После всех бессонных ночей у него затуманилось зрение и онемела голова.

— И?

— И всё.

Идзуми нахмурил брови.

— Эй, ты же сейчас смеёшься надо мной, да? Лишь это заставляло Хидзири Санаги приходить к тебе домой?

— Зачем мне врать? — с напускным невежеством спросил Косака. Идзуми фыркнул.

— Не знаю, как ты этого добился, но твой результат дорогого стоит. Хоть ты и никчёмный безработный преступник, тебе бы удалось преуспеть в похищении девушек с целью вымогательства, — он издевательски зааплодировал. — Ладно, перейдём к твоей следующей миссии.

Не найдя подходящих слов, Косака потупил глаза. Следующей миссии? Налаживание дружеских отношений с Санаги было только началом? Не говорите мне, что после этого задания будет ещё одно, и ещё, и ещё…

Идзуми перешёл к сути.

— Разузнай о переживаниях Хидзири Санаги. Сделай всё так, чтобы она сама решила с тобой ими поделиться. Я не хочу, чтобы ты добыл эту информацию силой.

— Переживаниях? — уточнил Косака. — Они ей не чужды?

— Конечно нет. Как и всем людям. И особенно девушкам её возраста. В широком смысле переживать — это их работа.

— В широком смысле да, но…

— Только учти, я не хочу, чтобы ты узнал, что в последнее время у неё испортилась кожа, лунки на ногтях больше, чем у других людей, или что складки на веках правого и левого глаза разных размеров — такие банальные вещи меня не интересуют. Всё, что тебе нужно выяснить, — это причину, по которой она перестала ходить в школу.

Косака на секунду задумался

— Разве это не из-за того, что школа её просто-напросто раздражает, например?

Идзуми ухмыльнулся, однако от улыбки этой веяло агрессией.

— Как я и думал. Ты так чувствителен к собственной боли, но в то же время на боль других тебе наплевать. Вот ты какой, — сказал он, одарив Косаку циничным взглядом. — Я кое-что для тебя уточню. Хидзири Санаги — куда более нормальная девушка, нежели тебе кажется. И если нормальная девушка одевается во что-то ненормальное или чем-то ненормальным занимается, то это наводит на мысль, что что-то ненормальное происходит в её голове, — Идзуми приблизился к Косаке и тоном, не допускающим возражений, добавил: — И ещё одно предупреждение. Если ты попытаешься меня одурачить или навредишь Хидзири Санаги, то приведёт это не только к разглашению информации о вирусе. Ты окажешься в такой стрессовой ситуации, с какой ранее никогда не сталкивался. Заруби себе это на носу.

Косака покорно кивнул.

Однако спустя всего лишь несколько часов вред Хидзири Санаги он всё же, хоть и непреднамеренно, причинил.

Стоило Идзуми уйти, как на его месте тут же оказалась Санаги. Даже не бросив взгляда на Косаку, хозяина комнаты, она разлеглась на уже ставшей её кровати, подложила подушку под голову и открыла книгу. Я ощущаю себя привязанным к этому месту призраком, — подумал Косака. — Может быть, я дух человека, что совершил в этой комнате самоубийство, но ещё не осознал своей смерти? Владельцем квартиры уже давно является Хидзири Санаги, и это она принимает меня как гостя. Интересная идея.

Однако вечно исполнять роль призрака Косака не мог, ибо теперь ему было необходимо узнать причины прогулов Санаги. Он каким-то образом должен начать диалог, искусно перейти к обсуждению школы и заставить её естественным образом всё рассказать.

Пока Косака обдумывал детали разговора, он неумышленно сфокусировал взгляд на Санаги. Та сняла наушники, повернула голову и агрессивно спросила:

— Чего тебе? Что-то сказать мне хочешь?

— Ничего такого, — Косака торопливо отвёл взгляд и в качестве извинения сказал первое, что пришло ему в голову: — М-м, просто я заметил, что сегодня на тебе снова та серёжка.

— Серёжка?

— В прошлый раз она показалась мне довольно милой. Вот и всё.

Санаги подозрительно моргнула и, будто до текущего момента не подозревая об украшении, дотронулась до него, нежно прислонив руку к мочке.

— Хочешь посмотреть поближе?

— … Нет, мне и отсюда видно.

— Как знаешь, — Санаги надела наушники и вернулась к чтению.

Предложение девушки взглянуть на серьгу стало неожиданностью. Учитывая её обычное поведение, она должна была либо проигнорировать его фразу, либо ответить на неё каким-нибудь ругательством.

Косака задумался. Возможно, эта синяя серёжка в форме цветка имеет для Санаги особое значение, и ей приятно, когда кто-нибудь обращает на неё внимание.

По правде говоря, серьги Косака недолюбливал. Прокалывание собственного тела он считал чем-то немыслимым, равно как и ношение в созданном отверстии инородных предметов, наверняка способствующее распространению бактерий. Каждый ли день она их вынимает и дезинфицирует?

Относилось это не только к серёжкам; похожие ощущения он испытывал и к наручным часам, смартфонам, рюкзакам, очкам и наушникам. Есть ли смысл ежедневно принимать душ, если все твои вещи до единой грязные?

Сидя на кресле, Косака повернулся к Санаги спиной, собрался с мыслями и начал думать, как завести разговор. Если он сразу перейдёт к сути, то девушка наверняка поймёт, что инициатором разговора является Идзуми. Как мне аккуратно свести обсуждение к этой теме? Я с ней толком даже никогда и не общался.

А затем Косака взглянул на проблему с другой стороны. Нет смысла делать всё так, как говорит Идзуми. Один раз я его уже обманул — обману и второй, разницы особой нет. Я могу всё честно рассказать Санаги, обсудить детали и заплатить ей за сотрудничество. Что может быть проще?

Он встал с кресла и наклонился к девушке.

— Санаги, я хочу с тобой кое о чём поговорить.

— Что на этот раз? — она опустила наушники на шею и подняла голову.

— Сегодня Идзуми дал мне новое задание. Я должен как бы невзначай вызнать у тебя, почему ты не ходишь в школу.

— … И?

— Не поможешь? Правду говорить необязательно, сгодится любая убедительная причина.

Нависла раздражающая тишина. Ответ Санаги прозвучал после значительной задержки, словно Косака разговаривал не с ней, а с виртуальным помощником, находясь при этом в почти лишённом связи месте.

— Он сказал узнать это как бы невзначай, правильно? — Санаги отвернулась. — Почему бы тебе так и не поступить?

— Не думаю, что у меня получится, поэтому и спрашиваю напрямую. Я заплачу.

— Я не хочу отвечать, — откровенно сказала Санаги.

— Можешь соврать.

— И врать не хочу.

Иными словами, кооперироваться она не собиралась. Косака подумал, что бы ещё он мог попробовать, но вскоре сдался и сел обратно. Не торопись. Может, она сегодня просто не с той ноги встала. Буду углубляться — только сильнее её разозлю. Спрошу ещё раз в другой день.

Продолжение