Влияние личного опыта и государственной пропаганды на поддержку военной операции

Изучая отношение взрослого населения России к действиям ее вооруженных сил в Украине, различные исследователи стремятся использовать наиболее адекватную формулировку для измерения этого отношения. Одни задают прямой вопрос о поддержке «специальной военной операции», не включающий в формулировку вопроса обозначение возможности отказа от ответа. Они предполагают, что респонденты находится в ситуации свободного выбора той или иной стороны вариативной шкалы. Этой версии придерживаются, например, ВЦИОМ и Фонд «Общественное мнение». Другие, как специалисты проекта «Хроники» предлагают инструмент, в котором респондентам предлагаются не только варианты поддержки и не-поддержки введения российских войск в Украину, но и варианты затруднения с ответом и отказа от него. Данный инструмент также хорошо себя зарекомендовал, и может использоваться впредь. Третьи предлагают иные, промежуточные варианты формулировок, избегающих социально одобряемых ответов. Основная цель поиска «правильной» формулировки – дать возможность респонденту выбрать подходящий ему вариант ответа, отражающий его отношение к объекту измерения, и при этом использовать выражения, создающие минимальную предрасположенность к тому или другому варианту ответа.

Кроме формулировок отдельных вопросов, иногда в качестве инструмента для измерения отношения населения к СВО используются комбинация вопросов и составные шкалы. Так, авторами данной публикации в свое время была предложена сегментация россиян в зависимости от их оценки своей поддержки СВО и некоторых гипотетических действий главнокомандующего российской армии. В другом месте мы предложили сегментацию на основе личного отношения жителей страны к конфликту и оценки его поддержки в ближайшем социальном окружении. Целью сегментирования в обоих случаях был поиск сложных форм этого отношения, учитывающих, что коммуникация происходит с респондентом, скорее всего, не полностью свободным в выражении своего мнения, обоснованно или необоснованно опасающимся за свое несогласие с официальной точкой зрения на вооруженный конфликт. В наших опросах респондентам предлагались варианты формулировок и терминов, не используемые или почти не используемые в государственной пропаганде.

Различные инструменты для измерения поддержки боевых действий ВС РФ в Украине

 Заявленная поддержка. В декабре 2022 года, на десятом месяце активных боевых действий ВС РФ в Украине, 72% россиян поддерживало их, а 20% - не поддерживало (рисунок 1). Как видим, на каждого противника СВО приходилось три-четыре ее сторонника. Иначе говоря, в группе из четырех человек вероятность того, что хотя бы один из них не будет разделять точку зрения трех других на ключевой вопрос жизни в России сегодня, близка к единице. Разумеется, речь идет о случайной группе, ближайшее окружение человека куда более гомогенно по взглядам.

Поддержка в ближайшем окружении. Как показано на рисунке 1, более трети (37%) россиян считают, что вокруг них все или почти все поддерживают СВО, еще 19% думают, что таких большинство в их окружении. Более четверти (28%) полагают, что вокруг них сторонников и противников почти поровну. 6% отмечают, что в их окружении доминируют противники боевых действий, а еще 5% живут исключительно в таком окружении. Как видим, вне зависимости от личной точки зрения россияне вполне здраво оценивают свое ближайшее окружение: группы с высокой долей сторонников (или противников) СВО, сдвигают оценки своего ближайшего круга в сторону, противоположную своей точке зрения, полюса размываются, а средние значения, напротив, становятся более наполненными. Наши соотечественники адекватно оценивают свое социальное окружение, видя в нем не только тех, кто придерживается той же точки зрения в вопросах войны и мира, но и тех, кто с ней не согласен.

Оценка респондентами долей сторонников и противников СВО в России. Следующий признак нашего инструментария (А как Вы думаете, какой процент россиян поддерживают военную операцию России на Украине?) измерял оценку россиянами долей поддерживающих и не поддерживающих СВО среди их соотечественников, то есть фактически мы получили самооценку поддержки, выраженную не личным заявлением о ней, а оценкой, ожиданием. Такая «оценочность» отчасти снимает ответственность за «правильность» или «неправильность» той или иной точки зрения на СВО. К тому же в общественном мнении отсутствует какое-то определенное, нормативное, «правильное» значение этой оценки в отличие от ответа на прямой вопрос о поддержке. Не продвигает какое-то определенное мнение и государственная пропаганда (Хотя все время операции пропаганда пыталается убедить противников войны, что они – в меньшинстве, но вот количественная оценка размера этого меньшинства сильно варьирует. Если пресс-секретарь президента В.Песков несколько раз говорил о 20% несогласных с военными действиями, то председатель ЦИК РФ Э.Панфилова говорила о «ничтожной» поддержке партий, выступающих против СВО.). Полученная оценка отражает представления россиян о распространённости (не)поддержки СВО, и в агрегированном виде - оценку вероятности того, что данная социальная группа ее поддерживает.

Отвечая на этот вопрос, респонденты делают поправку на мнение россиян из других социальных групп, находящихся за пределами круга повседневного общения. Если их представление об этом мнении адекватно, то и оценка должна быть вполне адекватной. Выше мы убедились в адекватности представлений о поддержке СВО в ближайшем окружении. Следовательно, можно предположить, что и в отношении более широкого социального круга («россиян в целом») оценка вполне адекватна.

Разумеется, не все респонденты смогли дать свою оценку мнению россиян в целом: почти каждый пятый (19%) затруднился в вопросе о степени поддержки СВО во всей стране. На симметричный вопрос о доле неподдержки СВО не ответили 23%. Очевидно, оценка размера неодобрения военных действий России в Украине более сложна, скорее всего, по причине сравнительно слабой распространенности этой точки зрения и связанной с этим слабой акцентированности данного значения при публикациях в средствах массовой коммуникации (чаще называется доля поддержки, чем доля противников СВО).

Среди тех, кто дал свои оценки, средняя оценка поддержки СВО была равна 66%, средняя оценка не-поддержки – 30%. Если сравнить с полученными в том же измерении значениями заявленной (не-)поддержки, несложно видеть, что размер поддержки недооценен, а размер не-поддержки переоценен. По сути, россияне дают разные оценки своей поддержки СВО в зависимости от используемого инструмента. Если они отвечают на прямой вопрос о поддержке, 72% отвечают положительно, а 20% отрицательно, но на косвенный вопрос - о поддержке СВО всеми россиянами, соотношение становится иным - 66% против 30%. Отличие измеренного значения от оцененного можно назвать коррекцией, поскольку социальные группы в данном случае как бы корректируют, встраивают свою собственную (не)поддержку в их представления о (не)поддержке в стране в целом. При этом величина этой коррекции заметно варьируется в разных группах, что, очевидно, отражает влияние на нее различных факторов.

Коррекция учитывает мнение других социальных групп

 Выше отмечалось, что оценивая ситуацию в более широких социальных группах, различные группы приближают оценки, распространенные в своей группе к оценкам, распространенным, по их мнению, в других. Например, если между прямой поддержкой СВО среди мужчин и среди женщин есть статистически значимая разница в 6 п.п., то в отношении россиян в целом, разница в их оценках уменьшается до 4 п.п. Другими словами, оценки сближаются, хотя и остаются значимо различными.

Аналогичный процесс можно видеть и в возрастных группах. Так, младшая возрастная группа, имея поддержку СВО 58%, увеличивает ее на 3 п.п. в оценке поддержки всеми россиянами. Старшая возрастная группа, напротив, снижает ее с 82% до 72%. Как видим, предложенный инструмент сближает оценки поддержки, хотя и не нивелирует полностью отличия между группами. Разные поколения корректируют свою оценку относительно собственной поскольку предполагают, что другие группы считают иначе. Необходимо сказать, что все возрастные группы старше 40 лет снижают свою оценку всероссийской поддержки операции,

то есть они видят свое ближайшее окружение менее типичным относительно всех жителей страны в целом.

Лишь 20-30-летние полагают, что их поколения относятся к идущему конфликту так же, как и все население страны. Вернемся к обсуждению причин такого смещения ниже.

В предыдущих исследованиях отмечалось, что на прямую вербальную поддержку оказывают значимое влияние возраст, образование, пол, этническая и конфессиональная принадлежность. Можно предположить, что на оценку всероссийской поддержки оказывают влияние главным образом два фактора: оценка поддержки операции в собственном окружении и информация, доставляемая средствами массовой коммуникации об отношении к СВО других социальных групп.

Действительно, как видно из таблицы 2, в группе с предельно высокой оценкой поддержки СВО среди ближайшего окружения велика и оценка этой поддержки среди жителей страны в целом – 79%. А вот те, кого окружают исключительно противники СВО, оценивают эту поддержку куда ниже – 32%. Это также показывает адекватность предложенного инструмента: в разных социальных группах мы получаем различные оценки, но они всегда приближают собственную поддержку или не-поддержку к мнению большинства, предложенный индикатор измеряет именно оценку поддержки действий ВС РФ в Украине среди россиян в целом.

Но важнее всего здесь оценка тех, у кого ближайшее окружение разделено между сторонниками и противниками СВО примерно поровну («50 на 50»). Их качественная оценка соотношения «50 на 50» для ближайшего окружения, в количественном выражении оказывается 56% на 41% для более широкого социального окружения. Как видим, давая оценку отношению к СВО всего населения страны, те, вокруг кого доли сторонников и противников военного пути разрешения конфликта распределяется примерно поровну, корректируют ее ближе к мнению большинства. Выше мы предположили наличие двух основных факторов, формирующих оценку поддержки всеми россиянами СВО: ближний круг и влияние СМИ. Несмотря на то, что в ближнем кругу социального взаимодействия респонденты видят примерный баланс оценок, на всероссийском уровне люди из этого круга сдвигают эти оценки в сторону более воинственных групп. Следовательно, в данном случае, можно видеть именно влияние СМИ, которые корректируют оценки, сформировавшиеся в ближайшем окружении человека в сторону точки зрения, распространяемой СМИ.

Чем богаче личный опыт взаимодействия со сторонниками других взглядов, тем меньше коррекция

 Разумно предположить, что чем чаще люди обсуждают темы войны и мира, тем лучше у них сформированы представления о поддержке и не-поддержке СВО. Действительно, если человек за последние 10 месяцев не только обсуждал данные темы, но и имеет опыт конфликтов со своими близкими из-за разного отношения к вводу войск в Украину, его оценка доли сторонников СВО среди россиян не отличается от уровня поддержки военных действий в его группе (59% и 60% соответственно). А вот среди тех, кто лишь однажды конфликтовал из-за мнений о «спецоперации», «ошибка» в оценке составила 8 п.п. Важно отметить, что и коррекция оценки уровня не-поддержки СВО также невелика в группе часто конфликтующих из-за СВО. Как видим, опыт конфликтов на почве разных мнений о военных действиях способствует более точным оценкам соотношения сторонников и противников СВО.

Если война стала причиной не только конфликтов в ближнем кругу, но и коснулась этого круга непосредственно, оценки уровня ее поддержки также адекватнее, чем оценки тех, кого ужасы войны обошли стороной. У тех, у кого есть погибшие на фронте родственники и знакомые, оценка поддержки практически безошибочна (62% при 63% вербальной поддержки). Чуть больше ошибка среди тех, у кого в ближайшем кругу есть раненые (4 п.п.) и максимальна среди тех, кого беда обошла стороной (12 п.п.). Можно предположить, что

реальные и необратимые последствия СВО для друзей или родственников повышают реалистичность оценок соотношения ее сторонников и противников.

Как видим, чем сильнее боевые действия в Украине затронули респондентов лично (через ссоры из-за разных мнений об СВО или военные потери среди друзей или родственников), тем более реалистичные оценки уровня поддержки СВО они дают. Отчасти это может быть связано с расширением круга общения и ростом интенсивности информационных обменов в столь трагических условиях. В любом случае, возрастание точности оценки доли поддерживающих СВО россиян происходит, прежде всего, за счет снижения собственной ее поддержки. Итак, мы убедились, что ближайшее окружение и личный опыт решительным образом влияют на оценку поддержки СВО среди россиян.

Влияние СМИ на коррекцию оценки поддержки СВО.

Российское телевидение не просто поддерживает СВО, а является одним из факторов, сформировавшим общественное мнение накануне ее начала. Теллеканалы исключительно в позитивном свете рассказывают о поддержке СВО различными социальными группами. Логично предположить, что, если человек получает информацию об СВО, а значит и об уровне её поддержки из телепередач, он должен выше оценивать поддержку войны среди россиян в целом. Напротив, потребитель информации в интернете куда более разборчив, он ее «ищет», она не дается в готовом виде. И если он не удовлетворен тем, что дают государственные СМИ в России, то, скорее всего, он ищет источники информации с альтернативной точкой зрения, многие из которых склонны недооценивать уровень поддержки СВО российским населением. Если это так, то потребляя информацию из альтернативных источников, человек должен переоценивать число противников войны и недооценивать число её сторонников.

В реальности – наоборот: телевизионная аудитория значимо недооценивает число сторонников СВО (-12 п.п), то есть она считает, что россияне куда менее воинственно настроены, чем члены их группы потребления информации. Причем, информацию эту доносит до нее не телевидение, а, скорее, ближайшее окружение. А вот интернет-аудитория более адекватно оценивает мнения россиян: их «ошибка» составляет лишь 3 п.п. Иначе говоря, получаемая ими информация позволяет иметь более точные представления об отношении россиян к войне. Возникает вопрос – почему ТВ-аудитория «занижает» поддержку СВО? Может быть, она не доверяет информации телеканалов?

В действительности как раз телевизионная аудитория, доверяющая своему источнику информации о ситуации в Украине, сильнее «ошибается» в оценках поддержки СВО. Неужели государственные телеканалы сообщают своей аудитории информацию, которая заставляет ее думать, что за ее пределами поддержка СВО ниже, чем среди этой аудитории? Но нет, в действительности верно обратное: госканалы убеждают телезрителя в полной и всеохватывающей поддержке россиянами военных действий. Можно предположить, что в данном случае речь идет не о доверии как поддержке, а о доверии как одобрении.

ТВ-аудитория не доверяет информации, поступающей по этому каналу, а считает, что телеканалы делают правильно, сообщая именно такие новости и именно так интерпретируя события.

Наученные советским опытом считывания информации из органов государственной пропаганды и СМИ (по преимуществу, это люди - старших возрастных групп, имеющих такой опыт), эта часть россиян полагает, что знает реальную ситуацию, поэтому и корректирует оценку поддержки СВО в других социальных группах, но в то же время одобряет, т.е. «доверяет» телевидению, поскольку «сейчас так нужно говорить/делать». Здесь мы, скорее, имеем дело не с доверием СМИ, а с одобрением содержания государственной пропаганды.

Особенно хорошо это видно в группе не доверяющих телевидению как поставщику информации о событиях на фронтах. Они практически не корректируют свои оценки в отношении тех, кто находится за пределами их круга. Можно утверждать, неодобрение ТВ-пропаганды подразумевает большую роль межличностной коммуникации основой для оценки социальных настроений, а, значит, такую коммуникацию можно считать противостоящей госпропаганде.

Ракетные и артиллерийские бомбардировки украинских городов подразделениями ВС РФ, несомненно, наносят существенный ущерб гражданской инфраструктуре, уничтожая энергетические, транспортные объекты, и, конечно, же людей, не принимающих участие в боевых действиях. Нет оснований сомневаться, что гражданские жители Украины существенным образом страдают от действий российской армии, они лишаются привычного образа жизни, а иногда и самой жизни. Здесь мы не обсуждаем, можно ли обосновать или оправдать такие страдания, важен лишь факт нанесения ущерба и страданий для обычных граждан.

Если факт нарушения привычного образа жизни и наличие угрозы её потери для граждан Украины представляется очевидным, то недооценка или отрицание страданий жителей Украины может быть следствием пропаганды. Россияне, находящиеся под глубоким и постоянным воздействием пропаганды, могут оценивать страдания простых украинцев низкими или вовсе отсутствующими. Напротив, те, кто уверен в том, что российские обстрелы приносят жителям соседней страны огромные страдания, в меньшей степени подвержены воздействию пропаганды. Таким образом, шкала оценки степени страданий может быть шкалой, отражающей степень влияния государственной провоенной пропаганды.

Россияне, полагающие, что степень страданий украинцев крайне велика, оценивают поддержку СВО всеми своими соотечественниками чуть выше своей поддержки, то есть они переоценивают поддержку. Можно предположить, что они корректируют ее в сторону тех, кто по их мнению подвержен государственной пропаганде. Напротив, те, кто уверен, что никаких страданий украинцам российская армия не наносит, существенно недооценивают поддержку СВО среди россиян. Казалось бы, это логично, ведь они знают о группах, которые находятся за пределами их круга общения и, действительно, не поддерживают СВО. Но дело в том, что пропаганда утверждает прямо обратное: никакой массовой оппозиции военным действиям нет, все готовы отправляться на мобилизационные пункты, уклонистов - единицы, и нет никакой необходимости корректировать оценку поддержки решений российских властей. Иначе говоря, поддерживающие СВО верят пропаганде в советском стиле "двоемыслия". Они одобряют ее существование и оправдывают ее высшей необходимостью, но транслируемой информации они не доверяют, а корректируют ее в силу своего понимания актуальной ситуации и лексики. Например, когда в ноябре 2022 года ВС РФ покинули правый берег Днепра, респонденты в ходе опроса, проходившего одновременно с отступлением, утверждали, что происходит наступление российских войск под Бахмутом, где участники нерегулярных подразделений "Вагнер" преодолели несколько сот метров в направлении города (на момент публикации сам Бахмут остается под контролем ВСУ). И при этом они ничего не говорили про отступление из Херсона. Они не врут и не пытаются ввести интервьюера в заблуждение, они лишь демонстрируют, что пропаганда ими усвоена.

При этом нельзя утверждать, что они (само)обманываются, просто они имеют несколько "правд" и в каждый отдельный момент готовы продемонстрировать другую,

в зависимости от того, как они определяет коммуникативную ситуацию[1]. Это легко можно увидеть в той же группе сторонников СВО, которые при отходе из Херсона выражают беспокойство или разочарование, или даже негодование относительно этого события. Не исключено, что в другое время и в другой ситуации, будучи лучше вооруженным аргументами, усвоенными из государственной пропаганды, они дали бы другой ответ. В рамках данного исследования не ставилось задачи определить, возможно ли заранее в ходе самого опроса установить, в какой ситуации находится респондент, есть ли зависимость его реакции от тех или иных социально-демографических характеристик, однообразие или, напротив, разнообразие таких коммуникативных ситуаций для различных тем. Вероятно, подобное исследования еще впереди.

Убедившись в значимом влиянии государственной пропаганды на отношения к военному конфликту, теперь можно по-другому оценить отличия в степени коррекции оценок доли его сторонников и противников в разных возрастных группах. Очевидно, именно старшие россияне находятся под более интенсивным воздействием государственных СМИ, хотя бы потому, что составляют костяк телевизионной аудитории. У тех, кто получает информацию об отношении к боевым действиям в ходе личного взаимодействия, а не через СМИ, практически не ошибаются в оценках долей сторонников и противников СВО.

Как свидетельствуют собранные данные, активное и острое взаимодействие со сторонниками различных точек зрения на идущий конфликт, информация о потерях, приходящая непосредственно от участников событий, позволяют более адекватно оценивать поддержку СВО россиянами. Напротив, те, кто получает информацию о ней преимущественно по официальным каналам российской пропаганды, не доверяют этой информации, и полагают, что отношение к СВО в российском обществе хуже, чем показывают данные опроса. Возможно, для значительной доли россиян высказываемая поддержка СВО (не обязательно высказанная через опросные процедуры) – это лишь воспроизводство усвоенной пропаганды, подобное воспроизводству учениками слов учителя. Более интенсивный обмен информацией с другими, прежде всего более молодыми и активно обсуждающими текущую ситуацию в своем окружении, может повысить критичность отношения к СВО.