Витек

Витек собирался на работу. Привычно позавтракал внутривенно и поехал.

Судьба таких, как Витек, обычно предрешена с самого рождения. Отец гнил в лагерях, мать – алкашка, старшая сестра - шалава. Барак на окраине городка, повальное пьянство, мрачная депрессивность, грязь и полная безнадега.

С детства они дружили втроем – Витек, Колян и Санек. Все трое росли как беспризорники, родители пили-дрались-воровали-сидели, а дети рыскали по дворам-чердакам-подвалам, вечно грязные и полуголодные. 

Друзья учились в одном классе. Впрочем, школа была лишь средством от скуки. Никто из них никогда не делал домашнее задание и даже не имел портфеля, – в младших классах носили учебники в пакетах, в средних – таскали только тетради, в старших и вовсе ходили налегке. Выгнать из школы все равно не могли – в их районе она была единственной и постоянно находилась под угрозой закрытия. Учеников мало, каждый на счету, а учителям работать негде. Хоть и не платят зарплату, но за места все равно держатся.

Класса с пятого пацаны выпивали и нюхали клей. Годам к пятнадцати, окрепнув физически, наслушавшись рассказов бывалых сидельцев и пропитавшись босяцкой романтикой, стали ездить на электричке в Москву – на заработки. Воровали по мелочи, снимали куртки с лохов, выворачивали карманы у пьяных и просто хулиганили. Было весело, и даже перспектива зоны не пугала – в их кругах она была очередным этапом в жизни, как у других людей армия или институт. 

Когда в конце 90-х все массово подсели на героин, друзья тоже не избежали этой участи. А как иначе – шальные деньги, мелкокриминальные круги, и все атрибуты босяцкой жизни. Поначалу героин воспринялся как альтернатива пьянству, и Витек наивно полагал, что обманет судьбу, не будет пить и его жизнь пойдет по иному сценарию, нежели у его родителей. Но всем давно известно, что героин и алкоголь – вечные спутники. Торч-кумары-запой-торч – схема проста и стара, как мир. У Коляна этот круг прервался на два года армии, у Санька – те же два года, только зоны. Потом все вернулось на круги своя, да еще и с пущей интенсивностью. 

У Витька не было ни армии, ни зоны. Первой – потому что у него никогда не было паспорта, нигде на учете он не стоял и в природе как бы вообще не существовал. Второй – по причине банального везения. Хотя дел хватило бы на несколько томов. Пару раз его ловили на мелочевке, но он без всяких раздумий сдавал знакомых барыг, закупался, и, получив обещание в следующий раз посадить наверняка, отпускался.

Когда Витек разменял третий десяток, до него дошли слухи, что отец помер на зоне от туберкулеза. Никаких эмоций от новости Витек не испытал – он уже давно ничего не чувствовал, кроме боли на кумарах и короткого кайфа при раскумарке. Все остальное – перманентная депрессия и душевная пустота. Да и отца-то он почти не знал.

Сестра опустилась и тусила на трассах – то в Подмосковье, то где-то в Воронежской области. Мать окончательно спилась и потеряла остатки человеческого облика. Оставалась тетка в Сызрани, которую Витек видел один раз в раннем детстве. Материна младшая сестра, жила вроде бы неплохо, под забором уж точно не валялась.

Жизнь радовала Витька все меньше и меньше. Здоровье становилось все хуже, героина требовалось все больше, а деньги доставались все труднее и труднее. Уже и у детей карманы выворачивал, и старушек трубой по голове в подъездах бил, и еще много чего нехорошего делал, - но с каждым разом добыча была все скуднее. 

А тут еще напасть – героин стал дефицитом, бодяжиться стал ужасно, дорожая при этом с каждым днем. Да и найти его стало порою невозможно. 

Каждый выкручивался как мог. Кто не совсем сторчался – соскакивал, кто-то уходил в чистый алкоголизм, более пронырливые мутили винт и джеф, хотя эти вещи все больше становились доступными только избранным. Кто-то садился на легальный кодеин, но не все могли себе это позволить – денег требовалось куда больше, чем на героин, эффекта намного меньше, да и не у каждого организм позволял по сто таблеток в день жрать. 

Иногда где-нибудь проскакивали семечки, где-то мутили дезоморфин (многие с ним боялись связываться, но большинство просто не умело готовить). И все чаще старые торчки, похоронившие легион приятелей и сами ставшие живыми зомби, вспоминали райские времена, когда все торчали на ханке. Все сходились во мнении – если б не героин, этот Эдем продолжался бы и по сей день. 

И тут появился коаксил.

Поначалу торчки восприняли с воодушевлением – надо же, порою получше бодяжного герыча прет, и легален! Но скоро все поняли, что это конец. Что героин был цветочками. 

Витек, как и Колян, Санек, и все их знакомые торчки подсели на коаксил. Через некоторое время поползли неприятные слухи, а еще чуть позже Витек стал встречать знакомых с черными пальцами, с гноем, сочащимся из ног, а кого-то уже без конечностей. Но воля была уже настолько сломлена, что он думал – будь что будет, лучше сдохнуть поскорее.

Кололся Витек тогда исключительно в ноги – на руках уже давно не было вен. И, когда ходить стало очень трудно, и после каждого шага на дороге оставался гнойный след, он пошел в больницу. Вмазался, и кое-как доковылял до гнойной хирургии.

Единственное, что он помнил о том периоде – как персонал сильно всполошился, прозвучало слово «реанимация» и ему что-то вкололи. 

Месяца два выпали у него из памяти. 

Когда пришел в себя, не обнаружил собственных ног. Потом врачи объяснили – еще чуть-чуть, и он бы сдох. Ноги сгнили почти полностью, удивительно, как он еще ходил – гнойный процесс практически вплотную подобрался к паху. Еще на левой руке отрезали большой и указательный пальцы.

Витек тогда еще подумал – как же он будет мутить, без ног-то. О том, что теперь придется совсем завязать, мыслей даже не было.

Еще у него нашли ВИЧ и гепатит С. О наличии их у себя Витек догадывался и не особо удивился. Из-за ног он расстроился куда больше.

Пока он находился в беспамятстве, в его окружении произошло несколько событий. Померла мать – замерзла пьяная в сугробе. Двинул кони Колян – отрезали руку, во время операции и откинулся, от чего – неясно. Санек тоже помер – залез в чью-то хату, поймали с поличным, через несколько часов на кумарах в камере не выдержало сердце.

За это время нарисовалась шустрая и пронырливая тетка Ленка. Похоронила сестру, оперативно оформила Витьку все документы и опеку над ним. 

С мужем давно развелась, он дал ей денег на первое время и выгнал. Своего угла нет, приехала к сестре в Подмосковье. Да как удачно – та почти сразу померла, и Ленка оказалась владелицей квартиры в бараке. Жить там, конечно, ей очень не хотелось, но лучшего варианта пока не было.

Оказавшись с немощным Витьком на руках, Ленка стала лихорадочно соображать, что же делать. Самый простой вариант – бросить его и уехать, вариант сложнее – отвезти его в какой-нибудь приют для инвалидов, продать квартиру и уехать подальше. Но ехать-то было некуда, а квартира стоила мало. И тут пришла радостная весть – барак снесут, жильцов расселят.

Полгода, конечно, пришлось Ленке помучиться – Витек ходил под себя, делать самостоятельно ничего не мог и постоянно ныл. Однажды взял и перерезал себе вены. Уставшая от него Ленка, вместо того, чтоб вызвать скорую, села рядом и стала ждать, пока помрет. Но, видимо, кровеносная система торчка перестроилась на иной лад, и крови вытекло всего чуть-чуть. Тогда тётка все же вызвала скорую, приехавшие медики брезгливо перевязали Витьку руку и уехали.

Поначалу торчки восприняли с воодушевлением – надо же, порою получше бодяжного герыча прет, и легален! Но скоро все поняли, что это конец. Что героин был цветочками. 

Витек, как и Колян, Санек, и все их знакомые торчки подсели на коаксил. Через некоторое время поползли неприятные слухи, а еще чуть позже Витек стал встречать знакомых с черными пальцами, с гноем, сочащимся из ног, а кого-то уже без конечностей. Но воля была уже настолько сломлена, что он думал – будь что будет, лучше сдохнуть поскорее.

Кололся Витек тогда исключительно в ноги – на руках уже давно не было вен. И, когда ходить стало очень трудно, и после каждого шага на дороге оставался гнойный след, он пошел в больницу. Вмазался, и кое-как доковылял до гнойной хирургии.

Единственное, что он помнил о том периоде – как персонал сильно всполошился, прозвучало слово «реанимация» и ему что-то вкололи. 

Месяца два выпали у него из памяти. 

Когда пришел в себя, не обнаружил собственных ног. Потом врачи объяснили – еще чуть-чуть, и он бы сдох. Ноги сгнили почти полностью, удивительно, как он еще ходил – гнойный процесс практически вплотную подобрался к паху. Еще на левой руке отрезали большой и указательный пальцы.

Витек тогда еще подумал – как же он будет мутить, без ног-то. О том, что теперь придется совсем завязать, мыслей даже не было.

Еще у него нашли ВИЧ и гепатит С. О наличии их у себя Витек догадывался и не особо удивился. Из-за ног он расстроился куда больше.

Пока он находился в беспамятстве, в его окружении произошло несколько событий. Померла мать – замерзла пьяная в сугробе. Двинул кони Колян – отрезали руку, во время операции и откинулся, от чего – неясно. Санек тоже помер – залез в чью-то хату, поймали с поличным, через несколько часов на кумарах в камере не выдержало сердце.

За это время нарисовалась шустрая и пронырливая тетка Ленка. Похоронила сестру, оперативно оформила Витьку все документы и опеку над ним. 

С мужем давно развелась, он дал ей денег на первое время и выгнал. Своего угла нет, приехала к сестре в Подмосковье. Да как удачно – та почти сразу померла, и Ленка оказалась владелицей квартиры в бараке. Жить там, конечно, ей очень не хотелось, но лучшего варианта пока не было.

Оказавшись с немощным Витьком на руках, Ленка стала лихорадочно соображать, что же делать. Самый простой вариант – бросить его и уехать, вариант сложнее – отвезти его в какой-нибудь приют для инвалидов, продать квартиру и уехать подальше. Но ехать-то было некуда, а квартира стоила мало. И тут пришла радостная весть – барак снесут, жильцов расселят.

Полгода, конечно, пришлось Ленке помучиться – Витек ходил под себя, делать самостоятельно ничего не мог и постоянно ныл. Однажды взял и перерезал себе вены. Уставшая от него Ленка, вместо того, чтоб вызвать скорую, села рядом и стала ждать, пока помрет. Но, видимо, кровеносная система торчка перестроилась на иной лад, и крови вытекло всего чуть-чуть. Тогда тётка все же вызвала скорую, приехавшие медики брезгливо перевязали Витьку руку и уехали.
Наконец барак расселили. Всем жильцам дали по комнате в общаге почти с такими же условиями, какие были в бараке. Ленка же подсуетилась и ей, как единственной кормилице недееспособного инвалида первой группы дали квартиру. Правда, однокомнатную и в еще более дальнем Подмосковье, но все же это не барак, почти неотапливаемый и почти всегда без воды.

Пособие по инвалидности и по опекунству худо-бедно, но жить позволяло. 

Ленка поставила ширму, разделив комнату на свою половину и витьковскую. Устроилась в универсам продавщицей. Стала пытаться строить личную жизнь, но годы уже не те, поэтому дальше интрижек с грузчиками в магазине не заходило. 

Витьку купила хорошую коляску, он уже смирился со своим положением, приспособился, даже иногда улыбался. Но жить ему было очень и очень скучно. С ногами-то, может, повеселей было бы.

Неизвестно каким образом Ленка познакомилась с пиарщиками одного набиравшего вес чиновника. Тот баллотировался в депутаты от округа, и Витька впутали в предвыборные интриги. Ему сделали практически настоящие документы, согласно которым он был участником второй чеченской войны, где и лишился ног. И даже получил какой-то орден. Документы были настолько правдоподобные, что под шумок Ленка оформила еще и пособие как участнику войны. 

К ним домой несколько раз приезжала съемочная группа, пиарщики, сам будущий депутат, журналисты. Снимали предвыборные ролики, как чиновник заботится о социально незащищенных и обещает заботиться еще больше; социальные репортажи по одному сценарию – как плохо живут инвалиды, что государство забыло тех, кто пострадал за него, но есть еще неравнодушные люди. Ленка жалостливо рассказывала, что приходится покупать дорогие лекарства, что в одной комнате им очень некомфортно и прочие слезливые басни. Витек повторял на камеру одни и те же сказки о том, как горячо любил родину и пошел добровольцем, но правительство его предало, - с каждым разом он врал все азартнее, привыкнув к камере и даже наслаждаясь вниманием. Неизвестно, правда, почему для этих корыстных целей не использовали настоящего ветерана – вон их сколько, и почти каждый нуждается.

Кандидат (кстати, ставший все-таки депутатом) подарил Витьку компьютер, и этот момент много раз показывали по телевизору. Компьютер Витек быстро освоил, и жизнь его пошла веселее. Он быстро сориентировался в социальных сетях и начал наводить там шумиху под разными именами. Особенно он любил разводить женщин на сайтах знакомств, представляясь обеспеченным одиноким красавцем и выставляя чужие фотографии. 

К женскому полу Витек всегда был равнодушен. В жизни его было две девушки – одноклассница Светка, которую они трахали с Саньком по очереди, и Алина из Выхино, шалава, за чек герыча готовая отдасться хоть последнему бомжу. Впрочем, Витек, по сути, тогда таковым и являлся. А последние несколько лет он и вовсе был импотентом – героин, а уж тем более коаксил, потенции не способствует.

Потом Ленка поняла, что при помощи Витька можно зарабатывать, и активизировалась еще сильнее. При помощи уже знакомых телевизионщиков организовала сюжет – инвалиду войны нужна большая сумма на дорогие протезы. И в конце сюжета – счет, на который добрые граждане могут перечислить деньги. Полученная сумма приятно удивила Ленку, и вскоре они переехали в двухкомнатную квартиру в ближнее Подмосковье. Витек тогда подумал, что отдельная комната ему нужнее протезов – своего уголка-то никогда и не было.

Иногда Витек выходил гулять – вернее, выезжал кататься. Во время одной такой прогулки он встретил дальнего-предальнего знакомого, с которым однажды в одном из многочисленных притонов варили ханку. Каким-то чудом тот узнал Витька, хотя даже хорошо его знавшие проходили мимо, не обращая внимания, – так сильно он изменился внешне. 

Слово за слово, и знакомец предложил Витьку выгодное дело – попрошайничать в метро. Витек сначала опешил, быканул, а потом призадумался. По сравнению с тем, чем он раньше промышлял, это – детские шалости. К тому же тут маячили неплохие деньги, да и дома сидеть давно осточертело.

Короче, свели Витька с бригадой афганцев.

Афганцами они именовались потому, что у истоков организации стояли бывшие воины-афганцы. В 90-х, в одной из криминальных войн почти всех членов банды переубивали, но название осталось. А в последние годы новоиспеченное руководство бригады решило, что называться афганцами выгодно, и всячески примазывалось к теме ветеранов. Например, организовывали концерты военно-патриотических групп. На деле же – чистый криминал, несколько направлений, и одно хлеще другого. В том числе – попрошайки. Афганцы курировали метро, на каждую станцию ставили своих убогих – нищих, старух, инвалидов, детей. И тут пригодилась военная тема – среди попрошаек были двое ветеранов, оба без одной ноги. Один – после Афгана, другой – первой чеченской. 

К Витьку приставили куратора – Леху, молодого крепкого парня, бывшего боксера. Леха контролировал несколько станций. Его обязанностью был контроль над своими подопечными нищими, менять их станциями по графику, забирать у них деньги, решать вопросы с ментами и конкурентами.

Дело Витька было нехитрым. Утром он прибывал на место встречи с Лехой, тот помогал спуститься в подземку, давал напутствие и исчезал. Весь день Витек катался на метро, собирая милостыню, иногда в зале, но в основном в вагонах. Вечером встречался с Лехой, тот забирал половину суммы, поднимал наверх и снова исчезал.

На «работу» Витек надевал камуфляжную форму и орден, в карманах всегда были документы. Лишь однажды он предъявлял их подвыпившему менту, непонятно чего хотевшему. 

Поначалу попрошайничать было неловко. Он заезжал в вагон с коробкой, висящей на шее, опускал глаза и молча проезжал. Но быстро привык, стал смотреть людям в глаза, задерживаться возле некоторых. Денег стало больше – если заглянуть человеку в глаза с укоризной или задержаться возле него в ожидании, в большинстве случаев он подаст, да еще и поболе, как бы извиняясь за свою медлительность. 

Очень быстро Витек начал разбираться в людях, моментально вычислял, от кого и сколько стоит ждать. Проезжал сквозь вагон уже не жалким и убогим, а этаким наглецом, которому все должны. Заглядывал в глаза равнодушным и как бы намекал взглядом – смотри, сука, не зарекайся.

Сначала боялся, что кто-то узнает. Потом свыкся, что его все забыли. 

- Ни с кем не разговаривай, - наставлял Леха. – Встретишь знакомых – делай вид, что это не ты. Если кто лезет с разговорами, проезжай быстрей. В крайнем случае под дурака коси, типа, контуженый. И учти, спалишься – ты нам больше не нужен.

Однажды посреди зала в метро Витька остановила пожилая женщина:

- Сынок, а что протезы-то, не собрали деньги?

- Народ нынче жадный пошел, - вздохнул Витек. – Неохотно жертвует.

- А депутат, депутат не помог разве?

Витек лишь махнул рукой, - прошли, мол, выборы, зачем я ему теперь и поехал подальше от нее. 

А как-то раз произошла встреча, которую он явно не предвидел. Он увидел женщину, у которой несколько лет назад отобрал сумочку в ночном парке. Ее испуганное лицо он тогда отчетливо разглядел в лунном свете. Витек хотел проехать побыстрее, но они все-таки встретились взглядами. Она тоже узнала его, и целая гамма эмоций отразилась на ее лице. Женщина положила в коробку сотню, и Витек поехал дальше, ощущая спиной ее взгляд.

Занятие и впрямь было выгодным. За день набиралось несколько тысяч, половина которых оставалась Витьку. Конечно, он еще и кроил от Лехи понемногу. Часть денег он отдавал Ленке, остальное складывал в тайник в своей комнате. Как перестал колоться, тратить-то и не на что стало. 

Больше всего денег набиралось в пятницу, когда уставший, но радостный в предвкушении выходных рабочий люд возвращался домой. Многие подвыпившие, соответственно, щедрые. Праздники – вообще золотые дни. Но самые главные дни – это 23 февраля, Дни пограничника и десантника. Пьяные вояки были особенно щедры. Правда, с разговорами приставали и уговаривали выпить, но Витек следовал лехиному совету и косил под дурака.

Со временем Витек узнал о своих коллегах по метро, с некоторыми даже довелось пообщаться. Под лехиной опекой находился юноша с ДЦП, горбатая женщина, скрюченный инсультом мужик, постоянно мычаший и вытирающий капающие слюни, женщина без правой руки, ее дочь, работавшая с табличкой «Помогите, мама умерла» и маленькая сухая старушка Клавдия. Детей, кстати, не все жалели – кто-то видел в них цыганят. И как раз те безногие вояки. Они не знали, что Витек не тот, за кого себя выдает, но догадывались, что с ним не все так просто.

Иногда появлялись самозванцы, с которыми Леха моментально разбирался. Почти каждый день он выгонял бомжей пинками из метро, нередко – прямо на глазах у ментов, они знали Леху, кто-то из них получал небольшую долю с попрошаек, кто-то просто боялся связываться с бригадой. Как-то раз Витек видел, как Леха выволок из вагона старуху и надавал пощечин на глазах у всех. 

- Каждую неделю ее выгоняю, - как бы оправдываясь, говорил Леха. – Совсем оборзела. У нее два сына-алкаша, здоровые, и, и она с ними порет. Понимаешь, мы всех их могли бы взять под себя. Но надо соблюдать лимит, понимаешь? Если нищих станет много, денег больше не станет. Во всем нужна мера. Понимаешь, еще надо заботиться о репутации. Многие ведь понимают, что вы не сами по себе. И если мы пустим всяких пьяниц, здоровых, которые могут работать, люди воспримут, что мы наглеем и вообще перестанут подавать. Нам нужны отборные, как ты, как юк тот скрюченный. Ты думаешь, они подают, потому что им вас жалко? Да всем на вас насрать. Людьми движут два фактора. Одни думают, что дадут пару рублей, и через час им воздастся миллионом. А другие просто боятся, что с ними случится то же самое. Витек, пойми, это бизнес. Мы зарабатываем на страхе и корысти. Знаешь, почему самые шикарные точки – у церквей? Потому что ни один человек, верит он в бога или в черта, неважно, не пройдет мимо просто так. Это веками внушалось человечеству, людей с молоком матери разводят уже. Ты видел этих старух, весь день на коленях ползают, молитвы бормочат – думаешь, они в бога верят? Тьфу, *. Да чего я тебе объясняю, езжай давай!

Леха был своего рода менеджером отдела продаж, супервайзером торговых представителей человеческих чувств. Его заработок составлял процент от подаяний, поэтому в его интересах было постоянное бесперебойное поступление средств. Этого требовали с него и те, кто стоял над ним. Была б возможность – Леха ставил бы попрошайкам еженедельный план, проводил бы ежедневные собрания и т.д., короче, делал бы все как в обычных торговых сетях. Он собирался расширить свой «отдел» и вел переговоры с коллегой, который курировал другой участок. У них были какие-то взаиморасчеты, и Леха намеревался забрать к себе слепого деда. Если получится, это будет удача, – дед был весьма ценным кадром.

Витек занял место Клавдии, которая, имея несколько заслуг перед Советским Союзом, получала огромную пенсию и жила в центре Москвы. Клавдии уже стало тяжело ходить по вагонам, и Леха поставил ее вместо выбывшей из движения в результате смешного казуса бабы Вали. 

Та несколько лет подряд стояла на одном и том же месте в зале метро с картонной табличкой «Помогите ради Христа». Каждый день Леха приносил ей новую картонку, потому что у Вали была привычка теребить их в руках, и к концу дня они приходили в негодность. Сама же она писать и читать не умела, зато деньги считала как бухгалтер. И вот однажды солдатам, патрулирующим метро и слонявшимся целыми днями из угла в угол, стало скучно, и они ловко подменили подслеповатой Вале табличку. На новой было написано «Помогите ради Аллаха». Полдня невнимательные москвичи и гости города исправно подавали ей, пока какой-то подросток, заметив несоответствие, не сломал Вале челюсть. Но Леха все равно хотел ее убрать – слишком много стала кроить, да и пить стала прямо на работе, не дожидаясь конца дня. 

С Лехой они все-таки немного сдружились. Витек рассказывал истории из своей наркоманской жизни, Леха – о том, как гоняли торчков в Люберцах. Однажды, подпитый, жаловался, что хотел когда-то накопить на машину и свалить из Москвы, но втянулся, шальные деньги меняют людей. Очерствел я, говорил Леха, мне уже никого не жалко, и в людей я верить перестал – везде одни твари.

От Лехи Витек узнал немало интересного. Например, что один из главарей бригады – чеченец, и вроде бы даже бывший боевик. Что однажды он сказал воину, который потерял ногу в Чечне, - вот видишь, ты хотел выгнать меня из моей страны, а теперь я пришел к тебе домой и я твой хозяин. Что одно из направлений бригады – наркота, и одновременно с нищими в метро рыщут бегунки.

Получив эту информацию, Витек начал присматриваться к окружающим. И через несколько дней вычислил барыгу. Даже не барыгу, а шестерку барыги, третьи руки, «ноги». Познакомиться с ним не составило труда, и у Витька началась счастливая жизнь. Он снова начал колоться, но теперь у него постоянно были деньги, имелся постоянно доступный дилер, и не было, как раньше, страха быть пойманным.

В тайничок отныне он ничего не складывал – да и зачем? Ведь теперь есть смысл в заработанных деньгах. Раз в неделю-две Витек встречался с барыгой и покупал сразу много – так было выгоднее экономически, да и с точки зрения безопасности лучше встречаться реже.

Однажды, перед какими-то праздниками, Витек решил взять с запасом. Но барыга куда-то уезжал, и сказал, что героин ему продаст Роза, с которой Витек должен встретиться в тамбуре последнего вагона. 

Сидит Витек, ждет Розу, представляя ее молодой красивой девушкой. Смотрит – через вагон идет старая цыганка с табличкой на груди «Помогите, дочь умирает», причем подходит к каждому, словно дань собирая. Подойдя к Витьку, задрала юбку, оттопырила трусы и вынула оттуда кулек. Туда же засунула полученные деньги. Буркнула, - удачи, - и сошла. Витек понюхал кулек, померещился запах старой цыганской ы, и он улыбнулся.

Покупал героин он и у цыганенка, что по электричкам с баяном ходил. Тот носил героин прямо в карманах, не опасаясь обыска.

Поначалу Витек дал себе обещание – вмазываться только после работы и только дома. Впрочем, подобных обещаний он давал уже миллион раз, да и контролируемое потребление при постоянном наличии – давно известный миф. И теперь кололся три раза в день – утром, вечером и на сон грядущий. По его собственным нехитрым подсчетам скоро в это расписание должен был добавиться новый пункт – обеденный, ибо с каждым днем восьмичасовой период становился все дольше и напряжнее.

Встала проблема – как не спалиться. Глазные капли, расширяющие зрачки, эту задачу облегчали, к постоянным залипаниям Витек тоже приспособился – когда было совсем невозможно удержаться, он залипал так картинно, что никто не мог догадаться, что перед ними наркоман. Скоро его обдолбанный вид стал его фишкой, придающей ему еще большей убогости.

Но, если рядовых граждан и ментов Витьку удавалось водить за нос, то Леха спалил его через несколько дней. Откатив в укромный угол, надавал сильных щелбанов и приказал уебывать навсегда. Но Витек был мастер жалостливых умоляний и правдивых обещаний, и Леха оставил его. Конечно, он нисколько не поверил старому торчку, просто денег тот приносил больше других. Леха решил повременить, выжать побольше денег и тогда уж решить, как половчее и без возможных последствий убрать Витька. 

Отныне Витек стал кроить меньше – нужно было отдавать побольше. Ленке тоже начал отдавать больше – она тоже спалила его, и надо было задабривать. Но на кайф все равно хватало.

Витек своим атрофированным мозгом понимал, что его беззаботная жизнь – до поры до времени. Но он решил, что если Леха выгонит его окончательно, то сам начнет торговать – с барыгой отношения неплохие, если что – впишет. Была, конечно, вероятность, что барыгу закроют, но Витек был уверен – что-нибудь придумает. А уж если совсем прижмет жизнь, думал Витек, вмажусь и вылезу в окно. И так уж засиделся на этом свете. Но эти невеселые мысли появлялись, лишь когда начинало подкумаривать, в остальное время все было просто чудесно.

Часы пик прошли, народу стало меньше. Уже можно было свободно проехать сквозь вагон. Впрочем, даже при очень сильной давке это ему удавалось – сердобольные люди, едва завидев Витька на коляске, чуть ли не залазили друг на друга, но освобождали дорогу. Витьку это нравилось.

Леха задерживался, и это было плохо. Витек уже весь вспотел, начали болеть культи ног и подташнивало. В спинке кресла, конечно, лежал заряженный баян, но перед лехиным приходом вмазываться чревато.

Наконец появился, поддатый слегка. 

- Че, кумарит? – усмехнулся злорадно. – Гандон, бля, смотри у меня!

Забрал деньги, поднял наверх и исчез.

Витек покатился по привычному маршруту – к пригородным поездам, по пути заехав в свое укромное местечко – за мусорные контейнеры. Лишь однажды его застала врасплох какая-то женщина, зашедшая туда же справить нужду. Но Витек сказал, что диабетик, та ему еще и полтинник сунула.

По-быстрому вмазавшись, Витек поехал домой на электричке.

Вмазался неплохо, не только подлечило, но и наперло слегонца. 

Ехал Витек домой, смотрел севшими зрачками на виды за окном, на усталых пассажиров электрички, и чувствовал себя королем мира. 

Не все у него, конечно, так гладко, как хотелось бы. Вен почти нет, еще немного – придется колоть под кожу, в мышцы, а это уже не то. Доза растет, вот уже и два грамма в день нужно. Да и вставляет уже не так, как когда-то.

Но это все лирика, а сейчас ему было хорошо.