Весь невидимый нам свет

Посетители

В доме номер четыре по улице Воборель звенит электрический звонок. Этьен Леблан, мадам Манек и Мари-Лора разом перестают жевать. Каждый думает: «Меня разоблачили». Передатчик на чердаке, женщины в кухне, сотня походов к океану.
— Вы кого-нибудь ждете? — спрашивает Этьен.
— Никого, — отвечает мадам Манек.
Женщины вошли бы через кухонную дверь.
Все трое идут в прихожую. Мадам открывает дверь.

Французские полицейские, двое. Объясняют, что прибыли по просьбе Парижского музея естествознания. От скрипа их каблуков по доскам прихожей только что не вылетают стекла. Первый что-то жует — яблоко, решает Мари-Лора. От второго пахнет кремом для бритья. И жареным мясом. Как будто они только что обжирались.
Все пятеро — Этьен, Мари-Лора, мадам Манек и полицейские — сидят на кухне за квадратным столом. От овощного рагу полицейские отказались. Первый прочищает горло.

— Справедливо или нет, — начинает он, — его осудили за кражу и участие в преступном сговоре.
— Все заключенные, политические и уголовные, — говорит второй, — направляются на принудительные работы, даже если не приговорены к ним.
— Музей разослал письма всем начальникам тюрем в Германии.
— Мы до сих пор не знаем, в какой он тюрьме.
— Мы предполагаем, что в Брайтенау.
— Мы уверены, что настоящего суда не было.
Из-за спины у Мари-Лоры взмывает голос Этьена:

— Это хорошая тюрьма? Я хочу сказать, она получше других?
— Боюсь, хороших немецких тюрем не бывает.
По улице проезжает грузовик. В пятидесяти метрах отсюда волны накатывают на Пляж-дю-Моль. Мари-Лора думает: они просто произносят слова. А что такое слова? Просто звуки, которые эти люди производят своим дыханием, невесомый пар, который они выпускают в воздух кухни, чтобы обмануть и сбить с толку. Она говорит:
— Вы ехали так долго, чтобы сообщить то, что мы и без вас знали?

Мадам Манек берет ее за руку.
Этьен произносит тихо:
— Мы не знали про Брайтенау.
— Вы сообщили музею, что он сумел передать вам из тюрьмы два письма, — говорит первый полицейский.
— Можно на них взглянуть? — спрашивает второй.
Этьен уходит наверх, радуясь, что кто-то занялся поисками его племянника. Мари-Лора тоже должна бы радоваться, но на нее почему-то накатывают подозрения. Она вспоминает, как отец сказал в Париже, в ночь немецкого вторжения, когда они ждали поезда: «Каждый за себя».

Первый полицейский выковыривает из зубов кусочек яблока. Они смотрят на нее? От их близости ее мутит. Возвращается Этьен с письмами, слышно, как листки переходят из рук в руки.
— Он что-нибудь говорил перед отъездом?
— О каком-нибудь конкретном деле или поручении, про которое нам следует знать?
У них прекрасный парижский выговор, но поди угадай, кому они служат.
Нельзя доверять никому, кроме тех, в чьих руках и ногах течет та же кровь, что в ваших.

У Мари-Лоры такое чувство, будто они все пятеро в мутном аквариуме, полном рыб, безостановочно поводящих плавниками.
Она говорит:
— Мой отец не вор.
Мадам Манек стискивает ей руку.
— Он думал о своей работе, о дочери. О Франции, конечно, — говорит Этьен. — Как всякий человек.
— Мадемуазель, — первый полицейский обращается прямо к Мари-Лоре, — упоминал ли он что-нибудь конкретное?
— Нет.
— У него в музее было много ключей.
— Он сдал их перед отъездом.

— Можно нам посмотреть то, что он привез с собой?
— Например, его чемоданы, — подхватывает второй.
— У него был один рюкзак, с которым он и уехал, когда директор попросил его вернуться, — говорит Мари-Лора.
— Можно нам все равно посмотреть?
Мари-Лора чувствует, как напряжение в кухне нарастает. Что они рассчитывают найти? Она думает про радиооборудование наверху: микрофон, передатчик, все эти шкалы, тумблеры и провода.
— Можете осмотреть что хотите, — говорит Этьен.

Полицейские заходят во все комнаты. Третий этаж, четвертый, пятый. На шестом открывают огромный платяной шкаф в дедушкиной спальне, затем пересекают лестничную площадку и стоят над макетом Сен-Мало в комнате Мари-Лоры, что-то говорят друг другу шепотом и спускаются в кухню.
Они задают только один вопрос: о трех флагах «Свободной Франции» в кладовке второго этажа. Зачем Этьен их держит?
— Вы подвергаете себя опасности, храня дома такие вещи, — говорит полицейский.

— Власти могут счесть вас террористом, — добавляет второй. — Людей арестовывали за меньшее.
Угроза это или дружеский совет — понять трудно. Кого он имел в виду, говоря, что арестовывали за меньшее? Папу?
Полицейские заканчивают обыск, очень вежливо прощаются и уходят.
Мадам Манек закуривает.
У Мари-Лоры в тарелке все остыло.
Этьен возится с каминной решеткой. Один за другим отправляет флаги в огонь:
— Хватит. Хватит. — Второй раз он произносит это слово громче. — Только не здесь.

Голос мадам Манек:
— Они ничего не нашли. Тут ничего и не было.
Кухню заполняет едкий запах горящей ткани.
Дядюшка говорит:
— Со своей жизнью, мадам, можете делать что угодно. Вы всегда помогали мне, и я постараюсь помочь вам. Однако я запрещаю вам заниматься этим в моем доме. И запрещаю вовлекать в ваши дела мою племянницу.
* * *
Дорогая Ютта!
Все очень сложно. Даже бумагу трудно
▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅
У нас
▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅
не топят в

▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅
Фредерик говорил, что никакой свободной воли нет, что жизнь каждого предопределена, как
▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅
и что моя ошибка
▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅▅
Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь. Целую тебя и фрау Елену. Зиг хайль.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь