Велесова ночь

Будучи человеком консервативным и здравомыслящим, Николай не жаловал экстрасенсов и сомнительные увлечения магией, к языческим причудам относился с сомнением. «Не по-божески это», – твердил он. Однако приближающийся конец октября, сотканный из туманов, жухлой листвы и пронизывающего до костей холода, нашептывал мысли о потустороннем, чуждом живому миру. Императору все чаще мерещились тени в бесконечных коридорах дворца, призрачные голоса и шепотки. «А может, это лишь игра разума?» – мучился он. Безустанно молился утром и вечером, посещал воскресные службы, исповедовался, но божественные силы не излечивали его хвори. Напротив, тени окружали душу государя все более плотным кольцом, а голоса назойливо кружились в голове, сводя Романова с ума.

– Велесова ночь близится, Ваше Императорское Величество, – констатировал Бенкендорф, наблюдая, как лекарь накладывает очередную охлаждающую повязку на царственный лоб. В покоях витали ароматы успокаивающих трав, над чайником клубился белый пар – очередной отвар для умиротворения государя. Александр Христофорович явился с докладом, но донесение отошло на задний план, учитывая полубредовое состояние Николая.

– Помилуй Господи, Александр, ну что же вы! Под оком Христа ходите, а все о языческих глупостях твердите… Переутомление, вот что это такое, – отмахнулся Николай, тут же морща нос от пронзившей висок мигрени. Александр лишь укоризненно покачал головой.

– Глупости или нет, но, поверьте, не один вы от духов страдаете. Слуги тоже шепчутся, что тени видят, голоса иные слышат.

Император приоткрыл один глаз, глядя прямо на шефа жандармов, почти усомнившись во вменяемости правой руки государства. С другой стороны, Бенкендорф и живет дольше, и Александра, царственного брата, знал хорошо. Александра Павловича часто беспокоили ведения и мании, извечное чувство вины за гибель отца изводило императора до маниакального желания встретиться с мертвецом. Николай неоднозначно хмыкнул.

– И что вы предлагаете, Александр Христофорович? Назначать встречи с магами и прочими шарлатанами?

– Зачем же? Обычно устраивали костюмированные гуляния… Наряды, говорят, отпугивали духов. К тому же, вам стоит… отвлечься. Ежели это действительно просто переутомление, – Александр говорил так, будто сам не был уверен в действенности подобных методов борьбы с паранойей государя. Обычно стальной, уверенный голос потерял былую силу. Жандарм сам не верил в то, что говорил, однако искренне хотел помочь.

Николай Павлович устало прикрыл глаза. Костюмированные гуляния? Ему, императору всероссийскому, рядиться в шутовской наряд и скакать вокруг костра, дабы отогнать духов? Абсурд. Но в этом абсурде промелькнула слабая искра надежды. «А вдруг…» В эти тяжелые времена даже самая безумная идея казалась глотком свежего воздуха. «Вечно этот Бенкендорф со своими странными предложениями, но по крайней мере он заботится…».

– Костюмированные гуляния, говорите? – переспросил Николай, массируя виски. Боль не отступала. – И что, по-вашему, это поможет?

Бенкендорф пожал плечами.

– Не могу знать, Ваше Величество. Но хуже точно не будет. Придворные дамы и господа обожают подобные увеселения. Музыка, танцы, маски… Хотя бы на время отвлечетесь от тягостных дум. А может, и правда, нечисть испугается. Кто знает?

Император долго молчал, смотря в одну точку. В голове роились мысли. С одной стороны – нелепость затеи, с другой – отчаянное желание избавиться от болезненных видений. Решение созрело неожиданно.

– Хорошо, Александр Христофорович, – вздохнул Николай. – Пусть будет по-вашему. Подготовьте все необходимое. Но чтобы никаких языческих обрядов! Благочестивые маски и костюмы, музыка и танцы. Просто развлечение. Не более. И следите, чтобы никто не говорил лишнего о духах и прочей чертовщине. Это должен быть обычный бал. Тени – всего лишь игра света, а голоса – плод моего воображения. Именно так.

Бенкендорф кивнул, покидая покои императора.

Музыка лилась по залу, мелькали маски разной степени вычурности – тут не только духи, тут любой прохожий испугается. Николай стойко выдерживал весь этот фарс, покачивая бокал с вином. Маска на его лице щекотала шею длинными вороньими перьями, черный мундир неприятно плотно охватывал тело. Специально для бала были изготовлены черные эполеты из лучшего бархата, расшитые серебряными нитями, что сейчас непосильным грузом давили на плечи.

Среди наряженных дам и кавалеров он чувствовал себя чужим. То и дело ему казалось, что сквозь маски на него смотрят не лица придворных, а мерзкие рожи потусторонних сущностей. Голоса в голове не утихали, а лишь смешивались с шумной музыкой и смехом, образуя какофонию безумия. Николай невольно сжал бокал так сильно, что костяшки побелели.

Внезапно его внимание привлекла фигура в дальнем углу зала. Высокий незнакомец, облаченный в длинный плащ с капюшоном, скрывавшим лицо, стоял неподвижно, словно статуя. От него веяло холодом и чем-то зловещим. Император почувствовал, как по спине пробежал озноб, сердце бешено заколотилось в груди. «Неужели это одна из тех теней, что преследуют меня?» – пронеслось в голове.

Превозмогая страх, Николай направился к незнакомцу. С каждым шагом тревога нарастала. Голоса в голове усиливались, сливаясь в неразборчивый шепот. Вот он уже совсем близко. Протянул руку, чтобы коснуться плеча таинственной фигуры, и вдруг… Незнакомец обернулся. Под капюшоном скрывалось лицо Александра Павловича. Николай отпрянул. Покойный брат стоял перед ним так, будто ничего не случилось, будто он не умирал, будто не лежал хладным телом в бархатном гробу, будто его не оплакивали без устали.

– Александр? – голос государя заметно дрожал, он не верил своим глазам и руке, что сейчас сжимала теплое плечо.

– Да, Ваше Императорское Величество? – Николай моргнул. Образ брата развеялся так же быстро, как и возник. Карие глаза недоуменно смотрели на него. Бенкендорф.

Император облегченно выдохнул. Это всего лишь Бенкендорф, явно решивший подшутить над государем. Но отчего-то на душе все равно остался неприятный осадок. Тени не исчезли, голоса не утихли. Бал продолжался, но для Николая он превратился в мучительное испытание. Николай отшатнулся, судорожно вдыхая воздух. Вино пролилось на парадный мундир, оставляя багровое пятно на черном бархате. Бенкендорф участливо склонился, однако император отмахнулся, не желая выказывать слабость.

«Всего лишь игра света, игра воображения», – твердил он себе, словно мантру. Но страх не отступал.

Музыка, смех, танцы… Все это казалось Николаю каким-то потусторонним действом, маскарадом безумия. Каждый жест, каждое слово, каждая улыбка казались фальшивыми, лицемерными. Император ощущал себя пленником в этом театре теней, где реальность переплеталась с кошмаром. Он силился найти хоть что-то, за что можно было бы уцепиться, хоть луч света в этой непроглядной тьме.

В отчаянии Николай направился к выходу. Свежий воздух, пусть и прохладный, показался ему спасением. Он вышел на балкон, вдыхая полной грудью октябрьскую сырость. Внизу, в парке, колыхалась листва, шурша под порывами ветра. Луна пряталась за тяжелыми облаками, но её бледный свет все же пробивался сквозь пелену тумана. Император закрыл глаза, пытаясь успокоить бешеный стук сердца, он тяжело вдохнул прохладный воздух и открыл глаза, выпуская губами теплый клубочек пара. И вдруг краем глаза заметил движение. Тень скользнула между деревьями, бесшумно, словно призрак. Император замер, не в силах пошевелиться. Страх парализовал его волю. Что это было? Очередной покойный родственничек или же кто-то из гостей решил покинуть праздник сумасшествия раньше, чем ему было суждено закончиться?

Николай отшатнулся, чувствуя, как прохладный пот покрывает его лоб. Маска с вороньими перьями казалась удавкой на шее. Он огляделся вокруг, ища хоть какое-то подтверждение увиденному, но все вокруг казалось обыденным и фальшивым. Придворные кружились в танце, музыка гремела, маски скрывали истинные лица. Никто, казалось, не заметил его кратковременного помешательства.

– Ваше Величество, с Вами все в порядке? Вы бледны, – обеспокоенно произнес Бенкендорф, подошедший к правому плечу императора, в его голосе слышалось искреннее участие. Император покачал головой, стараясь взять себя в руки.

– Все хорошо, Александр Христофорович. Просто немного душно, – пробормотал он, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Пожалуй, мне стоит немного побыть одному.

Николай медленно покинул бальный зал, направляясь в свои покои. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустых коридорах дворца, а тени, казалось, становились все более плотными и зловещими. Голоса в голове не стихали, нашептывая неразборчивые слова, полные упреков и угроз.

Добравшись до своих покоев, император рухнул в кресло, чувствуя себя совершенно обессиленным. Сорвал с лица маску, словно сбрасывая с себя бремя наваждения. Но облегчения это не принесло. Тени не отступали, голоса не умолкали. Николай понял, что никакие маскарады и развлечения не смогут избавить его от мучительных видений.

– Ваше Величество, я обеспокоен вашим самочувствием, – Александр Христофорович вошел в покои без стука, тенью проскользнув за императором.

Николай Павлович поднял на вошедшего мутный взгляд. В голове стучало, виски горели огнем, а в груди разливалась тягучая тревога. Он чувствовал себя загнанным зверем, преследуемым невидимыми охотниками. Бессилие сковывало волю, парализовывало рассудок. Император предпринял отчаянную попытку взять себя в руки, но голос сорвался на шепот.

– Я в порядке, Александр. Просто устал. Бал… это было ошибкой.

Бенкендорф приблизился, внимательно изучая лицо государя. На его обычно невозмутимом лице отразилась неподдельная тревога. Он видел, как страдает государь, и чувствовал себя бессильным помочь.

– Ваше Величество, возможно, вам стоит обратиться к духовнику? Исповедь, искренняя молитва…

Николай Павлович горько усмехнулся.

– Молитвы не помогают, Александр. Я молюсь денно и нощно, но тьма не отступает. Она лишь сгущается вокруг меня, поглощая свет.

Он замолчал, глядя невидящим взглядом в одну точку. Бенкендорф молча ждал, не решаясь прервать поток невеселых мыслей.

– Что, если… что, если все это не просто игра воображения? – наконец прошептал Николай, с ужасом глядя на своего верного слугу. – Что, если существует нечто, чего мы не понимаем? Нечто, что может проникнуть в наш мир и завладеть разумом?

Бенкендорф сглотнул, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Эти слова, произнесенные императором, звучали как приговор здравому смыслу. Но, глядя в его глаза, он понимал, что безумие уже поселилось во дворце.

Бенкендорф приблизился к императору и опустился на одно колено. Взял ладонь Николая в свои руки, чувствуя, как дрожат пальцы. Казалось, будто дрожь колкой поступью перебиралась и на его тело, но жандарм лишь сжал пальцы, возвращая себе хоть какой-то, пусть мнимый, но контроль.

– Ваше Величество, я не знаю, что вас тревожит. Но позвольте напомнить, что вы – Император Всероссийский. Вы – опора и надежда всей нашей страны. Нельзя поддаваться страху, нельзя позволить тьме одержать верх. Мы будем бороться вместе. Я буду рядом, пока вы не почувствуете себя лучше.

Николай посмотрел на Бенкендорфа, в его глазах мелькнула искра надежды. Сильная фигура Александра, его мудрые советы и способность мягко направлять Николая на путь истинный, казалось, что с этим человеком рядом можно пережить все, что только подкинет судьба. Он сжал чужую ладонь в своей, уверяя самого себя в реальности происходящего, вот он, Саша, живой, реальный, перед ним. Не темной тенью вьется где-то на переферии сознания, не шепотом страшным сводит с ума, а уверенно твердит о благоприятном исходе и горячими пальцами обхватывает холодные императорские.

– Побудьте со мной эту ночь. Просто посидите рядом, Александр… Это не приказ. Просьба.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием дров в камине. Бенкендорф не колебался ни секунды.

– Как прикажете, Ваше Величество, – ответил он, оставаясь у ног императора. В его тоне не было и тени сомнения или недовольства, лишь преданность и готовность разделить ношу, пусть и непосильную.

Николай отпустил его руку и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Он чувствовал усталость, не только физическую, но и душевную. Усталость от вечной борьбы с собой, со своими страхами и призраками прошлого.

Бенкендорф поднялся и, не говоря ни слова, подошел к камину, подбросил в огонь еще несколько поленьев. Затем тихо устроился в соседнем кресле, рядом с императором, стараясь не нарушать тишину своим присутствием, но вновь обхватив чужие пальцы собственными, в заботливом жесте поглаживая костяшки большим пальцем. Он понимал, что сейчас Николаю нужно не общество, а просто ощущение, что он не один, что рядом есть человек, готовый его поддержать, не осуждая и не расспрашивая.

Ночь волочилась нескончаемой вереницей кошмаров. Николай то проваливался в липкий сон, где тени прошлого терзали его сознание, то вздрагивал, пробуждаясь в ледяном поту, с безумным ужасом в расширенных глазах. Бенкендорф, словно верный страж, не отходил от его ложа, чутко ловя каждый вздох, каждый болезненный стон. Он молча подавал серебряный кубок с водой, успокаивал дрожащую руку, тихо читал молитвы, слова которых, казалось, разгоняли сгущающийся мрак.

К рассвету кошмар немного отступил. Тьма, словно насытившись страхом, отпрянула, позволив первым лучам солнца пробиться сквозь пелену безумия. Николай взглянул на Бенкендорфа с невыразимой благодарностью.

– Спасибо, Александр… Ты вытащил меня… – прошептал он, словно из самой бездны.

Бенкендорф лишь склонил голову в скромном поклоне, скрывая за этим жестом искреннюю тревогу за состояние императора.

Утро принесло с собой лишь хрупкое перемирие. Тени отступили, но не исчезли, затаившись где-то на границе сознания, готовые в любой момент вновь обрушиться на измученного императора. Николай поднялся с кресла, ощущая скованность в теле и ноющую боль в висках. Он подошел к окну, вглядываясь в утренний пейзаж. Сад, окутанный легкой дымкой тумана, казался умиротворенным и безмятежным, словно насмехаясь над бушующей бурей в его душе.

– Ваше Величество, вам необходимо отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы отменили все сегодняшние приемы и доклады, – произнес Бенкендорф, стоявший у двери. Его голос звучал твердо и решительно, но в глазах читалась нескрываемая тревога.

Николай покачал головой. Отдых не поможет, он это знал. Тьма не дремлет, и чем дольше он будет оставаться в бездействии, тем сильнее она будет сжимать его в своих ледяных объятиях.

– Нет, Александр. Я должен работать. Дела государства не ждут. Я не могу позволить себе роскошь поддаваться слабости.

Бенкендорф вздохнул, понимая, что спорить бесполезно. Он знал характер государя – упрямый и непреклонный, особенно когда дело касалось его обязанностей.

– В таком случае, позвольте мне быть рядом. Я буду неотлучно следовать за Вами, готовый в любой момент оказать помощь.

Николай кивнул, чувствуя благодарность за его преданность и поддержку. Вместе они смогут выстоять. Вместе они смогут одолеть тьму. По крайней мере, он очень на это надеялся.