Веласкес

Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес – горячий южный парень и лучший художник золотого века испанской живописи. Был придворным (читай, личным) живописцем короля Филиппа IV.

Пацан с самого детства проявил талант к рисованию и отправился в мастерскую известного, по меркам родной Севильи, художника. Но от первого учителя маленький Диего очень быстро срулил – тот оказался токсичным мудаком с ебливым характером.

Тогда батя договорился с другим мастером, Франсиско Пачеко, о том, чтобы он взял пиздюка на обучение, которое должно было продлиться 6 лет. Пачеко, в отличии от первого учителя, оказался мужик что надо: теоретизировал об искусстве, уважал Рафаэля с Микеланджело и был разносторонне-развитой личностью. Но это всё хуйня, самым важным было то, что он работал экспертом по церковной живописи при местном филиале святейшей испанской инквизиции, что как бы ого-го. Связи. Связи решают.

Выучившись малевать, Веласкес сдал экзамен и, получив лицензию художника и право на работу, вступил в гильдию живописцев Севильи, а потом, не долго думая, женился на дочери Пачеко, Хуане (да, семьи испанских художников часто объединялись с помощью брака, чтобы было легче находить заказы).

В начале своего пути Диего рисовал, в основном, бодегоны, но даже рисуя такие простые вещи, он уже выходил за рамки жанра и вводил свои инновации и фишки.

Например, картина «Христос в доме Марии и Марфы» представляет из себя рекурсивную «картину в картине». Ага, он встроил картину в картину, чтобы мы могли смотреть на картину, пока смотрим на картину. По сюжету, старая бабка, указывая на изображение библейской сцены, отвлекает молодую деваху от варки борщей, чтобы напомнить ей об Иисусе. Оба изображения как бы перекликаются между собой и метафорически намекают, что ты должен всегда помнить о вечных христианских ценностях. Даже когда занимаешься всякой тупой поеботой и вязнешь в бытовухе.

Из всех своих ранних работ, в Мадрид художник взял с собой только «Продавца воды из Севильи» – судя по всему, эта работа была ему дороже остальных. Веласкес был образованный малый и шарил за культуру, поэтому в его творчестве до сих пор ищут всякие отсылочки, знаки и символы.

Конкретно эта работа имеет несколько трактовок, начиная с той, что Водонос на самом деле нихуя не водонос, а монах какого-то религиозного ордена, (и вода в таком случае символизирует истину или учение, которым он буквально наполняет своих адептов), и заканчивая тем, что изображенные мужики – это аллегория на три возраста.

Когда Диего написал эту работу, ему было около двадцати лет, и, зная этот факт, поражаешься сумасшедшему флоу молодого испанца: реалистично прописанные горшки с охуительной текстурой глины и чеканный профиль старого водоноса – просто восторг, а ведь это только начинающий художник.

Как известно, южане двигаются стаями и держатся за своих. И Испанцы не исключение: когда Франсиско Пачеко поднялся по карьерной лестнице и влез в ряды местного правительства, то он, естественно, захотел протолкнуть своего талантливого зятька к царскому двору.

Под предлогом «посмотреть на коллекцию живописи Эскориала» (Эскориал – резиденция короля, то есть дворец), Диего отправили в Мадрид, наказав любыми способами скорешиться с местной аристократией и, в идеале, познакомиться с представителями королевской семьи. Ничего из этого у него не получилось, но на картины Тициана, Веронезе и Тинторетто он всё-таки глянул, в последствии дико охуев с мастерства легендарных итальянцев.  

Вернувшись домой, Веласкес приуныл от того, что хитроумная нетворк-многоходовочка провалилась. Но не прошло и двух месяцев, как он получил счастливое письмо, в котором говорилось о смерти придворного художника.

Диего пулей дёрнул в Мадрид, чтобы попытаться занять освободившееся место при дворе, и в этот раз мадам Удача повернулась к нему личиком – король Филипп IV заценил портфолио молодого художника, сразу же заказав свой портрет.

Когда портрет был готов, Филипп, который и сам неплохо шарил за рисование, оценил масштаб таланта Веласкеса на «десять из десяти», и, вспомнив курс древнегреческой истории, выдал ему пацанскую цитату Александра Македонского, адресованную Апеллесу: «Никто, кроме тебя, писать меня больше не будет». На том и порешили: Диего приказали собирать чемоданы и переезжать из своих ебеней в Мадрид, чтобы вступить в новую должность.

Главной задачей придворного художника было написание портретов королевской семьи и создание картин для украшения дворца. Писать всю жизнь одни и те же ёбла – то ещё веселье, но зато украшать дворец – совсем другое дело. Для художника тех времён это означало полную свободу творчества, потому что ограничения для сюжетов картин не было никакого вообще – лишь бы понравилось королю и членам его семьи. Пока яйца обычных рисовак с рынка были зажаты в тиски трендов и моды, ребята, устроившиеся при дворе рисовали что хотели и жили в кайф.

Веласкес, используя социальный лифт и удачу, со скоростью боевого вертолета ворвался с огородов Севильи в высшее общество Испании. Такой резкий взлёт, естественно, породил в тусовке завистливых испанских художников миллионы dol. анальной боли: «Веласкес умеет рисовать только бошки» – ссыкливо выкрикивали в след хейтеры.

В конце-концов, нападки конкурентов привели к тому, что был устроен художественный арт-батол между Диего и ещё тремя малярами: по правилам поединка, нужно было написать эскиз на сюжет «Изгнание Мавров из Испании». Победитель, которого должны были определить судьи, получал право украсить своей картиной Большой зал Королевского дворца.

Само собой, Веласкес эту катку затащил, даже не вспотев, ведь этот батол не судили дебилы-комики из телевизора, блоггеры и другие говноеды.

В какой-то момент Веласкесу захотелось посмотреть на заграницы и в живую глянуть на шедевры эпохи Возрождения. Выпросив у короля разрешение, он двинул в командировку из солнечной Испании в не менее солнечную Италию. Правда, культурный трип по стране макаронников нельзя было назвать приятным: художника сопровождал аж генерал испанских войск, да и сам Веласкес был человеком приближённым к испанской королевской семье, поэтому его все принимали за шпиона, который приехал рушить итальянскую стабильность и скрепы.

Но холодный прием местной аристократии мало волновал художника, потому что он приехал не на их кислые рожи смотреть, а исключительно ради того, чтобы увидеть шедевры Ренессанса.

Вернувшись на родину, вдохновлённый Диего заебенил серию картин, иллюстрирующих военные триумфы короля Филиппа. Самая крутая из них: «Сдача Бреды». В этой работе он, с помощью неуловимых тонких деталей, выразил личное отношения к этому историческому событию. С тех пор символизм, пасхалки и неоднозначность трактовки окончательно стали одной из главных фишек его стиля.

Во-второй раз Веласкес рванул в Италию уже не по собственному желанию, а по заданию – нужно было закупить картины и скульптуры для королевской коллекции. На этот раз художника приняли тепло, особенно в Ватикане – папа римский Иннокентий X даже заказал художнику свой портрет. Диего просидел над ним три месяца. В результате от красоты и качества этой работы дружно охуел весь Рим. Папа, увидев картину, взвизгнул: «Слишком правдиво!» и моментально выписал художнику золотую цепь с трэп-медалью, а Римская Академия без лишних разговоров приняла Веласкеса в свои ряды. Экстерном.

Из-за внимания и уважения со стороны высшей знати, Диего стал фаворитом местной публики и на него рухнула ёбаная гора заказов. Всё было хорошо, пока кайфолом-Филипп не прислал телеграмму, в которой торопил любимого художника вернуться домой.

Вершиной творчества позднего Веласкеса считаются две картины: «Менины» и «Пряхи» («Миф об Арахне»).

Как говорилось ранее, фирменные фишки художника – детали, которые путают зрителя и не дают однозначно трактовать сюжет. Неудивительно, что искусствоведы до сих пор холиварят, пытаясь окончательно выяснить смысл «Менин» – версий много и они противоречивы:

• Версия первая: Веласкес изобразил себя, оторвавшимся от работы над портретом дочери короля, потому что в мастерскую вошли её родители.
• Версия вторая: наоборот, художник работал над портретом короля и королевы, когда в мастерскую ввалилась наследница со своей свитой.
• Версия третья: на самом деле Веласкес заебенил нативный автопортрет в кругу королевской семьи, как бы намекая зрителю, что он не какой-то простой хуй, а сын маминой подруги, который максимально приближен к власти.

Эта картина тоже вызывает бурление среди шарящих за искусство ребят с корочками. Одни считают, что на холсте аллегория на испанскую монархию, другие – что на картине отсылки сразу к трём античным мифам (о мойрах, богинях судьбы, Арахне, которую Афина превратила в паучиху, и похищении Европы Зевсом), третьи думают, что в образе античных богинь художник нарисовал двух любимых женщин: свою жену и Фламинию Тривио, с которой у него была интрижка в Италии.

Диего Веласкес умер в 61 год от лихорадки. На следующий день он был с почестями, положенными рыцарю (да, он был ещё и рыцарем – король посвятил его в Орден Сантьяго), был похоронен в церкви Иоанна Крестителя, которую во время Наполеоновских войн уничтожили безбожные вандалы-лягушатники.