ВСЕ МЫ ЛЮДИ ТЕМНЫЕ, КОГДА ДЕЛО КАСАЕТСЯ ТОГО, КАК УСТРОЕНА ЛЮБОВЬ

Ее разбудил щелчок закрытия двери и тихий стук устойчивых коротких каблуков. Усталые веки, припухшие от пролитых ранее слез, отдались резью на попытку их разлепить. В глаза словно насыпали горсть жгучего песка. Пока девушка пыталась сообразить сколько сейчас времени в кромешной темноте спальни, копошение в прихожей прекратилось, а шаги удалялись в сторону кухни.

Рука сама потянулась к прикроватной тумбе. Пальцы нащупали гладкий экран телефона, который от прикосновения загорелся, оповещая о том, что сейчас время близилось к четырем утра. Пока она пыталась оторвать голову от подушки, шумно скидывая с себя одеяло, за стеной послышался шум включившегося электрического чайника. Из приоткрытой двери виднелся бледный синий свет.

Волосы упали на плечи, пока тело, словно под ломкой от вновь нахлынувшей боли, подрагивало. Ноги не слушались, да и руки подводили, бессильно упав на колени. Она смотрела на свои раскрытые ладони, словно пыталась найти в них ответ на немой вопрос, так и застрявший в горле еще с вечера, пока тремор продолжал набирать обороты. Было ли это реакцией на холод из открытого окна, через которое комната давно наполнилась ночным воздухом или все же это остатки истерики?

— Я слышу, что ты встала. Нам нужно поговорить.

Ее словно пробудило от транса. Холодный тон его слов, заставил спину выпрямится по струнке. Дыхание на секунду пропало, а грудная клетка замерла. В ушах слышался собственный учащенный пульс. Казалось это длилось целую вечность, пока девушка смогла снова наполнить легкие кислородом.

Стопы сами протиснулись в тапочки, стоявшие рядом с кроватью. В голове медленно разрастался рой мыслей, которые позже сплетались в полноценный диалог, вызывая болезненное ощущение где-то в районе горла, сдавливая невидимой рукой. Собственный разум, предпочел напомнить тот телефонный разговор, произошедший какие-то восемь часов назад.

Накинув висящую на стуле растянутую домашнюю кофту, девушка скрестила руки на груди, пряча ночную рубашку за длинной вязанной вещью и встала в проходе, наблюдая. Она все еще перебирала их диалог, пыталась вычленить каждое слово и выбить их из-под кожи, в попытках забыть его. Было привычным проглатывать подобные вещи, находить отговорки каждый раз и запихивать собственные чувства куда подальше.

Леви стоял у кухонной тумбы, одной рукой опершись на гладкую столешницу, а второй разливая кипяток по бокалам. Крепкая мужская спина была напряжена, из-за чего белая рубашка опасно натянулась на острых лопатках. Коротко стриженный затылок не скрывали его черные волосы, которые как шторки сейчас свисали на серые глаза, обрамленные темными ресницами и синяками от бессонных ночей. 

— Бить посуду было необязательно, – произнес он, все таким же ледяным тоном, оборачиваясь в сторону девушки.

— Ты же сказал мне выкинуть ужин. Я это и сделала.

— Про посуду речи не шло, если ты не услышала тогда.

Два бокала чая оказались на кухонном столе, друг напротив друга. Она не сдвинулась с места, в то время как парень перешагнул через осколки белых тарелок разлетевшихся по всему полу, и уселся на стуле, отпивая горячий напиток, в привычной манере, придерживая подушечками пальцев край бокала, намеренно избегая предназначенной для этого ручки.

Тремор по телу прекратился, уступая место нарастающему раздражению и неприкрытой злости, что разливалась по сосудам как ртуть, обжигая изнутри. К горлу словно подкатывала изжога, вызванная острым блюдом, а на измученном девичьем лице, проявилась смешанная гримаса горечи, обиды и скрытой враждебности. Усугублялось это все повисшей напряженной тишиной между ней и Леви.

Безмолвная истерика наполняла и без того небольшую комнату. Где-то слева мигает огонек уведомлений на телефоне парня и загорается экран, оповещая о вызове с той стороны. Сквозь задернутые шторы слабо проникает серый свет уличных фонарей. Она продолжает стоять в дверном проеме, смотрит ему прямо в глаза, а в голове на повторе прокручивается их вечерний разговор. Он смотрит в ответ. Отрешенный взгляд словно дуло пистолета, из которого вот-вот вылетит пуля прямиком меж глазниц. Он тоже думает о сказанном ранее? Ни черта подобного.

— Ты эгоист, Аккерман. И всегда им был, только почему-то я раньше этого не замечала, – грубо произносит девушка, отодвигая стул, сдерживая нарастающую злость. Рука слишком крепко схватилась за спинку стула, так что убрать ее стоило огромных усилий, как и не отбросить стоящий чай в сторону.

— Я никогда этого и не скрывал, – спокойно произносит парень, отставив бокал и откинувшись на собственном стуле, – Эгоизм — это отличная черта, для ведения бизнеса. Именно поэтому, Эрвин все еще держит меня как своего заместителя, и мы скупили половину рын…

— Хах. Поэтому ты и сидишь на работе до четырех утра, на пару с Ханджи?

— Ты просто не можешь унять свою ревность. С этого и нужно было начинать. Мы коллеги и только.

— Просто коллега, – на манеру Леви произносит девушка, изображая рукой «рот», – Сладкая, мы просто решаем деловые вопросы, так что я предпочту, чтобы ты выкинула ужин, над которым старалась половину дня, лишь бы не приходить домой в годовщину наших отношений.

Едва заметная ухмылка на секунду появляется на губах Аккермана, но тут же исчезает. Он рассекает пальцами короткие волосы, не отрывая взгляда от возлюбленной и безмолвно ждет окончания тирады, видимо готовившейся весь вечер в его отсутствие. А она распаляется еще больше, уже не скрывая вспышку гнева. Выплескивает все что накопилось за долгое время. Припоминает каждую мелочь, на которую он сам бы точно не обратил внимания.

— На какой черт я с тобой тогда связалась вообще? – выдает последним девушка, хмурится и едва ли не краснеет от негодования, – Тебе же плевать на меня.

— Если бы мне было плевать на тебя, то ты давно бы и сама от меня ушла, – монотонно произносит парень, притягивая к лицу бокал с чаем, – Но ты до сих пор здесь. В этой квартире. В моей жизни.

Это становится последней каплей. Она резко вскакивает и вырывает бокал у Леви, отшвыривая в сторону. Тот моментально реагирует и тоже встает, грозно смотря на нее, уперев ладони в стол.

Желваки начинают играть на его острых скулах. Серые глаза темнеют от моментально вспыхнувшего раздражения. Брови сходятся к одной точке, придавая и без того испытывающему взгляду парня жестокости. Кадык нервно дергается, а на руках от напряжения выступают пульсирующие вены, постепенно скрывающиеся за закатанными рукавами рубашки.

Его лицо медленно приближается к ее. Под ногами чувствуется горячая жидкость, что разлилась после «фокуса», выкинутого девушкой. Бокал с треском разбился. Аккерман раскрывает рот, собираясь выплеснуть всю желчь наружу, но получает звонкую пощечину.

— Какой же ты мудак.

Он стоит пару секунд в замешательстве. Жгучая боль расходится по щеке, отдается мелкими покалываниям. Прикрыв глаза, парень набирает больше воздуха в легкие. Шумно выдохнув, на его лице сам собой появляется оскал. Хищный, практически звериный. Он проходится рукой по горящему месту удара и пальцами проверяет подвижность подбородка, словно пытаясь его вправить.

— Ха. Не ожидал.

Девушка делает шаг назад, в то время как Леви наоборот. Его тело оказывается слишком быстро рядом с ней. Чужая ладонь упирается в грудь и с усилием прижимает к стене. Другая рука расположилась несколько выше девичьего лица. Слышно, как шумно и часто дышит парень, угрожающе нависая сверху.

Сердце резко схватывает невидимый кулак. Крепко и с усилием, выжимает все чувства, что были до этого, позволяя телу наполнится новыми. По сосудам бежит адреналин. В ушах пульсирует, а в горле застрял комок.

Что это? Страх? Она никогда его не видела таким раньше, а может просто не замечала.

Руки рефлекторно пытаются оттолкнуть оппонента, но выходит слабо. Его ладонь перехватывает запястья. Весь запал был истрачен ранее, в то время как тело начинало сковывать оцепенение. В ступнях зудело, вся ее сущность испытывала настоящий животный испуг. Жертва, на которую вот-вот закончиться охота. Он был акулой и как казалось сейчас - не только в бизнесе.

— Истеричка, – сдержанно произносит Аккерман, прицельно смотря в глаза девушке, пытаясь прочитать в них хоть что-то, – Поумерь свой пыл, иначе станет только хуже.

— Что же? Изобьешь меня до полусмерти? – голос предательски дрогнул, хотя она и старалась не подавать виду.

— Идиотка! Закрой свой рот!

Серая радужка глаз практически пропала, скрываясь за расширенными зрачками. Брови так и не сошлись в одной точке, однако и не вернулись в обычное для них положение. Парень все еще хмурился, шумно дышал прямо ей в лицо. Опалял горячим воздухом нежную кожу, в то время как его рука, крепко держала девичьи запястья, а затем резко подняла их над ее же головой.  

Тонкие губы, растянутые в оскале, медленно приближались к ее. Остановились лишь в паре миллиметров, а следом сомкнулись. С усилием и жадностью. Впились как в последний раз. Ужалили каждую складочку мягких губ, а следом слегка прикусили.

— Тебе же нравится выводить меня из себя. Я знаю это.

Девушка попыталась отвернуться, но этим действием кажется лишь больше завела и без того эмоционально наколенного парня. Вновь поцелуй, уже более мягкий, но от этого не менее страстный.

В этот момент, им двоим прошло осознание как же они отдалились друг от друга за последние несколько недель. Леви слишком много времени проводил на работе, занимаясь переговорами и пытаясь выбить из партнеров наиболее выгодные условия, совершенно забыв про его семью – родную душу, что каждый день надеется с ним отужинать и выслушать. Она готова была сидеть и часами внимательно смотреть на него, лишь бы он был дома вовремя. Стерпела бы каждый больной укол его неосторожных слов и промолчала бы о своем дне, видя, что Аккерман не в настроении.

— И все же ты эгоист, – произносит девушка сквозь поцелуй, чувствуя, как хватка черноволосого немного ослабла, – Любимый эгоист.

— Забыла добавить, что я чертов мудак.

— Ты чертов мудак, Аккерман.

Вывернув свои запястья из мужской хватки, она резко притянула ближе возлюбленного за стойку расстегнутого воротника, вовлекая в глубокий поцелуй. Казалось, у нее получилось выбить из его легких весь воздух, потому что тот едва не простонал, шумно и резко выдохнув, когда их губы сомкнулись.

Чужое колено протиснулось между сомкнутых девичьих ног, словно освобождая место, в то время как руки парня медленно блуждали по телу. Начали они свой путь с затылка, медленно спустились на шею, оглаживая кожу в момент покрывшуюся мурашками. Мягкая и такая чувствительная. Девушка слегка задрожала.

— Дрожишь, словно это наш первый раз.

Она молчит, а Леви смотрит ей прямо в глаза, словно пытается разглядеть что-то в глубине чужих зрачков, но натыкается лишь на отражение себя. Себя иного, того каким его видит лишь она – уставшего и остро нуждающегося в тепле.

Холодные кончики пальцев черноволосого опускаются на плечи, медленно отталкивают с точенного тела вязанную домашнюю кофту. Чувствуют ночную рубашку и то, как его возлюбленная реагирует на каждое касание.

— Леви…

Он расстегивает первую пуговицу, наощупь, пока его губы начинают оставлять влажные следы на нежной коже шеи. Первый, второй, третий… Определенно там ни осталось и миллиметра нетронутого. Тонкие уста Аккермана делали это все напористее, в то время пока руки освобождали чужое тело от лишней одежды. Девушке оставалось лишь, закусив губу откинуть голову и тихо стонать, изредка пробегая ладонями по крепким мужским плечам.

Она чувствовала контраст всем телом. За спиной стена, словно лед охлаждала ее с одной стороны, а с другой – разгоряченный парень, оставивший кучу ожогов на ее шеи, спускавшийся все ниже к груди. Перед глазами была пелена страсти, а где-то слева, в районе сердца разгорался пожар, что своими языками пламени и искрами разбегался по разным местам. Искрилась и сама она.

— Я только тебя целовал, а ты уже трешься своими бедрами и мое колено…

— Заткнись.

Леви ухмыляется с того, как раздраженно и отчасти томно произносит это девушка, что сейчас буквально плавится в его руках. Он мог бы назвать себя гончаром, что вылепливает фигуры из глины или мастером по работе с воском, потому что возлюбленная напоминала ему таявшую в пальцах горячую свечу. Оставалось лишь сделать то, что хотелось.

Парень кажется сводил ее с ума. Выбивал остатки разума собственными губами – поцелуями в губы, шею и ложбинку между ключицами. Он был отравляющим ядом и одновременно антидотом. Знал чужие желания, делал их запретными, как плод на греховном древе, а следом как змей, искушал и исполнял.

Девушка и не заметила, как Аккерман остался без рубашки, которая уже висела на спинке стула рядом. Он же совсем не отрывался от ее тела, когда успел? Его губы переключались с одного соска на другой. Он касался чувствительных бугорков поочередно, медленно ласкал, посасывал, помогал себе руками. Его горячее дыхание опаляло и без того уже обгоревшую от влажных следов кожу.

Она притянула его ближе, зарываясь пальцами в волосы, выцеловывая каждую острую черту на лице парня. Леви не сопротивлялся, наоборот, подался вперед, позволяя обвить его ногами на уровне талии. Чувствовалось, как он возбужден. Его горячая плоть упиралась девушке прямо между ног.

Мужские руки подхватили ее мягкие бедра, пока собственные еще плотнее прижались. Он терся в ответ, а пальцы сжимали нежную кожу настолько сильно, что на этом месте останутся следы их утех. Об этом они подумают позже, не сейчас…

— Сегодня ты нетерпелива, сладкая, – хрипло произносит Леви, опускаясь ладонью между ног девушки.

Она выгибается на встречу, а на кончиках его пальцев чувствуется липкая смазка. С губ возлюбленной срывается тихий и протяжный стон, в то время как ее рука тянется к его торсу. Глаза закрыты, поэтому она наощупь пытается определить где же ширинка этих чертовски ненужных брюк на нем. И пока она это делает, черноволосый медленно двигает пальцами, собирая все больше и больше влаги, а следом аккуратно проводит по малым половым губам, поднимаясь к клитору.

Два тела в танце подаются друг другу навстречу, в такт движениям. Они знают их совместный ритм. Аккерман еще некоторое время играется круговыми движениями с ее клитором, а затем вводит один палец внутрь. Растягивает эластичные стенки, а затем добавляет второй. Все это время девушка дрожащими пальцами расстегивает ширинку, помогает себе ногами стянуть вниз штаны и запускает ладонь в боксеры парня.

Он не на шутку возбужден. Из головки сочится смазка, так что и она не медлит, двигает рукой члену вверх-вниз, распределяя влагу по всему основанию. Черноволосый хрипло стонет, отвечая на ее ласки еще более активно. Он набирает темп, чем срывает куш в виде ее громких стонов, разлетевшихся по всей квартире эхом.

Парень закрывает глаза, проводит лбом по ее плечу, пытаясь смахнуть прилипшие к лицу волосы, опаляет горячим дыханием чужую кожу, шумно дыша, пока возлюбленная немного сильнее обхватывает его возбужденный член, продолжая движения рукой.

Леви привык все контролировать. Возможно, это излишки работы с огромным штатом специалистов, за которыми нужно зорко наблюдать, а возможно это просто сама по себе его черта характера. Он искусен в этом деле, отчасти даже бывает жесток с людьми, строг, но только не с ней. Особенно когда она произносит это…

 — Аккерман, – сквозь стоны говорит девушка, – Трахни меня уже.

Парень не заставляет себя долго ждать. Его руки ловко помогают найти ее ногам опору, а следом его ладонь уже упирается ей между лопаток, едва ли, не впечатывая в стену оголенное тело. Она не успевает ничего более произнести, ощущая, как горячая плоть уже трется о ягодицы.

— Где твоя вежливость, сладкая?

Его голос слышится рядом с ухом. Она буквально слышит, как смыкаются и размыкаются его ресницы. Он не входит, лишь продолжает двигать бедрами вперед-назад. Дразнит и наслаждается тихим хныканьем, пока у двоих внизу живота будто бы морские узлы завязались от возбуждения.

— Знаешь, как таких истеричек как ты, наказывают? – он секунду молчит, – Привязывают к постели и не позволяют кончить. И я точно знаю, что подобное тебе по душе.

Девушка упирается в него, вместо немой просьбы войти, но Леви не отвечает. Она повторяет попытку, но снова обрекает себя на неудачу. Тихо бурчит себе под нос, пока Аккерман свободной рукой играет указательным пальцем с ее клитором.

— Напомнить, что ты должна сказать?

— Пожалуйста, Леви…

Его тонкие губы оставляют влажный след на ее щеке. Член медленно проникает в нее, а ладонь парня, что была только что между ног, поднимается выше к талии и сильно сжимает ее, заставляя прогнуться в спине.

— С этого и нужно было начинать сегодняшний разговор.

Каждое слово – новый толчок. Возлюбленный сегодня груб и резок. Его бедра без всякой жалости вбиваются в ее ягодицы, пока пальцы девушки пытаются найти хоть какую-нибудь опору на стене. С ее уст срываются громкие стоны, а перед глазами все медленно плывет. Кажется, даже время сбавило темп, чтобы ей проще было внемлить его словам. Хрипотца вновь возникла от возбуждения, добавляя особую ноту его голосу.

— Сначала ты закатываешь мне истерику по телефону, во время важного разговора у Эрвина в кабинете, – он не сбавляет, но и не набирает темп, продолжая движения, совершенно не обращая внимания на то, как сильно трясутся ее ноги, – Затем… Я оказываюсь дома, вижу весь этот бардак на кухне… А ты знаешь как я к этому отношусь.

Леви сглотнул слюну, словно пытался смочить иссохшее от его частого дыхания горло. Девушка чувствовала, как внизу живота нарастало напряжение, будто сотни бабочек пытались вырваться наружу. В груди застыло стойкое ощущение горячего и сладкого меда, что обволакивало изнутри, поднимаясь все выше и в выше к горлу.

— А потом, оказывается истерика не закончилась, – Аккерман ускорился, оповещая свою возлюбленную о том, что совсем скоро, он достигнет пика, – Так еще ты и разбиваешь мой любимый бокал...

Темп стал еще быстрее. Она тоже всем скоро подойдет к пику. По спине бегут мурашки, из-за того, что несколько капелек пота срываются со лба парня и тонкими дорожками опускаются по позвоночнику. Черноволосый уже не сдерживает свои и без того тихие стоны, а тело девушки окончательно готово расплавиться об огонь его кожи.

Пульсация между ног усилилась и буквально через пару фрикций, Леви изливает семя ей на спину, пока она содрогается в истоме удовольствия. Он пытается ее придержать, но сам едва стоит на собственных ногах.

Парень шумно дышит, наблюдая, как его возлюбленная медленно приходит в себя. Ее грудная клетка широко и часто вздымается, пока по телу бегут тысячи мелких иголочек, взрывающиеся внутри фейерверками.

— Ты прощена, по крайней мере, за беспорядок на кухне, – Аккерман помогает девушке перебраться на стул, вручает салфетки, а сам направляется к кухонной тумбе, попутно застегивая ширинку на брюках, – Сегодня у нас будет полная уборка дома. Так что готовься поползать раком по всем комнатам.

— Леви, давай не бу…

— Чертов Эрен, твоих 20 пропущенных звонков в половину шестого утра мне только не хватало.

Она переводит взгляд с оголенных и напряженных плеч парня на его руку, в которой красуется мобильник. Он шумно выдыхает, сдерживается, пытается утихомирить растущее раздражение.

— Кажется нужно съездить в офис, – она смотрит на лицо Леви, что повернулся в ее сторону, запихивая гаджет в задний карман штанов, – Прибери большие осколки здесь, ладно?

Под его глазами красуются еще большие синяки от недосыпа. Серые радужки устало бегают по комнате, а брови вновь пытаются соединиться в одной точке.

— Я в душ и поехал. Вызови клининг, если сил нет.

Леви оставляет на ее лбу невидимый след своих губ и скрывается в сумраке коридора. А она так и остается сидеть на стуле, смотря на весь беспорядок, что так ярко красуется на полу из-за утренних лучей, пробивавшихся сквозь шторы.

Ты чертов эгоист и мудак, Аккерман…