ВОЙНА ВОЙНЕ РОЗНЬ

Начало здесь. Что же мешает украинской стороне ответить оккупантам, делающим ставку на методы империалистической войны, стратегией блицкрига по хорошо известным шаблонам 70-летней давности? Или что мешает русским, имеющим преимуществ в авиации, плотности артиллерии, дальнобойных ракетах и численности войск, чуть усовершенствовать тактику мясных штурмов и совершать глубокие прорывы в духе Гудериана и Рокоссовского? Ведь как преодолевать тупик позиционной войны, к сегодняшнему дню хорошо известно.

Ответ вам покажется до банальности простым, но генералы, как всегда, оказались готовы только ко вчерашней войне. Военная мысль снова отстала от развития техники. Более того, эта самая военная мысль еще и шизофренически расщепилась, ибо если раньше была просто война, то после Второй мировой войны приходилось держать в голове, что война может быть конвенциональной, то есть с применением обычных вооружений, и ядерной с использованием сверхмощных боеприпасов. А это уже две совершенно разные, несовместимые концепции. Причем под ядерной войной я вовсе не имею в виду обмен ударами стратегических ядерных сил. Собственно, к боевым действиям противоборствующих армий друг против друга это отношения не имеет. Речь в данном случае исключительно о тактическом ядерном оружии (оно же – оперативно-тактическое), сама вероятность применения которого диктует необходимость отказаться от всех привычных методов ведения боевых действий.

Например, фактор ядерного оружия полностью обнуляет практический смысл эшелонированной обороны, ибо всего несколько артиллерийских боеприпасов в течении нескольких секунд проделывают в ней проход, шириной в пару километров. Вероятность применения противником тактического ЯО диктует рассредотачивать войска таким образом, чтобы сделать «нерентабельным» применение оружия массового поражения, ибо из пушки по воробьям не стреляют. Таким образом концентрация сил для формирования сколь-нибудь устойчивого фронта становится невозможной. К тому же большие массы войск требуют ширококанальной логистики, а она в данном случае невозможна, поскольку имеет уязвимые точки – крупные мосты, аэроузлы, морские порты и железнодорожные станции, которые практически беззащитны против ядерных ударов.

В довесок ко всему действия сторон в условиях ограниченной ядерной войны становятся трудно прогнозируемыми. В условиях конвенционального конфликта одна сторона всегда владеет инициативой и потому атакует, другая сторона – обороняется. Чтобы инициатива перешла к противнику, надо добиться изменения баланса сил. В условиях ядерной войны понятие баланса сил утрачивает значение, ибо перевес достигается с помощью массированного применения ОМП, а на ядерном пепелище и хозвзвод – доминирующая сила, если ему никто не оказывает сопротивления.

В общем ядерная война – это такая терра инкогнито, куда соваться ни у кого нет желания. В годы послевоенного блокового противостояния предполагалось, что столкновение между этими самыми противостоящими блоками тут же перерастет в ядерную войну, да еще, возможно, усугубленную взаимным массовым истреблением населения с помощью стратегических ядерных сил. При этом войны периферийные, в которых противники по холодной войны будут соперничать опосредованно, поддерживая своих прокси, будут вестись конвенциональным оружием. Это негласное правило соблюдалось все послевоенные десятилетия.

Сегодня часто можно встретить точку зрения, буто украинская бойня – самая большая война после Второй мировой. Но нет, данное столкновение классифицируется, как конфликт средней интенсивности. Крупнейшая конвенциональная война после 1945 г. – трехлетняя корейская мясорубка 1950-1953 гг. формально так и не завершившаяся (между сторонами действует режим перемирия). Вот там все было по-взрослому – применялись все виды вооружений, на полях сражений сходились большие массы войск, громадные территории превращались в лунный пейзаж путем ковровых бомбардировок. Кровь лилась рекой – оценки колеблются от 2,5 до 4 млн убитых с обеих сторон, причем большинство из них – мирные жители, что характерно именно для военных столкновений большой интенсивности.

Стоит так же упомянуть феномен колониальных войн – это когда сильная держава воюет с отсталой страной, находящейся на заведомо низком уровне развития и не имеющей поддержки со стороны. Ну  или в отсталой стране, вмешиваясь в ход внутреннего конфликта.  Для СССР таковой была война в Афганистане, для США – вторжения в Доминиканскую республику (1965-1966), Камбоджу (1970-1979), Гренаду (1983), Панаму (1989-1990)… Список подобных меикпвенций и столкновений насчитывает десятки эпизодов. По большому счету обе войны в Персидском заливе были для западной коалиции колониальными войнами, поскольку противостоящая ей туземная армия была крайне отсталой и не имела внешней поддержки. То же самое касается и интервенции против Югославии (1999).

Войну в Украине трудно классифицировать. С одной стороны, это туземная война между двумя странами третьего мира, причины которой не интересны и мало понятны окружающим. Кто из вас, например, может внятно объяснить причины и смысл замеса между Ираном и Ираком, что мочалили друг друга восемь лет? С другой – ядерная сверхдержава причиняет «историческую справедливость» своей бывшей провинции. То есть для Кремля трехдневный поход на Киев виделся как война колониальная. Наконец после того, как Киев получил существенную военную помощь от коалиции Рамштайн, война приобрела характер межблоковой прокси-войны типа вьетнамской. США туда влезли напрямую на стороне своих «лугандонцев» из Южного Вьетнама, а социалистический блок во главе с СССР, не вмешиваясь в противостояние напрямую, щедро снабжал северовьетнамское пушечное мясо оружием и оказывал экономическую поддержку.

В последнем случае, однако, аналогия не является абсолютной, поскольку не учитывает принципиальной разницы между Вьетнамом и Украиной, а именно то, что Украина – страна индустриальная с соответствующим типом общества, в то время как Вьетнам еще находился на традиционной стадии развития. Для типологии войны это имеет громадное значение. Сколь бы ни было традиционное общество отсталым экономически и технически, воевать с ним тяжело самой технически продвинутой цивилизации, потому что она упирается в тупик иррегулярной войны. Именно это произошло во Вьетнаме, когда кадровая, отлично вооруженная и хорошо управляемая американская армия столкнулась с босоногими партизанами-вьетконговцами. И что толку в наличии стратегических бомбардировщиков, если им нечего бомбить? Какая польза от тысяч танков, если им некого перемалывать? Зачем нужны мощные гаубицы, если нет нужды проламывать эшелонированную оборону?

Важную роль играл еще и такой психологический фактор, как чувствительность к потерям. Для развитых индустриальных обществ, перешедших к третьему типу воспроизводства населения (низкая рождаемость и большая продолжительность жизни) потери в живой силе весьма болезненны, ведь ценность человеческой жизни в развитом обществе высока. Для традиционного общества, характеризующегося большой рождаемостью, существует проблема «лишних людей». Особенную остроту она приобрела в XX столетии, когда на высокую фертильность наложилось снижение детской смертности вследствие развития медицины. Таким образом в аграрном обществе молодежи много, еды мало, для экономики демографический потенциал совершенно избыточен, а ценность человеческой жизни невелика. Это позволяет делать ставку в иррегулярной войне на неиссякаемый потенциал пушечного мяса и играть вдолгую.

Партизанские войны могут длиться десятилетиями. Так что крылатое выражение «Бабы еще нарожают» приобретает совершенно буквальный смысл: в ходе последней войны в Афганистане туземцы, родившиеся уже во время войны, успели вырасти, повоевать и родить своих детей, для которых война – это фон их жизни со времен дедов. Для индустриального общества затяжная война – обуза, прежде всего в экономическом плане. Для аграрного общества ведение межплеменной или иррегулярной войны в течении десятилетий – норма. Красноречивые примеры нам дает воюющий пятый десяток лет Афганистан и 75 лет арабо-израильских разборок.

Все это приводит к тому, что для развитой державы издержки ведения длительной войны со слабым противником перевешивают потенциальные выгоды «победы» и для нее становится целесообразнее оставить папуасов в покое, даже если для этого придется признать войну провальной. Это как в бизнесе – если уж ввязался в гиблое дело – важно как можно скорее из него выйти, зафиксировав убытки.

Столь длительное предисловие было необходимо для того, чтобы понять, в какой ситуации находятся стороны в текущей войне. Украина не может противопоставить РФ непобедимую дубинку иррегулярной «народной войны», поскольку индустриальное общество в партизанщину играть не способно. Кстати, в Украине на оккупированных территориях никакого партизанского движения в формате, характерного для Второй мировой войны или современного Ближнего Востока нет, и принципиально не будет. Для агрессора невозможен и формат колониальной войны, когда бы Кремль мог использовать свое подавляющее ресурсное и техническое преимущество над Украиной. То есть гипотетически, если бы путлеровцам удалось осуществить блицкриг в течении двух недель, сценарий колониальной войны можно было реализовать. Но с началом поставок западного вооружения у оккупантов нет и уже не будет технического превосходства.

Скорее, наоборот, качественно ВСУ превосходят ВС РФ в артиллерии – главной ударной силе позиционной войны, хотя количественно в данном виде вооружения русские пока сильнее, как и в крылатых ракетах. В высокоточных вооружениях преимущество на стороне украинцев, у интервентов – превосходство в авиации и дальнобойных крылатых ракетах. По беспилотникам сложился паритет. На море – ситуация патовая: у Украины флота нет, у РФ – есть, но толку от него в сухопутной войне нет никакого. Его главная роль – быть мишенью.

При этом риск перехода к ограниченной ядерной войне или применение химического оружия я считаю минимальным по политическим причинам – война не носит характер колониальной и не является примером частных разборок между двумя третьестепенными бантустанами, до которых никому нет дела. На стороне Киева – могущественная коалиция, для которой перерастание войны в ядерную неприемлемо.

В итоге мы приходим к тому, что единственный возможный формат выяснения отношений – регулярная война средней интенсивности с применением конвенционального оружия. Оба противника принадлежат к индустриальному типу общества, то есть затяжная война для них крайне обременительна. Именно это не позволяет перейти к тотальной войне и определяет ее очаговый характер). Россия бесспорно имеет колоссальное ресурсное преимущество перед Украиной, что уравновешивается наличием умеренной поддержки последней со стороны Запада.

Мы видим все условия для перехода противостояния в форму войны на истощение и возникновения позиционного тупика. И вот теперь уже можно обстоятельно обсудить вопрос, почему выход из этого тупика не возможен ни для одной и сторон (Продолжение следует).