В моём городке есть странное правило - не выходить на улицу на Хэллоуин
silsbyten
Ещё одна тыква… Я просто не понимаю нынешнюю молодёжь.
Я сделал лучшее, что мог, — кинул её в лес, чтобы гнить рядом с другими такими же. Это уже 27-я совершенно хорошая тыква, выброшенная за этот месяц. Хотя, если честно, я до сих пор не понимаю, зачем вообще нужны тыквы.
По пути на работу я заметил, что снова стал не единственной жертвой этой дурацкой шутки — и дом старого мистера Томса тоже не пощадили. Никогда бы не подумал в детстве, что когда-нибудь буду сочувствовать ворчливому старику города, но вот он я.
Впрочем, я не настолько раздражителен, как он. Я просто выбрасываю очередную тыкву в лес и продолжаю свой день. Это уже стало частью моего утреннего ритуала. Старый Том, с другой стороны, обнимает свою внутреннюю версию Эбенезера Скруджа из «Рождественская песнь в прозе». Судя по пятнам и остаткам тыквы на его крыльце, он превратил это в игру — вроде «Бей кротов», только с овощами. И что ещё хуже, ему, наверное, это нравится. Я точно знаю по своему детству, что выражение ненависти ко всему весёлому — его любимое занятие, особенно в Хэллоуин.
Но это всё уже в прошлом. Теперь, когда я повзрослел, бука принимает куда более коварные формы: налоги, мой сломанный автомобиль и, пожалуй, самое тревожное — тончайшая рентабельность в моём сэндвич-шопе. Вот почему я начал ходить туда пешком… в холод.
Честно говоря, кажется, моё пёс Бэньон рад кончине моей старой "Тойоты". Он улыбается и виляет хвостом, когда мы совершаем ежедневный пятимильный путь до работы. Иногда мне даже кажется, что это он выгуливает меня, ведь я отвлекаюсь буквально на всё. Знаю, он раздражён, когда я иду, как потерянная бабушка, но, честно говоря, этой .
Несмотря на то, что я видел это уже 27 раз, трудно не замечать ту лихорадочную страсть, с которой местные готовятся к Хэллоуину. Каждую осень, словно по воле природы, сотни надгробий поднимаются в дворах, крыльца заполняются искусственными паутинами, на крышах стоят манекены ведьм, а в воздухе витает запах резиновых масок. Одним словом, рай для тех, кто любит «сладость или гадость», если бы в моём городе разрешали подобное. Но, по правде говоря, у нас детям даже не разрешают выходить на улицу в ночь на Хэллоуин.
Я никогда не понимал эту странную, негласную традицию, которая раздражала меня с детства. Думал, когда повзрослею, пройду какую-то инициацию и узнаю секрет. Но всё стало только хуже. Каждый раз, когда я спрашиваю кого-то об этом, меня либо смотрят так, будто у меня кукурузный початок на лбу растёт, либо начинают меня газлайтить.
К примеру, на прошлой неделе я задал этот миллионный вопрос мисс Кэти, когда она зашла за своим обычным сэндвичем с индейкой. Обычно она милая и одна из моих лучших клиентов, но как только я упомянул Хэллоуин, её лицо невольно исказилось, хоть она и попыталась сохранить улыбку. Она сказала что-то вроде: «Дорогой, что ты думаешь вероятнее: что весь город участвует в какой-то хэллоуинской заговоре, или что у тебя просто "сырок с крекера съехал"?»
Я уже привык к тому, что меня считают «чокнутым», но это всё ещё немного обидно.
Примерно через час после открытия магазина я вынимал свежий хлеб из печи, когда услышал звон колокольчика на двери. Я сразу знал, кто это был, только по тому, как этот человек шёл, словно владел местом, хотя это было далеко не так. Мэр Хоторн подошёл прямо к моей стойке, выглядя как главный герой драмы 70-х годов. Немного шире и постарше, чем Берт Рейнольдс, с седеющими песочными волосами. Я не раз слышал, как он говорил, что он самый высокий, умный, смешной и красивый член своей семьи. Я не мог это проверить, но к этому списку он точно мог бы добавить «самый самовлюблённый».
— Ну, если это не старина Сэндвич Дин, как ты поживаешь в это прекрасное утро?
Ненавижу, когда он меня так называет.
Я взглянул за его спину на серое небо и угрюмый лес напротив.
— Нормально, как сам?
— О, лучше некуда! Мой мальчик Джимми вчера выбил хоум-ран, сегодня вечером будет зажжение Великой тыквы, а ещё газета «Крамптонская газета» опубликовала статью о моём благотворительном фонде для бездомных.
Обычно я стараюсь не слушать мэра, но что-то в его словах привлекло моё внимание.
— Никогда не слышал о таком. Что это?
— Дин, ты, конечно, видел этих грязных бродяг, которые пытаются паразитировать на нашем городе, — он наклонился ближе и понизил голос. — Между нами, я пакую их, как сардины, и отправляю в «Денни’s» в Дотане. Каждые сто долларов пожертвований — это минус один бродяга на улицах Крамптона.
— Нет, я имел в виду зажжение Великой тыквы…
— Ах, это. Просто старая, забытая традиция Крамптона. Старейшины настояли, чтобы мы её вернули. Насколько я понял, там будут тыквы, кто-то скажет речь, а потом их зажгут. Я зажгу самую большую, — он изобразил тыквенную рожицу, делая это. — Тебе стоит заглянуть, это будет на кладбище напротив Христовой церкви в восемь вечера.
— На кладбище? И, как я понимаю, никто не должен выходить на улицу после наступления темноты?
— Ну, это же Хэллоуин, — сказал он, сделав руки, словно передразнивая привидение, и полностью проигнорировав вторую часть моего вопроса.
Я кивнул и задумался о том, чтобы действительно пойти. Обычно я избегаю толп, но, возможно, наконец-то смогу получить ответы на странные традиции нашего города.
Я собирался закрыть магазин пораньше и уйти домой, ведь на Хэллоуин все обычно запираются в своих домах. Но в этот раз, впервые в жизни, казалось, что люди нарушили это негласное правило. В юности я пару раз выходил на улицу из любопытства, но никогда не находил ничего необычного. Хотя я и не задерживался долго. В городе, погружённом в ночную тишину, есть что-то по-настоящему тревожное. Мы все слышали истории о детях, которые исчезли, но я всегда думал, что они просто уехали, а старшие ребята придумали эти байки, чтобы нас напугать.
Я вспомнил все те старые истории, пока мы шли, шурша листвой под ногами и лапами, переходя от фонаря к фонарю, словно соединяя точки на пути.
Честно говоря, меня начало немного пугать, так что я достал телефон и включил музыку.
Последнее время я увлекся классическим роком и прослушал несколько своих любимых песен по дороге. Как раз когда на горизонте показалась колокольня Церкви Христа, заиграла "Season of the Witch" Донована. Это было как-то слишком уместно, чтобы чувствовать себя спокойно.
Мы свернули с дороги и направились прямиком на кладбище. Когда мы подошли ближе, в лунном свете я смог разглядеть сотни фигур, стоящих и блуждающих вокруг. Бэньон зарычал, когда первая фигура стала различима — ходячий скелет с тыквой в руках.
"Все нормально, дружок, это просто костюм," успокоил я его.
Вскоре мы оказались среди ведьм, волколаков, вампиров и прочих монстров, которых только придумало человечество. Каждый из них держал в руках вырезанную тыкву.
Никто не предупредил меня, что это костюмированная вечеринка.
Люди стояли небольшими группами, тихо переговариваясь. Я чувствовал себя как новичок в первый день в школе. Хотя, если честно, это было похоже на любой мой день в школе.
Вдруг громкий голос перекрыл весь шум и привлек внимание всех присутствующих.
"Дорогие гули и гоблины, ведьмы и колдуны, призраки, скелеты и все остальные ночные создания, добро пожаловать на церемонию зажжения Великой Тыквы!"
Брэм Стокер, который раньше был известен как мэр Хоторн, стоял на импровизированной сцене и призвал свой самый "ужасный" голос.
"Мы прожили 27 лет в мире и процветании", сказал он, раскинув руки, "И с трепетной почтительностью мы собрались накануне этого священного преемства... В память о прошлом, я прошу вас зажечь свои тыквы."
Звук зажигаемых зажигалок и спичек прорезал воздух, и повсюду вокруг меня засветились улыбающиеся огни.
Мэр продолжил: "Даже в ночи пастырь должен защищать свое стадо". Он вынул длинный нож из пояса и сделал глубокий порез на своей свободной руке. Толпа взревела аплодисментами и завываниями, когда он поднял руку над головой, позволяя крови стекать по руке.
И с этим мэр спрыгнул со сцены — или, как я думал, сцены. Ведьма с кривым носом подошла с горящей тыквой, ярко светившей, словно она была наполнена бензином. Она вручила её мэру, и тот размазал свою окровавленную руку по пылающей тыкве. В оранжевом свете я, наконец, смог рассмотреть, на чём он стоял. Это был огромный деревянный Джек-фонарь.
С драматическим разворотом и мощным рывком он бросил пылающую тыкву в рот гигантского Джека-фонаря, и огромный огонь вырвался из глаз и улыбки резной головы.
Все стояли, почтительно глядя на горящий символ, кроме мэра, который уставился прямо на меня.
Очевидно, он знал о церемонии гораздо больше, чем рассказал.
Бэньон инстинктивно попятился.
"Как насчёт того, чтобы убраться отсюда, дружище?"
Он заскулил, и мы повернули назад.
По дороге каждый из странных соседей обходил нас стороной, словно нас либо уважали, либо презирали. Я чувствовал на себе взгляд множества глаз, так что натянул капюшон в слабой попытке защиты, и мы ушли в темноту.
Трудно было не оборачиваться по пути домой. Я знал, что как только начну это делать, уже не смогу остановиться, поэтому старался держать глаза впереди и слушать, насторожив уши.
Я не знаю, что, черт возьми, это было. Может, мне не стоит задавать вопросы о Хэллоуине, а может, лучше просто переехать в город, где люди не такие психи.
По пути домой я не встретил ни души. Меня настолько потрясло произошедшее, что я не отвлекался, как обычно, и поэтому двигался быстро. Пока не добрался до дома Старого Тома. Его входная дверь была широко распахнута...
Я окликнул его, но никто не ответил. Я думал, что лучше бы просто уйти, но не мог позволить себе уйти, не убедившись, что с ним всё в порядке, даже если он старый ворчун.
Сухие листья влетали в холл, пока я поднимался по скрипучим ступеням. Я остановился у порога и поднял кулак, чтобы постучать в открытую дверь, но замер, прежде чем мои костяшки коснулись дерева. В конце коридора были кровавые пятна. Это плохо.
Я сглотнул ком в горле и шагнул в дом. Медленно подкрался к концу коридора, выглянул за угол, ожидая худшего, но, к моему удивлению, трупа не оказалось. Зато я увидел кухню, приведённую в полный беспорядок. Казалось, что здесь орудовал пьяный тасманский дьявол с наклонностями к бытовому насилию. За перевернутым кухонным столом лежала синяя куртка. Я узнал её — старик всегда её носил. Из одного из карманов торчала скомканная записка.
Мои руки дрожали, когда я развернул её и прочитал наспех написанные слова.
"Дин,
У меня нет много времени. Прости, что я не понял всё раньше. Я думал, что проклят нести эту ношу один. Они никогда ничего не говорили. Они заставили меня думать, что я схожу с ума, пока не стало слишком поздно... Они заставили меня хранить это. Они превратили меня в монстра... в убийцу, но было бы куда хуже, если бы я не сделал своё дело. Через меня это ограничено одной ночью в год, но мне кажется, что моё время на исходе, и я думаю, что они выбрали тебя..."
Записка резко обрывалась.
Я не знал, кому позвонить и кому можно доверять. Если мэр замешан в этом, то и полиция, вероятно, тоже. Чёрт, возможно, весь город в этом участвует.
Сзади я услышал визг Бэньона, который бросился к выходу. Но прежде чем я успел повернуться, меня пронзила резкая боль в затылке, и всё погрузилось во мрак.
Когда я пришёл в себя, мне показалось, что я частично парализован. Но постепенно мой затуманенный разум начал складывать картину. Я был привязан к стулу в гараже Старого Тома, а передо мной стояли две фигуры.
Мэр Хоторн сидел на большом коричневом сундуке, покрытом чем-то похожим на старую бледную кожу, а рядом стояла мисс Кэти.
— Что происходит? — спросил я.
— Ты исполняешь своё предназначение, Дин, — ответил мэр.
— Я... я не понимаю. Что вы сделали с мистером Томом?
— Он выполнил своё предназначение на церемонии зажжения Великой Тыквы, — с фальшивой улыбкой, которую я уже успел возненавидеть, сказала мисс Кэти.
— О чём вы говорите? Вы убили его? Вы собираетесь убить меня?
— Ты слышал историю о монстре из Крамптона? — спросил мэр.
— Да, все мы слышали эту историю в детстве... Я думал, что поэтому мы не выходили на улицу в Хэллоуин, когда я был маленьким.
Он засмеялся.
— Значит, ты с самого начала знал ответ на свой вопрос. Именно из-за него мы не выходим на улицу в Хэллоуин. Кроме тех детей, которые не слушаются. И этих проклятых бродяг, — с отвращением сплюнул он.
— Они приносятся в жертву ради общего блага, — добавила мисс Кэти.
Мэр Хоторн продолжил говорить, вставая и поворачиваясь, чтобы открыть сундук.
— Я понимаю, что тяжесть этой ноши была непосильной для старого Тома все эти годы. Быть частью чего-то намного большего, чем ты сам. Поглощать жертв. Осознавать, что если он не сделает этого, никто из нас не доживёт до следующего Хэллоуина. Но быть избранным — это честь. Как только связь установлена, она будет возвращаться каждый год до следующего цикла.
Он подошёл к сундуку и медленно открыл его. Затем они осторожно отступили на несколько шагов, через открытую дверь гаража и в ночь.
Из сундука послышалось мягкое стрекотание, словно кто-то барабанил длинными пальцами по столу. Медленно из сундука выползла толстая, искривлённая тыквенная стебель, и я понял, что сейчас появится то, о чём я слышал в детстве. Из сундука вылезла огромная, гниющая тыква и зашаркала ко мне на длинных, склизких кишках, напоминающих насекомьи лапы.
Я закричал изо всех сил, когда этот отвратительный, опухший паразит медленно двигался в мою сторону. Я рвался изо всех сил, но верёвки не поддавались. Он был всё ближе, и в отчаянии я попытался оттолкнуться ногами — единственной частью тела, которая не была связана. Я начал падать назад, и в тот момент, когда тыква почти достигла меня, размазанная тень из клыков и шерсти влетела в гараж.
Бэньон врезался в демоническую тыкву, а мой мир перевернулся. Я услышал крики мэра и мисс Кэти, которые пытались отбиться от моей собаки, в ответ на это раздался лай и рычание Бэньона.
Стул с грохотом упал на пол и разлетелся под моим весом. Когда он сломался, верёвки ослабли, и я вскочил, сбрасывая их с себя.
Мэр схватил Бэньона, который, судя по всему, успел изрядно покусать его окровавленные руки, и швырнул его в сторону. Бэньон полетел и с глухим стуком ударился о землю, но мэр не заметил, что на него уже забралось нечто.
Я крикнул Бэньону, который бросился обратно в гараж и спрятался за мои ноги.
Мы стояли в ужасе, наблюдая, как тыква карабкалась вверх по мэру Хоторну. Он отчаянно пытался сбросить её, но её тонкие лапы растягивались и обвивали его всё сильнее, притягивая к себе. Она ползла по его телу, словно огромная, искривлённая сороконожка. В мгновение ока она вскарабкалась к его голове и заглушила его крик, когда ухмыляющийся Джек-фонарь накрыл его голову.
Он стоял в абсолютном ужасе всего несколько секунд, прежде чем началась трансформация. Как только она началась, всё произошло очень быстро. Казалось, что вся его жизненная сила и большая часть массы тела были высосаны в Джека-фонаря. Его тело сморщилось и съежилось, став коричневым и худым, а тыква наполнилась массой, изнутри начали формироваться рот и большие чёрные глаза, заполнившие вырезанные отверстия.
Фигура согнулась, и из её горла вырвался мерзкий, едва законченный смех, когда сформировались голосовые связки.
Медленно, чудовище из Крамптона встало. А я с Бэньоном захлопнул дверь дома Старого Тома, запер её и прижался спиной к стене.
Крик мисс Кэти был прерван звуком хруста костей и мясистым шлепком.
Я запер дверь и молился, чтобы мы были в безопасности, если будем следовать правилам. Не выходить на улицу и не выпрашивать сладости в ночь на Хэллоуин.