В квартире тихо девушка разделась

В квартире тихо девушка разделась




⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































В квартире тихо девушка разделась
Dein Browser wird nicht mehr unterstützt. Aktualisiere ihn, um YouTube und unsere neuesten Funktionen optimal nutzen zu können. Weitere Informationen


Чтобы оставить позади свои страхи, научитесь жить настоящим


Как изменилась девочка-альбинос, ставшая моделью


Обманутая бабушка и её чудесная спасительница


Просто возьмите рукав для запекания, картошку и мясо — и получите восхитительно вкусное блюдо


Ты поднял человеку самооценку, а он в ответ тебя предал


10+ коротких жизненных истории, которые заставят похохотать


Страшные слова матери, которые лучше б и не слышал


Как я переехала в Австралию. Моя история иммиграции

WordPress: 9.23MB | MySQL:57 | 0,132sec
В квартире было тепло и чем-то вкусно пахло. Катя разделась и прошла на кухню. Муж уже накрывал на стол. Улыбнулся:
– Уж полночь близится, а Германа все нет. Привет, дорогая!
– Привет. Прости. Работы навалилось – конец года, ты ж понимаешь. Еще и Бельский не вышел сегодня. Половина отдела на больничных.
Ужинали молча. Николай изредка что-нибудь спрашивал, жена односложно отвечала. Как обычно после работы ей хотелось тишины. Последние полгода Катя пахала за себя и за того парня. Осунулась, появились круги под глазами, появилась бесконечная усталость. Дома не хотелось ни думать, не разговаривать, а только перекусить и упасть на подушку.
– Ты знаешь, – вдруг шепнула Катя, когда они с мужем уже легли спать, – я сегодня к генеральному ходила. Думала, заявление на увольнение писать. Нет сил больше.
– Наконец-то, – с облегчением выдохнул Коля. – Когда на свободу?
– Не знаю. Не отпускает. Сказал, сложные времена у фирмы. Пандемия все бизнес-планы разрушила, контракты полетели. Сейчас нужно разгребать все задолженности, со штрафами за сорванные сроки разбираться, договоры переоформлять. Если в течение месяца не решить все вопросы, то вообще неизвестно, что будет с компанией.
– Говорит, без меня никак. Работать некому: кто на больничном, кто в декрете, а кто-то — тупой. Это цитата. Мол, кроме меня никто не справится.
– Да неужели? – не сдержал сарказма муж.
– Ну, Коля! Правда, а кто это все сделает? Фирме действительно сейчас несладко. Я все эти контракты сопровождала, непорядочно все оставить на кого-то. Продержусь еще месяц-другой – уволиться всегда успею. Надо помочь.
– Такая ты молодец! Не работник, а песня. О фирме заботишься, о коллегах, о начальстве. А как же я? А как же ты?
– А что я? «Я» – последняя буква в алфавите! – огрызнулась Катя и отвернулась, тем самым дав понять, что разговор окончен.
Через полминуты Катя засопела, а Коля тихо встал с кровати и прошел на кухню. Было неспокойно. В голове крутились слова жены: «Я – последняя буква… Последняя. Буква. Где я это слышал?»
Утром он обнаружил жену уже практически в дверях.
– Доброе утро, не хотела тебя будить. Поеду пораньше.
– Послушай, Кать. А откуда эти слова про букву «Я»?
– Не знаю, – девушка наспех завязала хвост и уже принялась натягивать сапоги. – В школе так, кажется, учительница говорила. Да и мама.
– Я тут вспомнил вдруг ночью: «я – последняя буква», «хотеть не вредно», «много хочешь – мало получишь». Все из одной оперы. Мне тоже так родители постоянно говорили.
– Ха! Точно! Хочешь, хочешь – перехочешь! Помню, плаванием бредила. На синхронисток смотрела – дыхание останавливалось. Перехотела. Потому что в бассейн меня далеко возить, неудобно да и «мало ли чего я хочу».
– А я рисовать любил. Но пришлось хотеть что-нибудь из более удобного для родителей. Например, играть на баяне, потому что он у нас был. Катюш, а ты чего хочешь сейчас?
– Сейчас? На автобус не опоздать. Побегу, – девушка широко зевнула. – Спать я хочу. И на море, – засмеялась.
– А полетели.
– Куда? – Катя замерла.
– Наши родители нам много чего говорили, потому что с такими установками росли они сами. Но мы-то другие. И время другое. Мы не обязаны делать так, как нам говорили. Выросли уже, слава Богу, и в угол никто не поставит. Без тебя фирма загнется? Можно подумать. Никто не даст развалиться компании: не ты, так кто-то другой возьмет на себя решение всех проблем. Может быть, будет сложно. Ничего – поднапрягутся. Твое здоровье и эмоциональное состояние важнее. Ты – главная ценность у себя, – Николай обнял жену. – И у меня.
– Может быть ты и прав. Но знаешь, как-то не привычно считать себя первой буквой в алфавите. Сразу мамино лицо всплывает с немым укором в глазах. А полетим-то куда?
– Пиши заявление. Я отпуск возьму. Махнем на море, отдохнем. И не волнуйся ни о чем, мы вместе со всем справимся. Просто подумай о себе. В первую очередь о себе, потом о компании, начальстве и болеющих коллегах.
– Хорошо, родной, я подумаю, – Катя обняла мужа. – Достали они меня уже все – не могу! Но сегодня на работе появиться все же придется.
– Отличного дня! Без подписанного заявления на увольнение домой не возвращайся! – рассмеялся Коля.
– Так точно, мой капитан! На меньшее, чем Мальдивы, не рассчитываю! – поддержала Катя и побежала вниз по лестнице…
Буду признательна за дружелюбие, лайки и отклики в комментариях. Автор: психолог Галина Соколенко


Татьяна Зимбули
НЕЗАТЕЙЛИВЫЙ РАССКАЗ




     Запыхавшаяся, раскрасневшаяся Вика вбежала в квартиру и с порога крикнула:
     — Мамочка! Я получила первое место на литературном конкурсе! Мой рассказ выиграл! Ой, нет, я выиграла со своим рассказом! Я тебе его сейчас прочитаю!..

     — Так, ты не кричи, во-первых, спокойнее надо говорить, — ровным назидательным тоном ответила Марина Григорьевна, не выходя из комнаты, — во-вторых, разденься, не из коридора же ты будешь мне читать свои безумные про-из-ве-де-ния .
     — Да, да, мамочка, я уже готова. Ты садись, а я тебе буду стоя читать, здесь всего два листа. — Вика не могла сдержать переполнявших её радостных чувств. Она просто сияла. — Представляешь...
     Она не договорила. Марина Григорьевна, не обращая внимания на радостно-возбуждённую пятнадцатилетнюю дочь, молча прошла мимо неё и вышла в прихожую.
     — Вика! — крикнула как на плацу мать, — иди сейчас же сюда! Что это такое?! Сколько раз тебе говорилось, что пальто надо сразу вешать на плечики, а сапоги вытирать насухо губкой! Я устала уже повторять эти правила. Неужели так трудно запомнить, Вика!
     — Мама, ну я же сейчас ухожу в кружок. Я потом, когда совсем приду, сделаю всё так, как ты говоришь. Ну, мамочка, ну послушай, пожалуйста, я быстро.
     — Быстро только кошки родят. Иди, вымой руки, вернись, приди в себя и читай.
     Вика бегом побежала в ванну. Через минуту она стояла посередине комнаты, держа в руках два тетрадных листа.
     — Сядь, что ты как на трибуне.
     — Ой, мама, я волнуюсь, вдруг тебе не понравится. Ты же мой главный слушатель.
     — Мне и так не понравится, я знаю. Что ты можешь написать, если ты даже вещи свои не можешь класть на место, с грязными руками начинаешь по квартире ходить. Ладно, что у тебя там за опус, читай, я пока бельё гладить буду.
     Вика грустно посмотрела на мать, на мелко исписанные листы, опять на мать, вздохнула.
     — «Незатейливый рассказ», — начала она негромко, боясь, что Марина Григорьевна заставит её говорить ещё тише, и ещё более подавит и без того тающее желание дочери читать.
     — Боже мой! Что за название-то ты придумала? Фантазии не хватило, что ли? Просто пошлость какая-то, Вика!
     — Мама! — чуть не плача сказала дочь, — да ты хоть послушай сначала, а потом «обсудишь меня». Ну, пожалуйста, не перебивай!
     — Хорошо, читай, только у меня осталось пять минут, тётя Лена звонить будет по межгороду, приехать к нам хочет. Я её, кстати, попрошу, чтобы она мне сервиз чайный привезла, у них же там такие хорошие сервизы, и недорогие. Как ты думаешь, чисто белый брать или с каким-нибудь рисунком? Вика, я спрашиваю тебя, между прочим, а не монолог веду от первого лица. Что ты смотришь на меня, глазами, полными печали?
     — Мне надо идти. Меня уже ждут. Я не могу ребят подводить. — Вика говорила тихо-тихо, машинально складывая листочки.
     — Иди! — с вызовом сказала Марина Григорьевна. — Зачем тогда было отрывать меня от дел?!
     Вика вышла из комнаты, торопливо оделась. Тихо щёлкнул дверной замок. Одновременно в квартире раздался громкий телефонный звонок и сладко-елейное «Ал-ло! Приве-е-ет, дорогая...»
* * * *

     Марина Григорьевна, положив трубку после получасового разговора с тётей Леной, не спеша направилась на кухню: настало время ужина. Вика ещё не вернулась из школы, муж — из очередной командировки. Старый кот развалился у батареи, вбирая в себя тепло чугунного друга.
     Последнее время ей очень не нравилось ссориться с дочерью, потому что Вика всё чаще после таких «невзаимопониманий» уходила в себя, замыкалась и могла не разговаривать с матерью по нескольку дней. А Марину Григорьевну такое положение дел не устраивало. Когда дочь была маленькая, после таких нравоучений она первая приходила и мирилась. А теперь, став подростком, уже не так охотно и не так быстро шла на перемирие: Вика не всегда считала себя неправой. Но маме этого было не доказать. Да и как можно было с мамой спорить, если она не терпела возражений в принципе.
     «Не слишком ли я строга к Вике? Может быть, такая муштра нужна только мальчику?» — иногда Марина Григорьевна задавала себе эти вопросы. И сама же на них отвечала: «Нет, нет, всё правильно. Потом, в жизни, ей будет легко, потому что порядок приветствуется всегда и везде».
     Незаметно пришла Вика. Повесила пальто на плечики, вытерла сапоги, вымыла руки, переоделась и села ужинать.

     — Где ты так долго была? — Марина Григорьевна строго, но «без нажима», задала вопрос.
     — В литкружке.
     — Так долго?! Почему?
     — Мы обсуждали рассказ Тони Фёдоровой.
     — Ну, а твой рассказ? Всё-таки — лучший?
     — Да.
     — Так ты прочтёшь мне его?
     — Да, прочту. Только... я его в школе оставила. Я завтра тебе его прочту.
     — Завтра, так завтра.
     Мама и дочка разошлись по комнатам. Одна — смотреть телевизор, другая — делать уроки.
     Закончился один сериал, начался другой. Марина Григорьевна вышла «на перерыв» — глотнуть чайку. Проходя мимо комнаты Вики, она заметила, что у дочки ещё не выключен свет, хотя было поздно, и обычно в это время Вика спала.
     «Уснула и забыла выключить свет! — с раздражением подумала Марина Григорьевна. — Сейчас разбужу, пусть встаёт и выключает. Что за халатность?! Сейчас — свет, потом — газ или воду забудет выключить!»
     Резко распахнув дверь, она воинственно шагнула в комнату и не менее резко остановилась, увидев, что Вика сидит за столом и что-то быстро-быстро пишет в тетрадке.
     — Ты... что, ещё не закончила заниматься? — удивилась мать.
     Вика чуть вздрогнула, прикрыла руками написанное и несколько испуганно ответила:
     — Да, то есть, нет, я... мне немножко осталось. Я сейчас... Ты что-то хотела спросить?
     — Нет, я ничего не хотела спросить. Я думала, что ты забыла погасить свет и уснула. Не забудь выключить! Спокойной ночи.
     — Спокойной ночи, мама.

* * * *
     Тревожные сны снились в эту ночь Марине Григорьевне. Она ворочалась, просыпалась, вставала, шла на кухню и пила то валерьянку, то успокоительный настой из трав, снова засыпала, и снова повторялось то же самое. И так до утра. Она не могла понять причину такого беспокойства. Всё, вроде бы, шло нормально: и дома, и на работе, и с родителями и родственниками не было никаких проблем. Даже кот последнее время не раздражал. Может быть, Вика была причиной материнского волнения?
     «Надо успокоиться, надо успокоиться. Утро вечера мудренее», — успокаивала себя Марина Григорьевна, подходя к окну в спальне.
     В унисон неспокойному настроению женщины бушевал северный ветер. Кроны выросших за пятнадцать лет, что семья Марины Григорьевны жила в этой квартире, деревьев шумно раскачивались, и при сильных порывах ветра можно было прямо из окна дотронуться до их верхушек.
     — Темно как в ноябре, а до него ещё один целый день, — вслух сказала Марина Григорьевна.

* * * *
     — Вика, вставай! — Марина Григорьевна, проснувшись, постучала три раза в стену.
     Она тяжело поднялась после бессонной ночи, хмурых мыслей. От непонятных переживаний лицо выглядело суровым. Через час уже нужно выходить на работу, а в «норму» никак не прийти.
     — Вика! — армейским поставленным голосом крикнула мать. — Вставай! Надо вовремя домой приходить и вовремя спать ложиться, а не досыпать утром по пять минут! Ты слышишь?!
     Дочь не могла её слышать, потому что она ушла задолго до того, как мама постучала в детскую. Но Марина Григорьевна этого не знала, а зайти в комнату, наверное, не догадалась.
     ...Когда Вике исполнилось пять лет, её торжественно, «по-взрослому», как говорила девочка, переселили от родителей в маленькую комнату. Эту комнату стали называть «детской». Вполне логично. Вика выросла, стала почти взрослой. По крайней мере, мама довольно часто внушала дочери, что она уже взрослая и должна: отвечать за свои поступки, вести себя соответственно своему возрасту, принимать разумные, а не безумные решения и так далее. Но, невзирая на все перемены в жизни планеты, страны, города и квартиры в целом, комната продолжала называться «детской»...
     — Вика! Сколько раз я... — толкнув дверь в комнату дочери, Марина Григорьевна намеревалась, видимо, сообщить дочке то количество раз, которое она потратила на обращение к ней, но увидела лишь аккуратно застеленную, как всегда, тахту и полностью открытую, несмотря на холодную погоду, форточку.
     — Вика, ты где? — голос прозвучал растерянно, тише обычного.
     Марина Григорьевна подошла к письменному столу дочери. Может быть, Вика оставила записку? Может быть, сегодня в школе политинформация? Её всегда проводят до начала первого урока, «нулевой урок» — так называют в школе это мероприятие. Может быть, поэтому дочь так долго вчера занималась?
     Нет, никаких признаков записки она не нашла. Медленно обведя взглядом рабочее место Вики, Марина Григорьевна вдруг заметила сложенные пополам тетрадные листы, выглядывающие из стопки учебников. Почему-то ей показалось, что это были именно те листы, на которых дочь что-то писала перед сном и которые, как показалось Марине Григорьевне, не хотела показывать, старалась прикрыть их рукой.

     «Зачем я беру их? И время уже „поджимает“ надо выходить из дома». Марина Григорьевна разворачивает и бегло просматривает страницы. «Наверное, это тот самый рассказ, который Вика хотела мне прочитать вчера. Хотя, нет, у того название было другое. А это тогда что...» Она неожиданно поймала себя на мысли, что никогда раньше ничего не брала с рабочего стола дочери тайком, без её согласия. И даже мысли такой не было, чтобы проверить тетрадки, блокнотики, какие-то записные книжицы в отсутствие Вики. Марина Григорьевна знала, что дочь ведёт личный дневник, но считала, что это всё ненужное баловство. Правда, относилась к этому занятию дочки спокойно: пишет и пишет, главное, чтобы училась хорошо и слушалась родителей.
     «...А это тогда что: сочинение, дневниковая запись, новый рассказ?» Марина Григорьевна не могла объяснить себе в эти минуты, почему она не положила обратно листки, а стала внимательно читать. Скорее всего, её заинтересовало и заинтриговало название: «Убить человека».
     «И это написано Викой?!» Марина Григорьевна забыла о работе.
     У Вики был хороший почерк, но эти листки были исписаны неровными буквами, строчки часто «соскальзывали» с линии, некоторые слова — сокращены. Видимо, Вика спешила запечатлеть на бумаге свои мысли, она боялась упустить что-то очень важное. Её, бесспорно, переполняли эмоции, потому что такое количество восклицательных знаков в предложениях говорило о том, что человек изливал душу «на одном дыхании». Искренне увлечённая выплёскиванием чувств, девочка писала сразу набело, исправлений в тексте почти не было.

* * * *
     «Ура! Мой рассказ объявили лучшим! Сам Владлен Степанович поздравил меня и пожелал дальнейших творческих успехов. Я лечу-у-у! Быстрее, быстрее домой, чтобы сообщить эту радостную новость маме!
     До самого подъезда я буквально „скакала как коза“. Вбежав в квартиру, прямо с порога крикнула:
     — Мамочка! Я получила первое место на литературном конкурсе! Мой рассказ выиграл! Ой, нет, я выиграла со своим рассказом! Я тебе его сейчас прочитаю!..
................................................................................................................................
     ...— Иди! — с вызовом сказала мама. — Зачем тогда было отрывать меня от дел?!
     Я вышла из комнаты, быстро оделась и выскочила на лестничную площадку. Тихо щёлкнул дверной замок. Одновременно в квартире раздался громкий телефонный звонок и мамино „Ал-ло! Приве-е-ет, дорогая“...
     Почему? За что?! Откуда между нами такое непонимание?! Когда я училась в пятом классе, мама вместе со мной читала „Маленького принца“ Сент-Экзюпери и говорила, что эта книга могла бы стать бесценной уже благодаря только одному предложению: „Самая большая роскошь — это роскошь человеческого общения“. А ещё мама говорила, что известный советский фильм „Доживём до понедельника“ мог бы стать гениальным тоже только из-за одной фразы одного из главных персонажей: „Счастье — это когда тебя понимают“.
     Я не плакала, слёзы сами лились.
     Если бы я была в поле или в лесу, или на другой планете, одна, я разревелась бы в голос. Я кричала бы так, чтобы вся земля содрогнулась от моих воплей, чтобы она, носящая меня на себе, знала, к а к мне больно и страшно от того, что меня не понимает, не слышит, не чувствует или... не любит моя мама!
     Я не понимаю, может быть, я правда не понимаю, как получается, что мама не видит, как мне нужно с ней поделиться своей радостью или печалью, как мне нужно её внимание, её совет! Я никогда не замыкалась в себе, но сейчас я вижу, что маме совершенно не нужны мои „душевные излияния“, потому что она занята чем-то другим, чем-то очень важным для себя. А я? Я же её дочка! Я очень её люблю!
     Мне хочется, глядя ей в глаза, спросить: „Мама, ну почему ты стала ко мне такой невнимательной, чёрствой и бездушной?! Почему ты на первое место ставишь мои чистые руки и развешенные на плечики вещи? Почему ты думаешь, что если я спокойно сяду и ровным голосом зачитаю тебе то, что я так старательно писала, это будет хорошо?! Почему ты решила, что я всё делаю неправильно, а правильно — это только по-твоему?! Почему, мама? Сколько раз я, приходя домой, пыталась рассказать тебе о том, что произошло у меня в школе, в кружке, о том, что я думаю? Знаешь, многие родители жалуются друг другу на то, что их дети становятся скрытными, не делятся с ними никакими новостями, мыслями. А у меня всё наоборот. Почему, мама?! Если что-то (кроме немытых рук и невытертой обуви) не так с моей стороны, скажи! Если ты считаешь ниже своего достоинства обсуждать со мной какие-то темы, вообще говорить со мной, значит, ты меня не любишь?!“
     Как мне объяснить ей, что она меня мучительно, медленно убивает?! Может быть, мама думает, что я ещё сл
Черные жопы раком
Усталая телка после работы трахается с сожителем на кровати
Блондинка в комбинезоне хочет секса

Report Page