«В какой-то момент я понял, что хочу жить». Психоактивист Иван Голубь – о жизни с ПТСР, травме и активизме

Иван Голубь – саратовский активист, автор блога о жизни с ПТСР. Мы поговорили с Иваном о том, можно ли побороть травматичный опыт, зачем нужно «отненавидеть» родителей и как заниматься активизмом несмотря на угрозу репрессий.

«Тотальная ангедония»: о жизни с ПТСР

Всегда хотел узнать: почему во многих соцсетях ты записан, как «Проклиная»?

Потому что фраза "будь все проклято" описывает мое типичное психическое состояние. Недаром во многих соцсетях мой ник на английском записан, как "Damn the fate" - "будь проклята судьба". Это вполне выражает моё мироощущение.

И насколько это состояние связано с твоими психическими особенностями?

Напрямую связано. Вообще мне достаточно трудно разделить себя и свой диагноз. Нет такого, что я точно знаю: "вот моя личность, отделенная от ПТСР, а вот моё ПТСР, прошу разделять". Моё ПТСР влияет на мой характер, на моё восприятие мира, на то, как я строю отношения с людьми. 

Как же ты воспринимаешь мир через призму своего расстройства?

Наверное, это проявляется в том, как я смотрю на вещи. Я никогда не воспринимал жизнь, как что-то счастливое. Когда я был подростком, у меня был период тотальной ангедонии: мне ничего не нравилось, ничего не радовало. Сейчас этого меньше, но я всё равно часто воспринимаю жизнь, как схватку или столкновение. Хотя я пацифист, но слово «проклинаю» как бы описывает мое желание бросить вызов тому, что представляет угрозу для моего существования. 

Такое мироощущение у тебя с детства? Насколько вообще травма прошлого структурирует твою жизнь?

Напрямую. Меня во многом сформировала травля. Пока у других были в школе дружба, социализация, первая любовь, у меня были только унижение, одиночество и чувство никчемности. Это не могло не повлиять на меня самым коренным образом.

И я, и мои родители понимали, что у меня есть проблемы. В какой-то момент я так устал ходить по психологам и психиатрам, что пришёл к выводу, что мне уже ничего не поможет. Оставалось только взять себя в руки и идти своей дорогой. Тем более, что опыт с ними у меня тогда был отвратительным. Я сам тогда помог себе гораздо больше, чем специалисты по психике. Они меня словно вообще не понимали. 

Я сам чётко осознавал, что причина моих проблем с психикой - травля. Мне было очень стыдно за это, потому что я считал, что проиграл обидчикам и это позор. Я ещё корил себя, мол, если я проиграл даже в школе, как я смогу жить дальше, справляться с более серьезными, как мне казалось, испытаниями уже взрослой жизни? Однако во взрослой жизни мне никогда ещё не было так трудно, как тогда было в школе. 

«Друзья помогли больше, чем психологи»: о лечении и постановке диагноза

Сколько времени ты искал подходящего специалиста? 

Я его до сих пор не нашел. Плюс – минус не конченный специалист появился в моей жизни недавно. Я помню всех своих врачей. Когда я был подростком, мои горе-родители водили меня к психологам, которые были совершенно отбитые. Государственный психиатр и психиатр – частник, к которому меня отвели, оказались не лучше. 

В последние годы мне помогли две вещи: таблетки и поддержка друзей. Нашлась специалистка, выписавшая мне подходящую схему, за что ей честь и хвала. Некоторые люди сказали нужные вещи на нужном этапе. Я с сожалением вынужден признать, что друзья помогли мне больше, чем психологи. Как бы банально и глупо это ни звучало. Я бы рад ошибиться, я бы рад, если бы это было не так, и мне оказали компетентную психологическую помощь. Но, к сожалению, в провинции с этим туго.

Мне вот даже интересно стало: твои родители водили тебя к психологу. Это же нетипичное поведение для постсоветских родителей. Они были настолько прошарены, что повели тебя к терапевту?

Я вас умоляю, какая тут прошаренность. Конечно, надо отдать им должное: когда у меня начались проблемы с менталкой, они повели меня к психологу, а не к батюшке. Что видела моя матушка: плохой сон, травмы в школе, сильное волнение. Мне тогда лет 14 было. 

Сами-то родители понимали, что с тобой происходит?

Я думаю, они вообще понятия не имеют, что такое травля. Степень их оторванности от реальности я оценил, когда отец сказал на мои слова, что мои обидчики скорее всего занимаются спортом, что "человек, занимающийся спортом, никогда не будет обижать слабых". Я просто выпал - даже мой собственный опыт его ничему не научил. Батя как будто жил в параллельной реальности. В 8 лет меня отдали в секцию по кикбоксингу, в которой меня регулярно били кучей. Именно кучей, потому что никаких понятий о чести там явно не было. Самый эпичный момент был, когда "коллеги" по секции избили меня, закатали меня в мат и на мне сидели.

Помню, уже в зрелом возрасте я говорил о травле с матерью. Она мне ответила следующее: "меня тоже один раз побили". Сочувствую, мама, девочек бить нельзя, но нас с сестрой били не один раз, а каждый день.

И тем не менее, они отвели тебя к психологу?

Отвели, и я тогда убедился, что люди меня, кажется, вообще не понимают. Девушка – психолог, которой заплатили мои родители, дала гениальный совет: игнорируй обидчиков и они отстанут. Вы не представляете, сколько раз мне до этого давали тот же совет совершенно бесплатно. Не отстали. И я уж молчу о том, что изнутри при игнорировании это чувствуется, будто ты проглатываешь обиду, и тебе потом всё равно понадобится психолог. Надолго.

Другой совет был ещё веселее - "над тобой смеются, а ты смейся над ними в ответ". Неужели не очевидно, что за это травят ещё сильнее? Меня уже тогда обзывали "дауном", когда я смеялся - обзывали бы ещё больше, это же очевидно. Вот я и сделал вывод, что, что такое травля, психологи, кажется, не понимают. Не меньше, чем мои родители.

А психиатр?

Психиатр выписала таблетки для сна и антидепрессанты. Проблему это, конечно же, не решило.

Ты вот часто пишешь, что родителей нужно «отненавидеть». Как думаешь, они хоть как-то помогли тебе побороть травму? 

Конечно нет. Может, в будущем я поменяю мнение о них, но сейчас думаю о них исключительно в негативном ключе. Даже когда я ищу, за что их можно похвалить, на ум приходит только, что они чего-то НЕ сделали: не насиловали, не морили голодом и так далее.

Как думаешь, что же все-таки стало главным фактором для развития ПТСР (кроме непосредственно травли)?

Я бы назвал чувство беспомощности. Когда ты проживаешь насилие, изо дня в день, и в какой-то момент перестаешь видеть выход из происходящего. Порой у меня на автомате появлялись мысли о том, что единственное, что я могу противопоставить жестокости – это ещё большая жестокость. Умом я конечно понимал, что это не выход: однажды за один, скажем так, жестокий приём в драке я уже попал в детскую комнату милиции. Дальше только тюрьма, да и родители мне об этом говорили. Но эмоционально я чувствовал именно так.

Что же помогло тебе победить желание ответить агрессией на агрессию?

Страх, пожалуй. Когда меня бесили мои обидчики и я все-таки лез в драку, я боялся бить в полную силу, боялся ломать им кости. 

Почему именно кости?

До того, как я сам сломал ногу, мне казалось, что перелом - это что-то совсем ужасное. Поэтому я боялся это сделать. Оказалось - не настолько.

Если же сравнить тогда и сейчас, видишь ли ты какой-то прогресс в самочувствии?

Прогресс огромный. Как по мне, это проявляется в двух вещах. Первое – это то, что если раньше мне было плохо постоянно, то теперь лишь в определенные триггерящие моменты. Спасибо таблеткам. Во-вторых, как я недавно подметил, мне наконец впервые в сознательном возрасте захотелось жить. Помню, перед крупной ссорой с родителями, после которой мы не общались месяц, мать сказала, мол, мы не знаем, что будет завтра, вдруг завтра начнется ядерная война и мира не станет. И меня прямо торкнуло: я понял, что хочу еще лет тридцать прожить как минимум, и не какому-то там 70-летнему президенту обрывать мою жизнь.

Задам теперь занудный вопрос: ПТСР – это твой официальный диагноз?

Кажется, я сейчас снова разражусь проклятиями в адрес российской психиатрии, потому что ПТСР - это никем не подтвержденный диагноз. Даже та девушка, что выписала мне рабочую схему таблеток, отказывалась ставить мне какой-либо диагноз. Вместо этого она сказала буквально следующее: если вам интересно, что с вами поройтесь в МКБ. Я порылся и после статьи о кПТСР меня щелкнуло: да, это оно. Да, были совпадения по симптоматике с тяжёлой депрессией и частично с параноидным расстройством, но вся эта симптоматика полностью укладывается в кПТСР. Ни с каким другим расстройством такого не было.

Другими словами, врачи просто сказали "пей таблетки"? 

Не совсем. Официально у меня все-таки стоит органическое психическое расстройство, но мне его влепили просто для того, чтобы было что ставить. Моей матери при этом устно сказали, что у меня шизофрения.

Кто именно сказал?

Психиатры, которых я проходил для военкомата. Однако после этого знакомые и врачи, и люди в шизо-спектре в один голос говорили мне, что у меня шизофрении нет. 

«Политический движ токсичен». О терапевтическом эффекте активизма

Что ж, помимо жизни с болезнью ты много пишешь про активизм. Как думаешь, твой политический активизм связан с тем, что тебе в жизни некомфортно?

Связано, конечно. Мой активизм крутится вокруг левых идей. Большинство людей, с которыми я общаюсь – анархисты, социалисты, иногда феминистки. К левым взглядам я пришел лет в 16, когда у меня было острое чувство унижения и беспомощности. Я видел, что в школьном коллективе я был внизу иерархии. Но и в обществе есть свои козлы отпущения, над которыми все издеваются. Уже в сознательном возрасте я понял, что таких людей много.

Ты прямо теорию изучал?

Читал Троцкого, Кропоткина, после школы пошел на международные отношения в Саратовский государственный университет. Я поступал туда с мечтой найти единомышленников и достучаться до людей с идеей о том, что цель международных отношений – предотвращение войн, построение единого человечества. Иногда в чём-то со мной соглашались, но всё же единомышленников я не нашёл.

А так нас, международников, учили быть лояльными, вести себя, как чиновники. На какое-то время я даже смирился с этим, но курсе на третьем понял, что больше не могу скрывать свое мнение. Вместе с другими ребятами мы основали свободный лекторий: начали читать лекции по искусству, философии и политике у меня на квартире и в квартирах других людей. В итоге к нашему ректору пришли люди в погонах и он дал мне и другим организаторам по шапке за самодеятельность. Другие получили выговор, я лишился стажировки в Беларуси. До сих пор не знаю, это наказание или мера предосторожности.

За вами следили?

Нет, просто мы рекламировали наши «подпольные» сходки прямо в университете, листовки расклеивали. Видимо, кто-то из студсовета на нас донёс, и нас приняли за какую-нибудь политическую организацию. Или просто припугнули, "чтоб неповадно было".

По итогу этого случая, кстати, я уже тогда заключил: как вообще можно построить демократию в обществе, в котором подавляют любые ростки самоуправления, даже такие инициативы? Тем не менее, кто-то да пробивается.

У твоей деятельности был какой-то терапевтический эффект?

Если честно, те леваки, к которым я пришел изначально, повлияли в худшую сторону. Я выгорел, потому что ждал от них гораздо большего. А «традиционные» левые вроде марксистов оказались консервативными ребятами, с сексизмом, гомофобией и прочими вещами. Как ни парадоксально, больше всего сочувствия, понимания и принятия я получил никогда бы не подумал, от кого. От феминисток. Самым тёплым и ламповым комьюнити оказался лево-феминистский чатик, в который меня добавила активистка Изабель Курыгина. Причём я её изначально знал, как коммунистку, меня удивило, что она также оказалась трансинклюзивной радфем. В общем-то, моё знакомство с миром фем-активизма началось именно с неё.

Ты как-то сказал, что попал к сталинистам. Как так произошло?

Ага, было дело. Мне тогда казалось, что у анархистов и коммунистов цели общие, просто методы разные. И в выборе между ними я склонялся на сторону коммунистов, так как они выглядели для меня исторически более успешными. А сталинисты, я думал – это такие чуваки, для которых Сталин – просто символ, не более. И что они точно так же хотят мира свободы без угнетения человека человеком, мира, дружбы и жвачки, не хотят ходить строем и всё такое. Как же я ошибался! Оказалось, что многие сталинисты искренне хотят использовать методы Сталина в современном мире. Я просто охренел, когда это осознал. 

Ок, ты ушел от «консервативных» левых, ушел к более терпимым активистам. Такой выбор как на тебя повлиял?

Это прозвучит, как реклама, но я очень хвалю фем-движ за то, насколько он открыт психотерапии. Если ты зайдешь в типичный левый – марксистский паблик, там будут отчеты о том, как мы клеили листовки, проводили съезды и т.д. А якобы «маловажные» вещи вроде неуверенности в себе, обесценивания, непонимания родных и близких – всё это они игнорируют. Фем-движ поднимает эти темы, и это очень круто! Именно из таких «незначительных» тем вроде заботы о себе и вырастает успех.

Я сам знаю, что меня лично сделала лучше не критика, а именно похвала и поддержка. В левом движении этого очень не хватает. Такая же история почти во всяком политическом движе, он токсичен. Много критики друг друга вплоть до оскорблений, мало поддержки и взаимопомощи.

К какой движухе ты бы сейчас себя отнес?

Я – независимый активист, который взаимодействует с широким спектром людей. Именно людей, а не организаций. Ближе всего я к анархистам, именно анархистом я себя сейчас и определяю.

Я видел, ты в Саратове хотел Mental Cafe провести. Что тебя к этому подтолкнуло?

О психоактивисткой деятельности я узнал от знакомых по фем-среде. Одна из девушек нашего чата скидывала нам интересные материалы по психоактивизму и психическим расстройствам, посты Саши Старость и других психоактивисток. Меня очень тронуло то, чем занимаются психоактивистки и психоактивисты, и в частности я проникся симпатией к психоактивистке и художнице Катрин Ненашевой, мечтал с ней познакомиться. В этом году мне удалось попасть на встречи «Я остаюсь», которые проводила Катрин. На этих встречах я познакомился с организаторкой Mental Cafe в Москве, Таней Жуковой. Я посетил её Mental Cafe и оценил этот формат встреч. Мне захотелось провести что-то такое самому.

Получилось провести Mental Cafe в Саратове?

Если честно, нет. Я провел пару встреч, но них пришли мои знакомые. А потом на меня завели административку из-за «дискредитации армии» и мне стало не до Mental Cafe.

На фоне административки и возможного уголовного преследования, готов ли ты до конца оставаться в России?

Я готов идти до конца, вдохновляясь другими людьми, которые не боятся оставаться в России и отстаивать свою позицию. Меня, например, вдохновляет и поддерживает пример Ильи Яшина. Он очень храбрый, не боится говорить то, что думает. Но при этом ориентируюсь, как на ролевую модель, я всё же не на него. Яшин – политик. Ты как политик можешь рассчитывать, что люди оценят твой смелый жест, и, скажем, в прекрасной России будущего за тебя проголосуют. И как минимум ты сможешь сказать, как политик, что "я был со своим народом в его трудный час". Это достойно. Но у меня политических амбиций нет, и мотивация немного другая.

Поэтому мне ближе как ролевая модель другой человек - Катрин Ненашева. Она - художница и активистка, доносящая обществу свою позицию, но при этом у нее нет политических амбиций. И мне это более близко. Поэтому как на источник вдохновения и ролевую модель я больше смотрю на неё. Она очень крутая и искренне меня восхищает.

Повлияло ли на тебя уголовное дело Ильи Яшина?

Ещё бы! Честно, в меру того, что я знаю о Яшине, он вызывает у меня именно что уважение и положительные эмоции. Из всех известных либералов он мне больше всего импонирует. Я считаю, что законы, по которым собираются судить и его, и меня, несправедливыми. 

—-

В июне 2022 года на Ивана завели административное дело по статье о «дискредитации российской армии». Поводом для преследования стал знак пацифик и антивоенный лозунг на аватарке Ивана в ВК. Иван прошел психиатрическую экспертизу в ПНД, после которой узнал, что следствие не исключает возможности заведения уголовного дела.