Узы, часть 3

<Предыдущая часть

Я полностью прихожу в себя только когда город за окнами сменяется заснеженной лесополосой и белыми полями. Все реже попадаются рекламные щиты, а дорожные указатели подписаны названиями незнакомых пунктов. Дорога узкая и неровная. Судя по выползшему к зениту тусклому солнцу, мы едем уже несколько часов.

Константин держит руль уверенно, выпрямив спину и подняв голову. Ни разу не взглянул на меня. Словно вообще забыл. Устроившись удобнее, я негромко напоминаю о себе:

— Зачем тебе машина? Ведьмы же умеют перемещаться в другое место сами по себе.

— Ведьмы умеют. Чернокнижники нет.

— Разве? Аза говорит, чернокнижники сильнее.

— И все же у всех есть преимущества и недостатки. Будь у тебя побольше опыта и умений, ты бы смогла перенести нас двоих. Но придется довольствоваться малым.

Голос у него ровный и дружелюбный, как у экскурсовода. Немного расслабившись, я решаю, что можно расспрашивать дальше:

— Эта деревня… Там только ведьмы?

— Не совсем. Ведьмы выходят замуж и рожают детей. Ни мужья, ни дети не способны владеть магией, но их не выгоняют. Некоторые и вовсе не знают о том, в каком месте живут. Например, мы с сестрой выросли там, но ни о чем не догадывались. Только недавно это все вскрылось.

На мгновение он поворачивается, и я успеваю уловить невеселый взгляд.

— Марфа твоя мать? — продолжаю осторожно. — Ну, которая самая главная?

— Да.

— Это… правда, что она убила внучку, чтобы сделать тебя чернокнижником? Это была твоя дочь?

— Нет, дочь сестры. Моя племянница.

— Та самая Есения?

Константин открывает рот, чтобы ответить, но лишь молча кивает.

— И ты позволил этому случиться?

— Если бы мне дали выбор, не позволил бы. Но произошло то, что должно произойти. Для великих дел требуются великие жертвы.

Вдоль позвоночника проползает холодок. Мысль, что я нахожусь в машине человека, оправдывающего убийцу ребенка, наполняет сознание тревожными предчувствиями.

— А что твоя сестра? — спрашиваю. — Тоже одобряет такие великие дела?

Он отвечает после долгой паузы:

— Нет. Ее никто не спрашивал. Насколько знаю, с ней собирались поступить не лучшим образом, но я добился, чтобы ее отпустили домой. В деревню она больше не вернется.

Мерно шумит двигатель, покачивается игрушка-освежитель на зеркале заднего вида. Кажется, время течет так же быстро, как едет машина — солнце уже клонится вниз, из белого делаясь блекло-оранжевым.

Мысли становятся путаными и неподъемными, как ворох свалившихся с полки книг. Слишком много всего, одной не разобраться.

— Азе можно верить? — спрашиваю.

— Не знаю, мы не знакомы. Сегодня вот впервые встретились, — отвечает Костя. — Но ты ведь взрослая уже, должна понимать, что верить нельзя никому.

— И тебе?

— Никому.

Тревога усиливается. Надо было сначала задуматься, как выбираться из деревни, если Лера не согласится уезжать. Еще неизвестно, отпустят ли меня ведьмы. Осторожно выуживаю из кармана телефон. Куча сообщений от начальника и двадцать четыре пропущенных от Глеба.

— Почему она сказала, что Лера меня убьет? — говорю тихо.

Константин усмехается:

— Тебе стоило спросить об этом перед тем, как сесть в машину. Наверное, ты думаешь, что такой исход невозможен.

— Разумеется, невозможен! Лера моя сестра, зачем ей меня убивать?

— Как раз поэтому. Вы близнецы. Ведьминское наследие разделено между вами пополам.

— Лерка старше. Она первая родившаяся девочка через поколение.

— Неважно, кого первым вытащили из матери. Смотри тоньше — в сакральном смысле ваши души зародились одновременно.

Вот почему Аза заинтересовалась тем, что мои магические потуги работают. Вот почему звала с собой.

— А убивать-то тогда зачем? — качаю головой. — Что за бред вообще?

— Пока сила разделена, каждая из вас владеет лишь ее малой частью. С этим особо не разгуляешься, хватит только на глупые фокусы. Но если одна сестра убьет другую, то заберет себе всё и обретет особые способности.

— Что еще за способности?

— Никто не знает. Ведьмы-близнецы — настолько большая редкость, что за последние лет пятьсот в истории нет об этом упоминаний. Только неясные поверья, передающиеся из поколения в поколение. Внучки у ведьм в принципе рождаются нечасто, а уж двойняшки — это вообще что-то немыслимое.

Все бы отдала, чтобы никакой силы у нас не было. События последних дней ярко показали, что нет ничего лучше, чем серая обыденная жизнь.

— Ну уж нет, — хмурюсь. — Лера не станет меня убивать. Какие-то там способности не могут быть дороже родной сестры. Не знаю, чего там ей твоя Марфа наговорила, но я смогу убедить ее вернуться к нормальной жизни.

— Вот и посмотрим.

— Посмотрим? То есть, ты сейчас уверен, что везешь меня на смерть? И говоришь это так спокойно?

— Ты же сама просила. И я обещал. Это твое решение.

Опускаю голову и прижимаю пальцы к вискам. Усталость и беспокойство затягивают в холодную трясину. Сомнения точат меня как термиты — хочется верить, что Лера не способна на убийство, но эта ее одержимость магией слишком сильна. До сих пор помню, какое пламя вспыхивало в ее глазах, когда срабатывало очередное заклинание.

— Смотри, — неожиданно говорит Константин, и я поднимаю глаза.

Он отнимает руку от руля и медленно вырисовывает в воздухе символ.

— Посмотри еще раз. Вот так. Я не довожу его до конца, надо будет еще провести одну линию, сверху вниз, вот отсюда вот сюда. Все обязательно мизинцем. Чтобы сработало. Запомнила? Может, еще раз?

— Запомнила, — отвечаю неуверенно. — Что это?

— Защита. Если Валерия нападет, примени этот знак и сможешь спастись. Он древний и очень мощный, его ничто не пробьет. Честно говоря, даже Марфе такое не известно. Это знания чернокнижников, и мне не стоит ими делиться.

Гляжу на него с недоумением:

— Ты же сказал, что мы способны только на фокусы. Какая тут магия чернокнижников?

— Я буду рядом с тобой и смогу подпитать. Марфа поведет себя также с Валерией, не сомневайся.

Еще раз мысленно воспроизвожу увиденный знак.

— А зачем тебе помогать мне? — спрашиваю подозрительно.

— Потому что с моей стороны и правда некрасиво отвозить тебя на смерть. Шансы должны быть равны у обеих. К тому же, честно говоря, Валерия не очень мне нравится. Заносчивая, высокомерная и жестокая. Другие ведьмы, конечно, ценят ее за это, но… Ты гораздо лучше. Вся эта самоотверженность в поисках сестры — это очень человечно, знаешь ли. А ведьмы редко бывают человечными.

∗ ∗ ∗

Закат расплывается по горизонту заревом, когда машина сворачивает с дороги на едва заметную лесную колею. Хрупкие березы царапают крышу ветвями, стучат по окнам. Вороны перелетают с кроны на крону, давясь надсадным карканьем. Прижимаю руки к груди в тщетной попытке успокоить колотящееся сердце. Если бы месяц назад мне сказали, что буду так бояться встречи с Леркой, я бы расхохоталась.

Деревня сперва предстает редкой россыпью горящих вдалеке окошек, а уже потом аккуратными улицами с деревянными домами. Высокие крашеные заборы, печные трубы, источающие дым. В палисадниках замерли укрытые снегом деревья черемухи и вишни. Видно, как кто-то выглядывает в окно, чтобы проводить нас внимательным взглядом.

Константин тормозит перед единственным двухэтажным домом и выходит. Помедлив, я тоже выползаю наружу.

Дом возвышается как скала. Стены сложены из крепких бревен, крыша аккуратно укрыта красным шифером. Во всех окнах горит свет, сквозь шторы можно различить старенькую люстру со стеклянными каплями-подвесками и ковер с оленями над телевизором в гостиной.

Из-за соседних заборов торчат любопытные головы — в основном женщины, молодые и старые, но есть и мужчины. На вид самые обычные — кто-то сжимает в зубах папиросу, кто-то поправляет сползшую на глаза шапку. Вон даже мальчишка лет двенадцати, повис на воротах и смотрит во все глаза.

— Нам туда, — говорит Константин, двигаясь к дому через дорогу.

Там тут же отворяется калитка, выпуская дородную тетку в шубе. Глазастая и округлая, она похожа на старую сову. Невольно распахиваю рот: именно она была вместе с Лерой на видео с вокзальной камеры.

— Это Нонна, — негромко поясняет Константин, заметив мой взгляд. — Она тут вторая после Марфы. Не говори и не делай лишнего.

— Кто просил, Кость? — возмущается Нонна, приближаясь переваливающейся походкой. — Рано еще для встреч, дай девочке пообвыкнуться получше.

— Она больше года у вас обвыкается, — невозмутимо отвечает Константин. — А меня уже на следующий день по заданиям отправлять начали.

Он встает между мной и Нонной так, что нам приходится выглядывать из-за него, чтобы посмотреть друг на друга. Лицо у нее хмурое, толстые щеки дрожат как холодец.

— Вези обратно! — показывает на меня пальцем. — А вдруг что пойдет не так? Мы ж не подготовились!

За спиной раздается спокойный голос:

— Все готовы.

Оборачиваюсь. Со стороны двухэтажного дома ступает старуха. Худая, сгорбленная, ростом едва ли мне по плечо. Лицо сплошь в морщинах, черные глаза поблескивают как агатовые бусины. Седые волосы убраны под косынку, на плечи накинута потасканная фуфайка с торчащей из дырок ватой. Валенки скрипят по снегу, выдавливая глубокие следы. Похожая на торговку с городского рынка, старуха умудряется сохранять надменное выражение лица и казаться выше на две головы.

— Здравствуй, — говорит, останавливаясь рядом со мной. — Меня зовут Марфа.

Не в силах пошевелиться, перевожу взгляд с нее на Костю и обратно. Чудится, будто на меня направили базуку и вот-вот выстрелят. Убежать, спрятаться, исчезнуть.

Марфа обнажает гнилые зубы в улыбке:

— Не бойся. Ты ведь пришла повидаться с сестрой? Так вот она.

Калитка Нонны снова отворяется, в проходе замирает удивленная Лера. На ней только ситцевое платье в мелкий цветочек и махровые тапочки. Губы сжаты, глаза распахнуты, ветер играет распущенными волосами. Меня будто обдает кипятком.

— Лерка!

Кидаюсь к ней, запинаясь о снег. Все становится неважным: и жуткая Марфа, и грозная Нонна, и вообще вся эта дурацкая деревня с наблюдателями за каждым забором. Бесконечные поиски и метания наконец закончились. Вот она, моя Лера, в самом центре всего, больше никогда не отпущу.

— Ты что в платье-то одном, — шепчу, прижимая ее к себе. — Простудишься же!

Она неловко обнимает меня в ответ, трясясь всем телом на морозе.

— Знаешь, как Глеб удивится! — смеюсь. — Он думал, тебя нет уже, все меня отговаривал искать. А я знала!

Отпрянув от меня, Лера глядит напряженно.

— Не надо было приходить, — глаза увлажняются. — Тебе нельзя сюда.

— Почему? Я же за тобой. Мы уедем вместе и все забудем. Больше никаких магий, хорошо? Без этого будет намного лучше.

Она отступает, качая головой:

— Не получится. Мы же родились с этим. Нельзя отказаться, ты не знаешь.

— Можно! Все я знаю. Ты думаешь, что должна меня убить, да? Бредятина. Мы просто уедем и будем жить как обычные люди. Это безопаснее и спокойнее.

— Ты не понимаешь! Я не могу делать вид, что я обычный человек. Это же как ноги себе отрезать! От такого не отказываются.

Дышу так часто, что холодный воздух раздирает горло крошечными шипами. Лицо Леры, мокрое от слез и такое близкое, кажется совершенно недосягаемым. Будто она не стоит напротив, а высвечивается на экране телевизора.

— По-твоему, лучше убить сестру, чем отрезать ноги? — спрашиваю тихо.

— Нет того, что лучше. Это не выбор, а необходимость. Сила важнее, чем моя жизнь или твоя жизнь. Должен был родиться кто-то один, а родились мы двое, и это с самого начала было неправильно. Надо продолжать род, но мы не сможем продолжить вместе. Понимаешь? Должна остаться только одна. Это важнее всего.

Бережно взяв Леру за руку, я говорю:

— Давай поедем домой и там все обсудим. Хорошо? Подальше отсюда. Мы подумаем, найдем решение. Я познакомилась с сильной ведьмой, она…

— Делай что должна, — подает голос Марфа.

Лерка бросает на нее умоляющий взгляд. Только тут замечаю, что вокруг целая толпа — все выползли поглазеть, а мы в самом центре держимся друг за друга, словно нас вот-вот забьют камнями.

— Делай, — повторяет Марфа. — Так суждено.

Прежде чем успеваю что-то понять, Лера выдергивает руку и рисует в воздухе руну. Перед глазами переворачиваются укрытые белыми шапками крыши, вечернее небо, лица собравшихся жителей. Плечо обжигает боль. Придя в себя, я понимаю, что распласталась на снегу, окрашенном багровыми брызгами. Кровь. Моя.

Переворачиваюсь на спину. Лера стоит надо мной, закусив губу и содрогаясь от рыданий. Кончики пальцев выводят новый невидимый рисунок.

— Не надо, — хриплю. — Мы уедем и…

Как будто невидимое копье вонзается в живот. Трещит разрываемая ткань пальто, бьет горячая струя крови. Перед глазами темнеет, боль обездвиживает тело. Шепчу из последних сил:

— Лерка… Пожалуйста…

А она снова рисует, постепенно уплывая от моего угасающего взора. В голове расползается туман, топя в себе окружающее — все эти чертовы заборы и дымящие трубы. Лицо Нонны перекошено хищным восторгом, Костя не сводит с меня обнадеженного взгляда. Ждет чего-то. Последнего удара Леры.

Нет. Он же научил меня защите.

Почти ничего не видя, я поднимаю руку и веду мизинцем, по памяти повторяя выученный в машине символ. Надо быстро. Сюда, потом сюда, потом вот так. И последняя линия, сверху вниз. Я все сделала правильно, иначе и быть не может.

Символ вспыхивает желтым, разгоняя заливающий глаза мрак. Лера испуганно отшатывается. Слышно возмущенный выкрик Марфы, причитания Нонны. Топот ботинок по земле — это разбегаются зеваки. Раздается звук, похожий на скрежет ножа по кафелю, а потом желтый свет гаснет, и мое лицо заливает кровью.

— Это ты! — кричит Марфа. — Только ты мог ей показать! Зачем тебе?

Боль отступает, и я приподнимаюсь, отирая лицо рукавом. Снег кругом сплошь красный, из всех наблюдателей остались только Марфа, Нонна и Костя. Лера лежит рядом, раскинув руки в стороны, и грудь у нее разворочена, словно внутри бахнула петарда. Белеют сломанные ребра, маслянисто поблескивают обнажившиеся внутренности. Глаза неподвижно уставились в небо, по подбородку течет темная струйка.

— Нет, — выдавливаю. — Нет.

Подползаю ближе, чтобы коснуться еще теплой ладони. Рваные края плоти сочатся кровью, внутри все хлюпает и сжимается в последних спазмах. Цветы на заляпанном кровью платье выглядят неуместными и сюрреалистичными. Все кружится, покачивается и никак не складывается в цельную картину. Это не могло случиться на самом деле.

Нет больше Леры, есть только изуродованное мертвое тело, валяющееся посреди улицы как выброшенная кукла.

Сипло выговариваю:

— Кто… это сделал?

В голове мелькают яркие вспышки, соединяясь друг с другом и меняясь местами. Все руны, ритуалы, заклинания, что я когда-либо читала в книгах или находила в сети, теперь всплывают в памяти, становясь незыблемыми и незабываемыми. Малейшие заметки на полях, сноски и примечания — ничего не ускользает. Даже записи из бабушкиного шкафа, мельком увиденные в раннем детстве и давно позабытые, теперь становятся четкими и ясными, как будто прямо сейчас находятся перед глазами.

Боль окончательно угасает — плечо и живот теперь невредимые, только рваное пальто пропускает холод, доказывая, что раны были. Сгорбившись над Лерой, я прижимаюсь к ее лбу губами и явственно ощущаю, как покидают кожу остатки живого тепла. Внутри же меня все наоборот становится горячее. Чуждая энергия наполняет каждую клетку, порождая новые инстинкты и рефлексы.

Осознание похоже на шаг в пропасть. Я убила Леру. Этот знак заставил ее сердце взорваться. Константин обманул.

Вскидываю голову, выискивая его взглядом. Нонна тут же хватает его за руку, и вместе они растворяются как дымок от погасшего фитиля. Марфа застыла на месте, не сводя с меня хмурых глаз.

— Оставайся с нами, — говорит. — Мы поможем утешить боль и поставим на правильный путь. Ты будешь благодарна.

Как будто кипящая лава захлестывает меня тяжелой волной. Открываю рот и кричу так, что легкие готовы выплеснуться наружу. Глотку вспарывают ледяные лезвия, но я продолжаю орать, пока не кончается воздух, а потом поднимаю руки перед собой. Все происходит будто по наитию — пальцы сами очерчивают руны, губы шепчут заклинание.

В последний момент Марфа успевает исчезнуть, а затем волна пламени прорывает промерзшую землю, взвиваясь к небу. Вспыхивает забор, огонь набрасывается на двухэтажный дом. Яркий и жаркий, он в считанные секунды пожирает деревянные стены, заставляя шифер на крыше лопаться и стрелять. Скукоживаются за почерневшими стеклами занавески, вытягивается кверху столб густого дыма. Жар такой сильный, что дотягивается до меня, опаляя брови и ресницы.

Кто-то дергает за локоть, и, обернувшись, я сквозь слезы различаю лицо Азы.

— Представь хорошее место, — говорит она.

А потом все исчезает.

∗ ∗ ∗

Стены увешаны плакатами с симпатичными мальчиками из поп-групп, что были популярны лет пятнадцать назад. Книжные полки заставлены учебниками и стаканами с фломастерами. На столе старенький компьютер, выключенный монитор отражает две маленькие кровати, сдвинутые вместе у окна. Под ногами пружинит ворсистый ковер, в угол брошены неразобранные школьные рюкзаки. В щель между задернутыми шторами сочится оранжевый закатный свет, расплескиваясь по комнате.

— Подумать только, ты сожгла дом Марфы, — вполголоса произносит Аза. — Такое даже мне не по силам. На нем защиты было знаешь сколько? У них же там самые ценные книги, да и вообще навалом всякого разного.

Тяжело дышу, не отвечая. Виски пульсируют, язык распух, колени дрожат.

Аза садится на кровать, с интересом осматриваясь:

— Где мы?

— Наша с Лерой комната, — говорю, проводя кончиком пальца по дверке шкафа. — Мы жили в этой квартире, когда нам было по десять лет, потом папе предложили работу в другом городе, и пришлось переехать.

Собственный голос кажется мне незнакомым — сиплый, низкий. Покалеченный.

— Почему ты представила именно это?

— Здесь было лучше всего, — говорю задумчиво. — Потом Лера увлеклась магией, и все стало по-другому. Я только теперь поняла, как сильно она отдалилась. Почти сразу же. А я не замечала.

Сажусь рядом с Азой. В носу все еще стоит запах горящей древесины, в глазах застыли блики пламени.

— Это все не настоящее, да? — говорю.

— В каком-то смысле. Когда надо спрятаться, мы переносимся в место, где нам было хорошо. Оно больше не существует, но все еще может защитить.

— Почему тогда у тебя это был какой-то мертвый лес?

Аза горько усмехается:

— Я живу так долго, что уже не могу вспомнить, где мне нравилось находиться. Может, когда-нибудь ты поймешь меня. Когда-нибудь очень нескоро.

— Здесь нас тоже может найти Константин? Или Марфа?

— Здесь нас никто не найдет. Это твое место.

Она обнимает меня за плечи. Прикрыв глаза, я ложусь и устраиваю голову у нее на коленях. В груди будто тлеет костер, и каждый вдох раздувает угли, не давая погаснуть.

— Спи, — говорит Аза. — Тебе нужно отдохнуть.

Автор: Игорь Шанин

Группа вк: https://vk.com/dbutterflies

Читать историю на нашем портале.