Воспоминания эфиопского студента "Улыбка сквозь непроницаемое лицо"

Не могу вспомнить ни место, ни продавца, который догадался предложить мне книгу воспоминаний Сыюма Вольде Рамсе «Улыбка сквозь непроницаемое лицо» (ኩርፊያ የሸፈነው ፈገግታ). Я понятия не имел о том, кто это, но проводец убедил меня тем, что Сыюм учился в СССР и вспоминает об этих годах. Так что книга была куплена и ещё несколько лет ждала своего часа на полке.

Сыюм Вольде — художник, искусствовед и основатель Союза художников Эфиопии. Его воспоминания интересны далеко не только тем, что он даёт редкую перспективу на опыт африканских стдентов в СССР изнутри. Он очень интересно пишет о своём детстве, о Аддис-Абебе 50-х, 60-х годов, о своих родственниках и друзьях. Книга была впервые опубликована в 1993 году, незадолго до смерти Сыюма, и потом несколько раз переиздавалась.

Сыюм родился в 1944 году в самом центре Аддис-Абебы, куда его отец переехал ребёнком ещё в начале XX в. Тогда многие гураге становились подёнщиками в строящейся столице, так что сам этноним гураге какое-то время использовался для обозначения носильщика\рабочего. Его отец был сперва подмастерьем строителя-индийца, а потом смог купить какой-то скот. Однажды его коров увидел будущий император Хайле Селассие I и, отметив отменное содержание животных, лично пригласил Вольде Рамсе на должность блюстителя дворцового стада. Отец, можно сказать, был традиционалистом: он обожал монарха и с большой подозрительностью относился к всем современному, включая светское образование.

Аддис-Абеба детства Сыюма предстаёт удивительным местом, где детская тусовка включала детей армян и греков, а одним из их развлечений было воровать виноград и персики из садов, которые располагались в самом центре города. Уже в четыре года Сыюма отправили в церковную школу, чтобы он ничего не поломал дома. Он вспоминает, что после окончания занятий дети должны были целовать ноги наставнику, и Сыюм всегда уклонялся от этого, так как одна из ног монаха была изувеченной. И каждый раз его за это наказывали. Жёсткость церковного образования компенсировалась тем, что дом Сыюма находился в непосредственном соседстве от современного театра Агер-Фыкыр (фотка есть здесь), и с самого детства Сыюм жадно следил за жизнью театра и вспоминает многих его артистов. В театре Агер-Фыкыр (дословно - "любовь к стране") формировался современный эфиопский национализм. Помимо поддержки традиционных музыкальных жанров Эфиопии, там, например, произносились речи с призывом заниматься торговлей и вытеснять из этой сферы иностранцев. Кстати, успешнее многих других эфиопов в торговле стали именно гураге.

Однажды Сыюм пристал в театральном дворе к фотографу, чтобы тот сделал с ним кадр. Фотограф водрузил ему на плечи ношу, сфотографировал и позже отдал карточку Сыюму. Восторг ребёнка разбился о негодование его старшего брата: "Как этот шут смеет делать посмешище из нашего отца!" Дело едва не дошло до драки, а ребёнок Сыюм понял, что его принадлежность к гураге может быть поводом для насмешек. В качестве компенсации они с братом сделали потом новую фотографию в том же дворе на фоне памятника импературу Хайле Селассие - интересный символический жест.

В церковном образовании Сыюм преуспевал, но сердце его к этому не лежало. Отец упорно запрещал ему ходить в современную школу, так что учеба для него стала и подростковым протестом. Он стал ходить со своим приятелем в его школу и подслушивать уроки под окном, так, чтобы его не заметил директор. Вскоре его заметили, но не прогнали, как он боялся, а устроили в нулевой класс, чтобы было, конечно, ниже его уровня. Вскоре ему удалось перевестись в первый класс, на тот момент ему было уже 12 лет.

На экзаменах Сыюм показал лучший результат по школе — для таких детей устраивалась церемония при дворце с вручением диплома лично из рук царя царей. Этот эпизод иллюстрирует, какую роль Хайле Селассие играл в модернизации страны: рьяный противник светского образования отец Сыюма заговаривал в те дни со всеми соседями: «Вы слышали, что сделал мой сын? Он получил награду из рук самого императора!». Конечно, его отношение к образованию сына после этого поменялось, и огорчался он только от того, что Сыюм не сказал Хайле Селассие, что он сын того самого пастуха-гураге Вольде Рамсе. Кто знает, может Хайле Селассие и вспомнил бы, о ком идёт речь. Говорят, у него была феноменальная память.

 

Чтобы обеспечивать себя, Сыюму приходилось совмещать учебу с работой. Он торговал ложками, потом начал делать бумажные пакеты и искусcтвенные цветы. Это позволило Сыюму даже купить барана на новый год для своей матери, которая к тому времени развелась с отцом. Он также подрабатывал портным в ателье брата, а после школы работал журналистом на радио. И помимо прочего писал картины и даже организовал их выставку. В общем, не человек, а сгусток энергии. В конце 60-х у него появилась возможность поехать учиться за границу и даже был выбор: США или СССР. Советский Союз он выбрал осознанно, так как его привлекала русская культура. К тому времени он уже решил ,что хочет заниматься искусствоведением.

Перед отъездом Сыюма познакомили с уже вернувшимся студентом, и тот давал ему дельные советы в духе захватить с собой как можно больше джинс и косметики для прямого пути к сердцам советских девушек. Если бы Сыюм не отнёсся к этому совету с презрением, книга, конечно, получилась бы не хуже, но не таков был Сыюм! Он всецело посвятил себя учёбе и пишет о московских библиотеках и ночных очередях в театр. С болью пишет о расизме и просто невежестве людей, относительно его собственной страны. Например, когда старательного студента ставили в пример другим, то делать это могли таким образом: "Вот Сыюм хорошо сделал задание, хоть и приехал из Африки". Ну или просто удивлялись, зачем африканцу изучать искусствоведение.

С нежностью Сыюм вспоминает своих друзей, в жизни которых ему даже пришлось сыграть какую-то роль. Одна свадьба состоялась почти что только благодаря его таланту. Его друг и сосед Саня познакомился с девушкой Любой, которая работала уборщицей в общежитии. Завязался роман, дело дошло до свадьбы, но Люба была ужасно расстроена, так как она обошла многие ателье в Москве, и ни одно не бралось сшить ей платье в срок. Дорогая шелковая ткань была унаследована ей от бабушки по отцу как раз к этому случаю. Сыюм убедил её, что он сможет ей помочь, одолжил у студентов вьетнамцев машинку и сшил ей платье. На свадьбе Сыюму было неловко, что этому его поступку уделяли слишком много внимания.

Расскажу здесь ещё один эпизод, который мне показался интересным примером того, как то, что является более менее приемлемым для нас, шокирует носителя другой кульутры. Однажды Сыюм шёл в больницу, чтобы навестить там своего приятеля и на входе столкнулся с рыдающей женщиной. Он сперва прошёл мимо, а потом решил вернуться к ней и узнать, что случилось. Она не хотела делиться с иностранцем, но вскоре призналась, что только что врачи сообщили ей, что умер её муж. Она просила его идти своей дорогой, но Сыюм уже не мог её оставить. Он стал стопить машины, чтобы кто-то отвёз её домой. А потом ещё и увещевать рассерженного водителя служебного автомобиля, чтобы тот не смел оставить женщину в таком сложном положении. Водитель ответил, что ему не нужны уроки морали от африканца и женщину он, конечно, отвезёт. Для Сыюма этот эпизод был потрясением. Весь вечер со своим приятелем они обсуждали, какие блага несёт цивилизация и стоят ли они того разобщения, которое с ней приходит. Дело в том, что в Эфиопии весть о смерти родственника (መርዶ./мэрдо) нельзя сообщать человеку, когда он один, без поддержки близких. А в доме, где произошла трагедия, три дня денно и нощно сидят близкие, так как нельзя переживать утрату в одиночестве.

В 1975 году уже после революции Сыюм вернулся в Эфиопию после шести лет в Москве. Он подробно пишет о своей дальнейшей деятельности и культурной жизни Эфиопии времени Дерга. В ней были как подъемы, так и разочарования, к которым отсылает и название автобиографии. Многие приятели Сыюма не пережили режим Менгысту.

В СССР учились десятки тысяч студентов из Африки, но это знание больше существует в форме статистики, чем в живых человеческих историях. В этом смысле «Улыбка сквозь непроницаемое лицо» — это, по-моему, очень классный пример того, каким образом эти истории могут становиться чем-то большим, чем личный опыт нескольких людей. Думаю, без учёта подобных свидетельств картина советской действительности и сисетмы образваония никогда не будет полной.

Источники фотографий:

https://www.vintageaddis.com/post/166394046740/shetaye-tilahun-receiving-her-diploma-in-the-early

https://www.press.et/Ama/?p=20901