Убыл в неизвестном направлении

Этап из СИЗО в лагерь – это переломный момент в жизни заключённого. До приговора, до апелляции, до его вступления в законную силу и — соответственно — до этапа ты живёшь ещё без срока, ты как бы в гостях. В СИЗО человек зачастую сидит с явной или тайной надеждой — здесь пока невозможно осознать, что ощутимую часть жизни придётся провести в лагерях; тем более, когда речь идёт о сроках в 10, 15 или 20 лет. Как такое представить? Невозможно. Помимо этого, в СИЗО человек попадает обычно в том же регионе, где и проживал, — здесь рядом дом, родные, может быть, друзья. А увезут — чёрт знает куда. В СИЗО, если на свободе кому-то небезразлична твоя судьба, к тебе приходит адвокат — тоже поддержка. А в лагере? Кто поедет за сотни, за тысячи километров, да хоть бы в соседний регион в деревню Новоебенёво? Раз приедет, два приедет, но не каждую неделю, как в СИЗО.

Но это всё достаточно поверхностно. Рассуждения о верхушке айсберга под названием “уголовно-исполнительная система”. А теперь пара примеров, чтобы попытаться представить, что там под водой, что там за скупой фразой “уехал на этап”.

Пример первый. Аслан Черкесов. Этот человек был осуждён за убийство фаната «Спартака» Егора Свиридова. Первоначально нерасследовавшееся убийство спровоцировало массовые волнения, и 11 декабря 2010 года в центре Москвы на Манежной площади собралось несколько тысяч человек. Тогда к манифестантам был вынужден выйти для переговоров Владимир Колокольцев — нынешний глава МВД. Понятное дело, что с тех пор Черкесов для системы (если не лично для Путина) стал заклятым врагом. Они считают, что из-за него власти в лице Колокольцева пришлось кланяться всяким радикальным элементам в масках.

Аслана осудили на 20 лет строгого режима. И отправили в Красноярск. “Приключения” начались в красноярском СИЗО-1 – Аслана, конечно же, закинули в пресс-хату, где его жестоко избили семеро заключённых, выполняющих за поблажки от администрации самые грязные поручения. Каким-то чудом к нему попал адвокат, который и предал данную информацию гласности. Потом Аслан вообще пропал из СИЗО – информацию о его местонахождении не могли получить ни родственники, ни адвокат, ни журналисты. Нашёлся Черкесов в печально известной Краевой туберкулёзной больнице, где для реабилитации пострадавшего имиджа ФСИН  к нему были допущены журналисты телеканала «Россия». Интервью больше походило на допрос: под конец “журналист” потребовал, чтобы Черкесов на камеру подтвердил, что он жив.

И это было только начало. СИЗО-1 – КТБ-1 – ИК-17 – ЕПКТ-31. По этому маршруту Аслан Черкесов проезжал регулярно. Пресс-хаты, избиения, пытки, карательная психиатрия — все методы шли в ход. После одной из “приёмок” в ЕПКТ-31 Аслана наполовину парализовало… А после последнего попадания туда он оказался в “петушатнике”… Сейчас Черкесова на три года перевели на тюремный режим. В тюрьме г. Енисейска, по последним сообщениям, Черкесов содержится исключительно в ШИЗО.

До этапа в Красноярск Аслан Черкесов содержался в московском СИЗО 99/1, где хоть и нет мобильных телефонов, но и открытого прессинга не было. Сейчас, я думаю, он вспоминает это время, как пребывание в закрытом санатории. После пересечения границы Красноярского края жизнь Аслана перевернулась, здесь система взялась за него всерьёз. И не отпускает уже 8 лет.

Пример второй. Илья Романов. Этот легендарный анархист к моменту ареста в 2013 году уже успел отсидеть 10 лет по “Одесскому делу”. Казалось бы, всё должно быть знакомо. Но по тому делу Илья сидел в Украине, а по новому уже в России-матушке. После осуждения в Нижнем Новгороде Романова отправили в Мордовию, в край лагерей.

Как писала «Новая газета»: “Смиренного «сидельца» из Ильи Романова предсказуемо не получилось. ИК-22 долгое время была специализированной колонией для иностранцев, около 2/3 осужденных там составляли приезжие. Многие из них плохо владели русским, так что Романов помогал им с написанием жалоб на условия содержания и кассаций на приговор.

«Ко мне тут со всего лагеря идут зеки и тащат свои документы с просьбой написать «касачку» или «надзорку» (уже начинает терпения не хватать)», — писал Романов в тексте «В каком веке живет Мордовия?», переданном изданию «Медиазона». Там же он рассказывал о рабских условиях труда на производстве в колонии, о пытках холодом (когда зэка в одних трусах выставляют на мороз, чтобы не оставлять следов от избиения) и заключенном из Кот-д’Ивуара, который после изнасилования дубинкой сошел с ума и начал бросаться в тюремщиков фекалиями.”

В 2017 году в мордовском лечебном исправительном учреждении Илья Романов, как недавно это описывал Михаил Пулин на правозащитной панели «Форума свободной России», попадает в очень-очень странную обстановку — в больничную палату, где находится несколько заключённых с очень  хорошими мобильными смартфонами, которые начинают его подговаривать: “Заведи аккаунт в Фейсбуке - может быть, как-то дальше продолжишь борьбу. Вот, на, возьми попользуйся”. Какой итог? В камере проходит обыск, телефон этот изымается, и с аккаунта Ильи сами оперативники выкладывают ролик, квалифицированный как оправдание терроризма.

В октябре 2018 года Приволжский окружной военный суд приговорил анархиста еще к 5,5 годам заключения. А ещё через год у Ильи, которого всё это время не лечили, несмотря на гипертоническое обострение, случился инсульт. К счастью, после колоссальных усилий Ларисы Романовой и других правозащитников, адвокатов и журналистов, Илью Романова освободили, но состояние его здоровья продолжает оставаться крайне тяжёлым.

* * *

Также я немного поделюсь собственным опытом.

В московском СИЗО, как ни крути, ты в относительной безопасности и в относительном комфорте. В мою бытность ни в одном из столичных следственных изоляторов не было пресс-хат, сотрудники крайне редко позволяли распускать себе руки, а про карательную психиатрию я слышал разве что в “кошкином доме” (психиатрический корпус в «Бутырке»). Валяться на шконке можно было хоть целый день, ограничений по отоварке в ларьке не было, передачи принимались до 30 кг в месяц. Приходил адвокат. Если не было мобильного телефона в камере, то были ФСИН-письма.

Мне повезло, я уже знал заранее, что меня этапируют в Красноярск. Но это знание никаких очков к опыту мне не прибавляло.

Постараюсь кратко обрисовать атмосферу. Мрачный и молчаливый красноярский СИЗО-1. Суровые вертухаи. Двери камер, за каждой из которых, такое ощущение, пресс-хата. Но нет – повезло, не пресс-хата. Однако после “чёрных” централов обстановка повергает в шок. В 6 утра подъём, заправка шконок “по-белому”, подушки “петушками”, днём лежать нельзя, постоянные истории про бесконечные пресс-хаты, печальные вздохи по поводу ИК-17. И никакой связи! Ни телефона, ни адвоката, ни писем. Случись что – и никто не узнает.

Атмосфера в ИК-17, куда меня через неделю отправили, – ещё хуже. А отсутствие связи, поддержки и вообще какой-либо почвы под ногами со временем только сильнее вгоняли в отчаяние. В карантине мне угрожали как применением пыток, так и методов карательной психиатрии, а также тем, что меня “опустят”. Через два дня после выхода из карантина я увидел “скорую помощь”, выезжающую из лагеря, - позже оказалось, что мусора перестарались, избитый заключённый скончался вследствие разрыва мочевого пузыря. Вот там я почувствовал срок, там, стоя на пронзительном ветру на утренней получасовой проверке и глядя на широкую синюю полосу, которую нашивали на робу большесрочникам, я подумал: “10 лет… Да ну нахуй! Это же никогда!»

 * * *

Ещё добавлю, для тех, кто не в курсе, что по многим бытовым моментам СИЗО действительно санаторий по сравнению с лагерем.

Передачи. В СИЗО разрешается передавать до 30 кг продуктов в месяц. В лагере строгого режима – 20 кг раз в три месяца. В СУСе (строгие условия содержания, куда переводят за “злостное нарушение” режима) – 20 кг раз в полгода.

Свидания. В СИЗО, если есть разрешение от следователя или суда, полагается два краткосрочных свидания в месяц. В лагере строгого режима – 3 краткосрочных и 3 длительных свидания в год. В СУСе – по два свидания каждого вида в год. В ПКТ и ЕПКТ (помещения камерного типа и единые помещения камерного типа - для самых отъявленных “злодеев”) свидания вообще не положены.

Магазин. В СИЗО нет ограничений на приобретение продуктов в магазине. В лагере строгого режима разрешено тратить не более 7800 рублей в месяц. В СУСе – 7200 руб. В ПКТ, ЕПКТ – 5000 руб.

Помимо этого, в лагерях запрещены гражданские вещи – осуждённый обязан ходить в робе. А в некоторых лагерях даже трусы “неустановленного образца” могут изъять.

* * *

Со временем, конечно, человек привыкает к лагерной обстановке, обживается… Но первое время, чаще всего, очень тяжело со всем этим смириться. В лагере ты действительно начинаешь чувствовать срок. Поэтому я и говорю, что после этапа срок только начинается.

Иван Асташин.

P. S. Чуть больше года назад я написал эссе, где рассказывал о “приёмке” и о том, как, ловко используя закон и “понятия”, мусора ломают заключённых. Через несколько дней после публикации на портале «Сибирь.Реалии» статья «Ломка зеков, прикрытая законом» была удалена с сайта, а меня самого вывезли из Норильска в Красноярск. Однако теперь она снова появилась на сайте издания. Тем, кто так или иначе интересуется происходящим в лагерях, рекомендую к ознакомлению – эссе предваряет небольшое интервью о событиях, последовавших за его публикацией.