У госпожи аж две рабыни
🛑 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
У госпожи аж две рабыни
Глава 2. Танька
Она стояла перед Госпожой, покорно сдвинув худые плечи. Глаза упирались в пол, стараясь не наткнуться на то, что не положено видеть. Рабыня, в полной власти, в полном распоряжении, не игрушка из магазина, не робот, а настоящая девушка — красивая, молодая, здоровая. Когда-то она была... Какая разница, что она когда-то кем-то была — сейчас она вещь, игрушка для забавы и исполнения прихотей.
«Значит, я — Госпожа, а это — моя рабыня. И надо как-то начинать. В первый раз в жизни я завела себе рабыню. Нет бы, завести раба. Но где их сейчас возьмёшь?» Госпожа тяжело вздохнула и, поколебавшись не более секунды, наконец, решилась. Она неуверенно и негромко сказала, будто бы в пустоту:
—Мне надо одеться.
Рабыня безмолвно и безропотно бросилась к стулу, на котором аккуратно висела одежда Госпожи. Она с удивлением отметила, что её пальчики задрожали, по телу пробежали мурашки, а где-то в груди защемило. «Начинается...»— подумала она, и осторожно, чтобы, не дай Бог, не помять, взяла бельё, подошла к Госпоже. Она стояла перед ней, не поднимая глаз.
—Я даже забыла спросить, как тебя зовут,— улыбнулась Госпожа, отметив нужную реакцию рабыни. Она наклонила голову, как хозяйка, которой неведомо откуда достался необычный заморский товар, коему она никак не найдёт применения. Рассматривая и оценивая своё приобретение, она сказала:— Девкой тебя называть не хочется... А давай, ты будешь Танькой. Или Танечкой,— хотя имя было ласковее предыдущего, но в голосе Госпожи появились угрожающие нотки,— это в худшем случае, или когда пойдём на люди. Поняла?
—Да, Госпожа,— кивнула новоиспечённая Танька, дрожь пальчиков усилилась. Рабыне хотелось, чтобы и хозяйка заметила, как она трепещет от ужаса своего положения.
Госпожа села на кровать и вытянула ногу, предоставив Таньке возможность одеть её. Госпожа вспоминала, когда в последний раз её одевали. Наверное, в далёком детстве, года в три. Потом всегда приходилось это делать самой. До сегодняшнего дня. Но теперь всё в её жизни изменится. И если захочется, то можно сделать самой, а не захочется — можно её, рабыню, заставить, просто сказать. Интересно! Как настоящая аристократка. Посмотрим, посмотрим...
Рабыня положила лишние предметы туалета на кровать, а сама с готовностью опустилась на колени, чем приятно удивила Госпожу, и осторожно стала надевать трусики, сначала на одну ножку Госпожи, потом на другую. На середине этой процедуры Госпоже пришлось вставать. Она тяжело поднялась, опершись на плечо девушки, которое та ей с готовностью подставила. Так не хотелось, чтобы Госпожа испытывала неудобства из-за неосторожности или непонимания неопытной рабыни. Танька бережно натягивала нежные, невесомые, ажурные трусики — когда-то и у неё были такие, и ей стало так обидно и жалко себя, что она чуть не заплакала. Но она довела дело до конца и даже осмелилась провести рукой по тонкой ткани, расправляя её, и спрятать под кружево несколько непокорных выбившихся волосков, от чего у самой между ног стало влажно и тепло.
«Какая же она красивая! Очень красивая! Вот сжать бы её в своих объятиях. И целовать, целовать эти ножки»,— думала рабыня, но, не зная предпочтений своей Госпожи, не решилась. Ведь этим она могла навлечь на себя жестокое наказание, а это было страшно. «Стало страшно?.. Выходит, уже,— отметила для себя Танька, ей так не хотелось боли, унижений, издевательств.— Но когда начинаешь сопротивляться чему-то, именно это и получаешь. И как это тяжело! Но Рубикон перейдён, я уже вступила на этот путь. А куда он меня вынесет? Одному Богу известно. Первое, что необходимо сейчас — подчиниться, подавить все свои желания, отдать себя полностью во власть другого человека, тем более Ей, раз так вышло. А там видно будет. Стоит только уповать на Бога, чтобы Госпожа не сильно зверствовала».
Следующим был бюстик. Застёгивая крючочки, рабыня опять чуть не поцеловала нежную шейку Госпожи, но, сжавшись внутренне, подавила в себе желание и сдержалась. Безупречно выглаженная беленькая блузка, и лёгкая длинная юбка из плотного шёлка.
Госпожа стояла, готовая к выходу в свет. Гордо поднятая голова и надменность во взгляде только подчеркивали её красоту и важность. Да, теперь она стала похожа на настоящую Госпожу. И жалкая рабыня рядом, как дополнительное подтверждение этому, голенькая, щупленькая, безропотная, полностью подчиненная. Весь её угнетённый вид, её приниженность заставили Госпожу ещё выше поднять голову: «Что же с нею делать? Начнём, что ли?»
—Ты что, в таком виде пойдёшь на завтрак?— Госпожа насмешливо улыбнулась, представив, как это будет смотреться. «Ещё бы поводок с ошейником! И полный атас!»
—Как прикажете, Госпожа,— у девчонки-рабыни мурашки пробежали по спине, она лихорадочно прикидывала, что у неё есть из одежды. Оказалось, только то, что сейчас на ней — хотя на ней вообще ничего не было. Она скользнула взглядом по своим голым ногам, безжизненно опущенным рукам, обнажённому животу и сжавшейся груди — и ей всё это совсем не понравилось. Вот сейчас её выведут на люди... И если когда-то что-то и нравилось в своём теле, то сейчас оно только раздражало. Но что делать? Ведь всё правильно: у неё ничего нет! И быть не может... И, несмотря на всё своё внутреннее сопротивление, вопреки призывам разума, она подняла глаза и умоляюще посмотрела на Госпожу, прося пощады.
—Нет, так тебя нельзя вести,— рассуждала вслух Госпожа, вроде бы и не заметив этого взгляда,— мужики нападут, я тебя не отобью. Как сказано: «Не искушай!» Ладно, не буду. Где-то у меня были какие-то старые тряпки.
Госпожа подошла к шкафу, порылась в чистой одежде и, не найдя ничего подходящего, перешла к вещам уже одёванным. Это ближе к тому, что надо:
—Так, шорты тебе явно не подойдут — это слишком круто для рабыни. Тем более, это по большому счёту — те же трусы, а они тебе запрещены,— Госпожа перебирала вещи, чтобы найти более-менее подходящее:— Вот тебе юбка... и вот эта майка. Одевайся, быстро,— она бросила их, не глядя, позади себя.
Таньке пришлось поднимать свой наряд с пола. Она ужаснулась, увидев, какую юбку ей предлагают: в лучшие времена её можно было надевать только поверх купальника, чтобы дойти до пляжа. Юбка была чрезвычайно коротка! А чтобы ходить в ней... без ничего... Это просто ужас! Малейшее неловкое движение, и всё — как на витрине!!! Ну очень! Но что поделаешь... И майка — тоненькая, трикотажная. Хорошо, хоть не просвечивается. Танька оделась и даже позволила себе приспустить юбку пониже, хотя этого оказалось недостаточно всё равно, по самое не балуйся.
Госпожа заметила, каким затравленным стал взгляд рабыни, какая паника отразилась в нём, какой страх. «Значит, всё правильно. Так и надо действовать. Чтобы не распускалась. А то, может, она привыкла как-нибудь, на халяву. У меня это не прокатит». Она подошла к рабыне и, брезгливо взяв её двумя пальчиками за подбородок, подняла голову, заставив посмотреть в глаза.
Они не узнали одна на другую. Глаза стали чужими, незнакомыми... Госпожа была поражена переменой, произошедшей в этих глазах. Откуда? И почему? Может, не туда? И что теперь? Усиливать давление или потихоньку снижать? Это Она или Танька? А может, так и должно было быть?
—Чтобы этой кислой рожи на людях не было,— и тон голоса Госпожи, и её действия явно демонстрировали, как быстро она осваивала роль.— Ты меня поняла?
—Да,— с готовностью ответила Танька.
Рука резко отпустила подбородок, и лёгкая пощёчина, от которой больше шума, чем боли, мгновенно легла на щёку. Это было так оглушительно неожиданно для Таньки. И не так больно, как обидно... Недоумённый взгляд её широко распахнутых глаз снова столкнулся со взглядом Госпожи, погрузившись в его неумолимую жестокость.
—Да, госпожа...— выдавила из себя Танька и опустила глаза.
—Не слышу!
—Да, Госпожа,— и хотя теперь ответ прозвучал громко, в нём уже была безоговорочная покорность.
—Так-то лучше,— Госпожа одобрительно потрепала её по щеке. В этом жесте было гораздо больше унижения, чем одобрения, но — так положено. Как же ещё проявить свою власть? И она спросила, больше для порядка:— Ты же меня боишься? Или мне только показалось?
—Я очень боюсь мою Госпожу,— Танька решила воспринимать всё с полной готовностью: надо бояться — боюсь, надо улыбаться — улыбаюсь. Однако про себя отметила: «Да, всё только начинается, а я уже добилась и унижений, и даже боли». И ещё в голове мелькнула мысль, что ей и врать не надо — она, и вправду, уже боится свою Госпожу, несмотря на то, что та такая хорошая, хотя и неопытная. Но она — Госпожа! Поэтому всегда права.
—Да, ещё забыла тебя предупредить, чтобы ты там не сидела ножка на ножку. Понятно? Будешь садиться голой задницей на стул, и чтобы между коленками было не меньше прямого угла,— Госпожа наблюдала за реакцией на свои слова. Только недоумение и страх. И снова эта мольба во взгляде — это пугало. Поэтому она добавила:— Там, в столовой, на этот раз, можешь юбку не поднимать и ноги не раздвигать, но здесь — только так, как я сказала. И поменьше на меня смотри, да ещё так нагло. Ясно?
—Да, Госпожа,— Танька согласно кивнула головой и опустила глаза. Послаблений добилась, но и ограничений тоже.
—Знаешь, зачем я тебя купила?— и, не дождавшись ответа, сама сказала:— Для забавы.
Эти слова не произвели никакого впечатления на рабыню — для забавы, так для забавы, примем к сведению.
—Ты готова?
—Да, Госпожа.
Госпожа посмотрела на часы, есть ещё несколько минут: «Удовольствие от власти? Власть... Собственность, полное распоряжение... Подчинение своей воле... Я бы хотела получить то, что никто не сможет мне дать, кроме неё. А она сможет это сделать? И как это будет? А если не так, то как надо? Тогда придётся заставлять. Чтобы всё было как положено. Ну что, попробуем?»
—Стань передо мной на колени,— негромко приказала Госпожа.
В выражении лица Таньки ничего не изменилось. Не поднимая глаз, она, не примериваясь, быстро опустилась на колени перед своей Госпожой. Она хотела всего лишь быть рабыней, только рабыней — ведь это не так сложно: надо слышать все приказы, понимать желания и проявлять должное умение. Это всё просто. Тем более, с Ней она готова на всё. На всё, что Она прикажет. Это даже приятно — угождать и служить такой очаровательной Госпоже.
И Госпожа была приятно удивлена тем, с какой готовностью и покорностью рабыня бросилась перед ней на колени. Но что же дальше? Госпожа выставила вперёд ногу и насмешливо приказала:
—Ну-ка, покажи, как ты ко мне относишься. Целуй!
Танька наклонилась, двумя руками ласково взяла ножку Госпожи и страстно поцеловала, потом ещё и ещё. «Да,— подумала Госпожа,— она всё может. Одного только не может — отказаться что-либо сделать или даже возразить. Все мои желания — для неё закон, больше чем закон — награда. Но, тем хуже для меня, сложнее будет. Всё надо будет придумывать сначала».
—Всё, хватит. Стой так, не двигайся,— Госпожа убрала ногу, обошла свою рабыню кругом и принялась заинтересованно её рассматривать. Рабыня стояла на коленях и широко расставленных локтях так, что её голова находилась рядом с полом. Юбка задралась, обнажив половину задницы. Госпожа изучающе смотрела, как развратно сидит на рабыне её наряд. Она даже опустилась на корточки, чтобы было виднее. Потом, взявшись за край юбки двумя пальчиками, стараясь не коснуться этого тела, она закинула юбку на спину.
—Раздвинь ноги!
Рабыня переступила сначала одной, потом и другой ногой. Всё раскрылось для обозрения.
—А ты даже ничего, не помоечная. Тебе не стыдно так стоять?
—Стыдно, Госпожа,— Таньке было действительно стыдно. Но она вспомнила, как испугала её длина брошенной ей юбки, как она опускала её пониже — и вот результат: унизительная поза с высоко поднятой задницей, которую рассматривают в открытую, внаглую, чтобы она помучилась. «А может, это мне наказание за то, что я так рьяно проявила к ней свои чувства, а она не поверила мне?» У Таньки лицо заливалось краской, бежали по спине мурашки от смешения всех чувств: страха и огромного желания полностью подчиниться, смущения и доверия... и радости. Непонятное удовольствие оттого, что она в унизительной позе выставлена перед своей Госпожой. «И, кажется, я ей понравилась. Если бы это было так... Вот было бы здорово!»
Госпожа, насмотревшись, произнесла для Таньки:
—Поднимайся, идём на завтрак.
Танька встала с колен, и, хотя её щёки заливал стыдливый румянец, под опущенными ресницами промелькнула искра удовлетворения. Она всё сделала правильно, сделала, несмотря ни на что! «Ну-ну,— подумала Госпожа,— посмотрим, что дальше будет». Они вышли из номера. Правда, в последний момент Госпожа заметила, что её рабыня выходит из номера босиком, поэтому пришлось приказать ей обуться. «Вот ещё и заботься теперь о ней,— раздражённо подумала Госпожа.— И это только первые трудности».
* * *
Народу в столовой было мало, но Танька стеснялась. Наверное, это испытание и было рассчитано на то, чтобы вызвать её стеснение и углубить её страх. И она откровенно боялась... боялась, что кто-то заметит её полуголое состояние: бюстика нет — это видно однозначно, но нет ещё и трусов. А ногу так и хотелось по привычке положить на ногу. Но она сама себя одёргивала, когда инстинктивно порывалась совершить это противозаконное действие. Если запрещают, и запрещают что-то одно, то всегда именно это и хочется сделать. Встречаясь взглядом с окружающими, Танька улыбалась, и только Госпоже она не могла смотреть прямо в глаза. Этого делать нельзя было ни в коем случае. Нельзя... Как много стало нельзя! Она молча сидела за столом, не решаясь взяться за еду — ведь ей никто не разрешал. Она ждала.
Стас и Лена сначала никак не могли понять, почему за их столиком вдруг воцарилась такая напряжённая обстановка, почему одна из девушек только улыбается, но сидит смирненько, как на утреннике в детском садике — ручки аккуратно сложены на столе, спинка выпрямлена — и к еде не прикасается? Вторая вертится, будто ищет кого-то, и тоже не ест.
Наконец, Госпожа сказала негромко:
—Сделай бутерброд.
Танька быстро-быстро сделала бутерброд и положила перед хозяйкой. Та, даже не посмотрев на Таньку и не выразив никакой благодарности, принялась неохотно жевать его. Лена толкнула мужа под столом ногой, и тот тоже стал внимательно наблюдать за поведением девчонок. «Что происходит? Их как подменили».
Прошло не меньше минуты, прежде чем Госпожа спросила:
—А ты чего не ешь?
Уголки губ Таньки поползли вниз, губы непроизвольно задрожали, в глазах блеснули слезинки. «Ну, что Вы? Зачем Вы?» И это тоже было замечено окружающими.
—Кушай, кушай, а то мы скоро пойдём.
Танька быстро сделала себе бутерброд и приступила к завтраку. Тем временем Госпожа спокойно попивала кофеёк. Но когда она, расправившись со своим бутербродом, протянула руку к хлебнице, Танька сразу же, чуть не уронив свой кусок, бросилась делать ещё один своей Госпоже. Она начинала понимать её желания без слов.
Муж с женой переглянулись, вопросительно посмотрели на одну девушку, потом на другую. Но те как будто и не заметили ничего, они были и здесь, и где-то в другом мире. Стас даже потерял всякий интерес к завтраку и ждал, что будет дальше.
А Госпожа, поглядывая за мучениями своей Танечки, которой кусок в горло не лез, строила у себя в голове новые козни. Она была почти удовлетворена поведением своей рабыни и здесь, и там, в номере. Только одно ей не очень понравилось — то удовольствие, которое она уловила в глазах рабыни, когда та вставала с колен вот, что вызывало раздражение молодой Госпожи. Не к месту было это: её унизили, а она стала тащиться. «Здесь что-то не так. Как-то неестественно, вопреки здравому смыслу. Хотя... сейчас всё вопреки здравому смыслу. Ладно, если так, я заставлю её узнать, что такое власть и как надо подчиняться!»— решила Госпожа, придумав нечто интересное, от чего её настроение улучшилось. Танька всё ещё мучила свой первый бутерброд, когда Госпожа вдруг негромко сказала:
—Ой, я хотела сходить в магазин. Сбегай за кошельком,— и протянула ключ от номера.
Таня положила недоеденный бутерброд на тарелку, оставила кофе и быстро вышла из столовой. Может, она даже побежала по коридору и по лестнице, но этого Госпожа уже не видела.
—Куда это она?— спросила Лена. Ей надоело быть статистом в этом непонятном спектакле.
—За кошельком,— спокойно, без лишних объяснений ответила девушка, доела бутерброд, встала и, поблагодарив соседей за компанию, вышла.
Лена со Стасом шёпотом принялись обсуждать только что увиденное. Никакого объяснения они, естественно, не нашли, поэтому решили подождать и посмотреть, что будет дальше.
Выйдя в холл, Госпожа увидела, как по лестнице очень быстро спускается Танька, придерживая юбку руками. Несмотря на все старания бедной девушки, Госпожа с удовольствием отметила, что при желании вполне можно заметить, что под юбкой у той ничего нет. «Что ж, неплохо у меня получается».
Госпожа долго водила Таньку по окрестностям, пока они не пришли в центр города. Один раз она даже похулиганила: пропустив рабыню на полшага вперёд, она схватила её за юбку. Рабыня сжалась, ожидая чего угодно... Тем временем рука Госпожи приподняла край выше пояса. Танька аж задохнулась, но ни слова не промолвила, даже не остановилась. А что у неё творилось в душе — словами не передать. Обида, жалость к себе, страдание... всё, кроме возмущения. Госпоже можно всё! Она — Госпожа, она всегда права!
В городе они посетили несколько торговых точек. Рабыня покорно следовала за Госпожой, иногда оставаясь стоять возле магазина, иногда, по желанию Госпожи, заходя вместе с нею. Госпожа покупала, покупала, покупала... Танька несла все эти пакеты, даже не зная, что находится в многочисленных свёртках, коробках, кульках. И, даже оставаясь без присмотра, она не могла подсмотреть — не смела.
* * *
Когда они вернулись в номер, Госпожа села на кровать, поджав под себя ноги по-турецки. При этом её юбка поднялась, и Танька смогла увидеть и трусики, и то, что через них просвечивалось. Она, как завороженная, не могла оторвать взгляд от предоставленной картины — туда тянуло, как магнитом. А Госпожа внимательно оглядела свою рабыню, и её привели в раздражение и этот её плотоядный взгляд, и слишком большая свобода, и опрятный внешний вид.
—Ты думаешь, что я тебя за просто так должна кормить и одевать?
Рабыня оторвала взгляд от трусиков Госпожи и испуганно подняла глаза. «Что теперь будет? Что она ещё придумала?»
Госпожа злобно усмехнулась и продолжила:
—Ты же не маленькая и должна понимать, что просто так ничего не даётся. Вот ты сейчас — одета, накормлена. А одёжка-то не твоя, и тебе её нужно будет ещё заработать, так же как и еду.
Рабыня ещё сильнеё сжалась. Заработать? Как она может заработать? Когда она в полной власти, когда она в полном распоряжении? Может, вести себя правильно, чтобы не вызывать нареканий и своим примерным поведением заслужить одежду и еду? Она ещё сильнее опустила голову, ожидая приказа...
—Ты ещё не поняла?— повысив голос, с раздражением спросила Госпожа.
Танька в панике пыталась догадаться, что от неё требуется, но мысли путались. Госпожа помогла:
—Раздевайся, быстро!
Танька растерялась. Она, выходит, замечталась и пропустила приказ. Какая же она тупая стала! Она снимала с трудом свою нехитрую одежду, но, всё равно, стеснялась и путалась. Она вдруг стала такая неловкая. Она уже корила себя. Она снова надела маску покорности и ожидания страданий.
Госпожа пристально рассматривала рабыню. А когда Танька, наконец, разделась догола и стала, вытянув руки по швам и опустив глаза долу, она высыпала на кровать все принесённые кульки и свёртки и начала что-то искать там. Наконец, она достала какой-то ремешок. «Что это?— подумала Танька, заметив его краем глаза.— Зачем это?»
—Отвернись!— приказала Госпожа. Рабыня повернула голову в сторону, чем снова привела хозяйку в раздражение.— Не так! Спиной повернись! Какая же ты бестолковая!— со злостью сказала Госпожа.
Рабыня вздрогнула и чуть не заплакала от собственной тупости. Она повернулась спиной и опустила голову. Неприятное ощущение, что у тебя за спиной что-то творится, а ты ни ухом, ни рылом...
Тиффани Долл показывает свое тельце темнокожему мужчине, а он устраивает ей хорошую еблю
Порно в белых трусиках (52 фото)
Сексапильная блонда с отличными сиськами и рабочей мандой