У Big Tech власти нет (продолжение)
НеореакцияНепонимание власти прессы
Но даже если мы остановимся в нашем поиске причинно-следственной связи на слове «пресса», то мы всё ещё не получим ответа. Похоже, что этот гадкий вопрос реально важен- нужно его дожать до конца.
Что же не так с прессой? Контролируется ли она... евреями? Даже в этой темной фантазии мы представляем себе неолигархическую власть: наш враг - раса, то есть демократическая власть. Если мы сражаемся с евреями, мы сражаемся с еврейским демосом.
Действительно, многие евреи владеют газетами и всем таким. Это не обязательно доказывает, что они навязывают свое мнение, предположительно супер-еврейское, в своих новостях. Фактически, любой, кто хоть что-то знает о журналистике, понимает, что они этого не делают, да и не могут делать. А склонность евреев владеть вещами легко объясняется нашей широко известной сообразительностью.
Я тут не учитываю фигню Руперта Мердока, это не журналистика. Кроме того, Мердок, может и шотландец, но каждый коммунист - почетный еврей, и, как отмечает Википедия, в Оксфорде «он хранил бюст Ленина в своих комнатах и получил прозвище «Красный Руперт». В Википедии много плохой информации, - всегда можно положиться на раздел «Early Life».
Есть только один газетный барон, которому всё ещё разрешено вести свою собственную газету. Конечно, это самая престижная газета в мире - и она была такой ещё до того, как мы родились. Он отвечает за нее, потому что он унаследовал ее от своего отца, который унаследовал ее от своего отца, который унаследовал ее от своего отца.
Если наша единственная политическая сюжетная линия - это обыгрывание американской революции, и нам нужно найти какого-нибудь Георга III, чтобы сделать его козлом отпущения за цензуру в социальных сетях, то вот более логичный кандидат: не Король Цукерберг, а Король Сульцбергер. Ох уж эти -берги! Таки заставляет задуматься!
Но это тоже отстой. Мы научились исправлять это предвзятое отношение к демократической и монархической власти, но не к олигархической власти.
Дело в том, что даже если «Таймс» и ее наследственная династия просто исчезнут в какой-нибудь огромной отстойной дыре в Мидтауне - пресса останется прессой. И даже если бы все эти медиа-компании принадлежали арийцам настолько арийским, что Макс фон Сюдов казался бы похожим на Дэнни де Вито, пресса всё ещё осталась бы прессой.
(Дорогие антисемиты! Я действительно ценю неоспоримую искренность вашего антисемитизма - в то время как в Третьем рейхе было много фальшивых антисемитов, сегодня нет более по-настоящему искренней точки зрения - но вы просто взяли ложный след. Извините.)
Понимание власти прессы
Почему пресса нападает на Facebook? Не знаю... а почему акула ест тюленей? Она голодная? Ей нравится вкус тюленя? Или ей просто нравится убивать маленьких ублюдков? Наверное, всего понемногу.
Пресса атакует Facebook, потому что она может. Facebook, как и все крупное, используется для многих вещей. Как для хороших, так и для плохих. Каждый день где-нибудь в мире Facebook используется, чтобы спасти очаровательного маленького щенка. Иногда, на самом деле, очень редко, Facebook используется для организации безжалостной расправы над невинными. О чем чаще пишут в прессе? А?
Если серьезно, пресса нападает на Facebook, потому что она может либо атаковать Facebook, либо вообще не писать о нём. Для журналистики в поддержку Facebook вообще нет рынка. Идея смешная. Но что побуждает журналистов нападать на Facebook?
Во-первых, их мотивация глубоко олигархическая. Она действует на индивидуальном уровне. Журналисту никто не приказывает. Он чувствует возможность напасть; он не солдат на войне, подчиняющийся генеральским приказам; он - хищник в открытом океане, отрывающий огромные сочные куски от огромного бока смертельно раненного синего кита.
Монархическая власть действует по принуждению: приказы и повеления. Олигархическая власть действует двумя способами - по принуждению или по влечению. Журналиста привлекает возможность принудить Facebook. Или даже принудить его пользователей, что намного сочнее.
Более того, путь власти не заканчивается на журналисте - журналист тоже всего лишь проводник. Хотя он может лично желать власти, он работает на бизнес, а бизнес продает власть или, по крайней мере, ее запах читателям. Которые, когда они читают какую-нибудь сенсацию, чувствуют прилив гордости, как будто бы это они только что оформили этот хоум-ран.
Отсюда длинная цепочка власти, которая идет от проктолога на пенсии, читающего Times в Great Neck, до Сульцбергера XVII в его богато украшенном логове варварского великолепия, до какого-то журналиста-адъюнкта, который зарабатывает 87 тысяч долларов в год и все это тратит на уход за детьми и пиво по 12 долларов, до Facebook, который больше Австралии, и Марка Цукерберга, который может поместить Италию на свою MasterCard, до 67-летней старушки из Сент-Луиса, которая просто хотела поругать либтардов и была слишком глупа и необразованна, чтобы понять, что это может превратить её в опасного внутреннего террориста, о котором AI уже автоматически сообщил в ФБР.
Разве весь этот цикл не прекрасен? Разве я не говорил о всепоглощающем огне? Но это отговорка. Давайте рассмотрим несколько способов, которыми это можно исправить, - оборвав цепь.
Если бы у читателя не было власти над Facebook, он меньше заботился бы о вещах, над которыми он не властен, и уменьшил бы свой спрос на статьи о Facebook. Это сделало бы эти материалы менее привлекательными для журналистов.
Если бы у Facebook не было власти цензурировать своих пользователей, он не смог бы подвергать их цензуре по запросу журналистов. Он не был бы привлекательной мишенью для журналистов, потому что журналисты уже не смогли бы принуждать его к чему-либо, а через него принуждать самих пользователей.
В конечном итоге мы можем резюмировать отношения между Facebook и прессой, сказав, что у Facebook наблюдается утечка власти. Эта утечка создаёт канал, через который журналисты могут властвовать над пользователями Facebook - оказывая давление на Facebook или его генерального директора.
Поскольку пользователей Facebook очень много, много кто хочет ворваться в этот канал. Он проходит через Facebook, вниз к пользователю, вверх по его пищеварительному тракту и изо рта. Шансов заблокировать этот поток власти у Цукерберга не больше, чем шансов отразить удар молнии.
Власть и идеология
Вера всегда и везде является следствием власти. Если воинствующие буддисты завоюют Америку, убьют наших лидеров и обратят наших детей в буддизм, наши внуки вырастут буддистами. Такие дела. Некоторые будут пытаться думать самостоятельно - не очень многие и не очень успешно.
Странная идея о том, что «в религии не может быть принуждения», не имеет смысла и, по сути, антирелигиозна. Корень «лиг-» такой же, как в «лигатуре». Если религия - это личная философия, а не обязательная связь, то религии как таковой не существует. Конечно, можно попробовать, и уже даже пробовали.
Но вера - это не только следствие принудительной власти. Вера также может быть произведена притягательной силой. Люди всегда хотят верить в то, отчего они чувствуют себя сильными.
Таким образом, жертва создает хулигана. Тот факт, что Facebook можно запугать, приводит к тому, что люди - как журналисты, так и их читатели, хотят запугивать Facebook. Утечка власти Facebook создает своего рода оазис власти - воду в пустыне. Пальм не может быть без воды, но вода останется и без пальм.
Facebook не разрабатывали как устройство для управления сознанием миллиардов людей. Но, как нас учил человек-обезьяна в 2001 году, если что-то и является оружием, какой-нибудь бандит-придурок в конце концов придумает, как использовать это в качестве оружия.
Ведётся ли скоординированная атака на Facebook? Да: водоем с утечками окружен идеальным кругом пальм - это не случайный узор. И нет: деревьям не требуется дерево-генерал, чтобы указывать им, где расти.
Facebook действительно окружен врагами, но он сам создал этих врагов. Его бизнес-модель генерирует гигантский запас власти, для которого у Facebook нет реальных способов защиты. Он хранил большие мешки с бургерами In-n-Out (звери такое обожают) в своей палатке в стране медведей. И теперь медведи забрались в палатку.
И то же самое можно сказать о tech-индустрии в целом, если мы определим «tech» как бизнес-модель «засунуть N пользователей на 1 гигантский логический сервер». В ретроспективе кажется очевидным, что какой-то лесной зверь захочет полакомиться таким платформенным бургером. Но были допущены ошибки, и вот мы здесь.
На big tech нападают не потому, что он могущественный. На него нападают, потому что он беззащитен и обладает огромной потенциальной властью, которую он не может использовать для самозащиты. Все бургеры в сумке съест самый сильный и голодный медведь. А когда сумка опустеет - вы все еще останетесь в палатке с медведями.
Объясняя медвежью вечеринку
Здесь мы видим случай спонтанной координации. Пальмам никто не приказывал вырастать вокруг водоёма; медведей на медвежью вечеринку не приглашали. Когда мы пытаемся понять, что произошло, то мы должны исходить из двух аксиом: что здесь есть порядок и что у порядка нет центра.
Тот факт, что Facebook можно было запугать, привел к тому, что журналистам захотелось запугать Facebook. Это буквально заставило их возненавидеть соцсеть, потому что утечка власти Facebook выпустила феромон, который возбудил всех любителей ненависти на планете. Журналисты, как политические порнографы, были вынуждены обслужить этих требовательных читателей: не обслужишь ты, так обслужит пятеро других.
Мы видим здесь форму идеологической координации, которая олигархически дает тот же результат, что и монархическая координация, но без какого-либо координационного центра. Никто не приказывал всем этим журналистам считать, что Facebook плохой. Facebook может и правда плохой, но даже если бы это было не так, структура стимулов в журналистике всё равно бы выставила соцсеть в плохом свете.
Хулиган не создает жертву - жертва создает хулигана. Конечно, многие жертвы действительно заслуживают издевательств. Но «заслуживают» - это не стимул.
Другие случаи олигархической координации
Это интересно, потому что мы видим и другие случаи очевидной координации, когда очевидного механизма координации не существует. Некоторые из них могут быть даже более важными.
Например: какого черта все и вся становятся воукнутыми? Никто не приказывал им менять свое мнение в этом направлении. Неужели они просто открывают свои души независимо, но в то же время одному прекрасному свету разума? Если да, то почему мы все не сделали этого давным-давно? Может быть, после той рекламы Coca-Cola 80-х?
Возможно, что здесь мы видим еще один случай притягательной координации. В нацистской Германии был процесс, называемый Gleichschaltung, который иногда даже переводят как координация, и который просто означал принуждение всего к нацистскому. Не могло быть никакого футбола - только нацистский футбол. Сегодняшние футбольные фанаты совершенно не знакомы с этим процессом.
Шучу! На самом деле, как гордый американец, который, тем не менее, позволяет своему сыну играть в футбол, каждый матч Премьер-лиги сегодня начинается с коленопреклоненной молитвы против расизма, который, очевидно, так же опасен, как были опасны наркотики в моё время. Еще они носят нарукавные повязки и всё такое - полный Пхеньян.
Что послужило причиной этого? Кто здесь Нэнси Рейган для расизма? Кто приказал всем согласиться с тем, что расизм намного хуже наркотиков? Что бы произошло, если бы «Манчестер Юнайтед», «Челси» или даже «Брайтон-Хоув Альбион» сказали бы: «Ну, вообще-то, мы встретились и решили, что наркотики это все же хуже и наклеили слоган на футболки.» И наконец: какое это может иметь отношение к тому, что произошло в Висконсине? Ни на один из этих вопросов нет хороших или очевидных ответов.
Мы не можем идентифицировать какую-либо командную структуру в этом довольно поразительном случае глобальной координации. Ортханк может трястись, но программа ничуть не пошатнется, когда Джордж Сорос отойдет в мир иной. Сионские мудрецы не перегруппировываются в Dark Web. На месте водителя никого и ничего нет - это настоящий стихийный порядок.
Может быть, никакая власть и не приказывала начать этот Wokeschaltung, как Геббельс приказал начать свой Gleichschaltung. Может быть, этот крайне неслучайный паттерн - еще один случай притягательной координации. Или, иначе говоря: возможно, проблема в гамбургерах, а не в медведях. Возможно, что теперь, благодаря Интернету, медведь может почувствовать запах пакета с гамбургерами через всю Атлантику.
Сильные идеи
Чтобы подтвердить эту гипотезу, нам нужно найти утечку власти - источник бесплатной власти, такой же как бесплатная власть, доступная любому, кто сможет запугать Facebook. Но еще больше. Мы видим здесь настоящий пальмовый лес - значит, вокруг должно быть много воды.
Вы, наверное, слышали о рынке идей. Возможно, что вы даже там что-то покупали. Рассмотрим небольшой важный бутик на этом рынке: умы технических журналистов. Эти люди не придуриваются. Они искренне верят в свои идеи. Но все они покупают свои идеи на одном рынке.
На этом рынке истинная идея имеет преимущество. То же самое и с сильной идеей - например, идея о том, что Facebook причастна к убийствам, если она позволяет геймерам сказать «геймерское слово». Эти сильные идеи возбуждают журналиста и его читателей - иногда с некоторым желудочным дискомфортом, если их показатели правдивости просто безумно низкие. Конечно, самые успешные идеи одновременно и правдивы, и сильны. Но честно говоря: насколько часто так бывает?
Любой рынок идей - это дарвиновский мем-пул. Это говорит нам о том, что эволюция в этом пуле отбирает не только истину, но и силу. Вы думаете, что лаборатория Дарвина разрабатывает терапевтическую вакцину, но на деле она улучшает биологическое оружие.
Сильная идея - это просто идея, оправдывающая проявление власти. Сильные идеи - это составные элементы политических формул, идей, оправдывающих легитимность правительства. В 20-м веке легитимные правительства привели к гораздо большей смертности и заболеваемости, чем все пандемии вместе взятые. Конечно, помимо этого они сделали и много хорошего.
Оказывая влияние
Если бы кто-то набрал группу воукнутых, осторожно, чтобы не проявить никаких подрывных намерений, и спросил их, почему так приятно быть воукнутым, они были бы слегка озадачены этим вопросом. Они определенно не связывают свою страстную приверженность к социальной справедливости с чем-то столь вульгарным, как удовольствие. Для этого у них есть бонги и вибраторы.
Но если бы вы могли умерить это беспокойство с помощью теста с несколькими вариантами ответов, например:
(а) потому что я чувствую себя значимым;
(б) потому что для меня важно оказывать влияние;
(в) потому что я всегда хотел изменить мир, когда вырасту;
(г) потому что я считаю, что мы должны помогать другим людям;
(д) все вышеперечисленное
Вы, вероятно, получите много (д).
То, что вы на самом деле получите - это несколько разных версий (одни более откровенные, другие менее) ответа «Мне нравится чувствовать себя властным». Нам всем нравится. Определенно кажется, что «воукнутость» - это дерево, которое хорошо растет на берегу водоема с утечкой власти. И этих деревьев много.
Что протекает? Что дает людям возможность чувствовать себя властными? Только правительство, задача которого - сдерживать всю власть, поддерживать монополию на власть. Но если правительство справляется с этой задачей неидеально - власть начинает утекать. Это позволяет внешним силам осуществлять власть за его пределами - или даже осуществлять власть над ним.
Например, мафия зарабатывает на жизнь тем, что пользуется властью вне правительства - если у вас бизнес не в том районе Нью-Йорка, вы платите двум сборщикам налогов. Но размер выгоды, доступный таким образом, ничтожен по сравнению с размером выгоды, доступным любой власти, которая может получить власть над правительством - которое, в конце концов, может делать что угодно. И - делает ли правительство хоть что-нибудь, что не протекает?
Объясняя Собор
Facebook протекает властью, и DC тоже. Они протекают по-разному. Ситуация с DC намного сложнее.
Но основная динамика на рынке идей та же. Утечка власти, которая позволяет сторонним организациям захватить власть над организацией и/или ее пользователями, высвобождает свободную власть на рынке. Эта власть отравляет рынок - вместо рынка истины он становится рынком власти.
Никто не может не играть в эту игру и не мыслить сильными идеями. Неизбежно сильные идеи добиваются успеха на рынке и становятся престижными.
Все учреждения, находящиеся на одном рынке идей, должны придерживаться одних и тех же идей, поэтому все наши университеты, газеты и фонды, похоже, согласны друг с другом. Поскольку мы предполагаем, что эти рынки являются рынками истины, мы полагаем, что это просто означает, что все они очень, очень правы. Иногда так и бывает.
Очевидная избыточность всей сети полностью надумана. Нет реальной возможности для существования интеллектуальной неоднородности ни среди институтов, ни среди людей. Все равно, одобряют ли какие-то учения тридцать университетов или один университет. На самом деле университет все равно один. Размер каждой выборки равен единице. Все они согласны друг с другом не потому, что им всем приказано соглашаться друг с другом, а потому, что все они преследуют одни и те же утечки власти.
Если мы моделируем все наши престижные интеллектуальные институты как единое учреждение, которое некоторые называют Собором, и игнорируем атеистический характер его доктрин, очень легко заметить в его основе теократический характер формы правления. С другой стороны, Америка была мировым лидером теократии последние 400 лет - с тех пор, как пилигримы сошли на берег и начали сжигать ведьм. Быть может, эти вещи никогда не изменятся.