У Big Tech власти нет

Основы tech-цензуры и структуры Собора.

Мы совершенно не умеем замечать власть. Другими словами: власти отлично удаётся скрывать своё присутствие.

Так как стремление к власти свойственно всем людям, всякое мышление находится в поле какой-либо власти. Те мысли, что совпадают с общим потоком, находятся на всеобщем обозрении и взмывают ввысь словно птицы. Те мысли, что идут против течения, медленны, словно черепахи с артритом.

Сама идея изучения себя по определению чужда власти. Власть не желает познавать себя. Самые могущественные сущности даже не думают о своей власти как о власти в принципе. Если власть познала себя, она оставляет эти знания при себе; но по большей части она верит в свои собственные официальные мифы. Редко вы встретите настоящего О'Брайена.

Мысль об изучении своих врагов, наоборот, естественна и очень приятна. Власть должна познавать своих врагов - любую конкурирующую власть, чтобы бороться с ними; чтобы их демонизировать. Любая властная структура, которая встречается у врага, залита зловещим светом, как если бы наша доктринальная иммунная система предупреждала о спайках чужеродного коронавируса. В идеале эта же структура не встречается у обвинителя, но если это так, то эти структуры должны быть хорошо различимы.

Вот почему люди думают, что у Марка Цукерберга или Джеффа Безоса есть власть - точнее, политическая власть. (У них, очевидно, есть власть профессиональная.) Они похожи на то, что ищет ваша иммунная система. На самом деле они — незначительные, безобидные бактерии. Вы правы в том, что у вас есть смертельная болезнь. Но ваш организм считает ее своей частью.

Для абсолютно просветлённого наблюдателя суровые меры 2021 года доказывают прямо противоположное: tech-«олигархи» не обладают вообще никакой властью. Если бы они могли проморгать вам «П-Ы-Т-К-А» азбукой Морзе, то они бы это сделали. Вы мне не верите, но я покажу вам, почему вы неправы.

Наша форма правления

Существует три формы правления: монархия, олигархия и демократия. Наша форма - олигархия с рудиментарными элементами как монархии, так и демократии. Это надо объяснять в третьем классе, но по понятным причинам этого не делают.

(Рудиментарный орган - это орган, который можно удалить без каких-либо серьезных изменений в жизни организма. Любой, кто хоть что-нибудь знает о Вашингтоне, скажет вам, что, если уж на то пошло, он мог бы работать лучше вообще без Белого Дома. Это точно справедливо для внутренней политики, то есть единственной, имеющей значение. Поскольку последние выборы, которые еще хоть кого-то волнуют в этой богом забытой стране, — это президентские выборы, то если уж фигура президента не имеет никакого значения, то и никакие выборы тоже значения не имеют. Всё это шоу — буря в стакане.)

Существуют разные формы олигархии с разными типами игроков. Наша олигархия — это многополярная институциональная олигархия, опирающаяся на неформальный престиж. Различные институты имеют разный уровень неформального престижа; они придают официальные полномочия игрокам, которые затем могут претендовать на этот престиж. В основном эти институты являются своего рода «некоммерческими организациями» — нашей версией великой традиции исламских вакфов. Католическая церковь — это отдаленно похожая структура, но явно моноцентрическая и высоко формализованная.

Наша олигархия принимает законные решения через официальные процедуры престижных институтов. Обычно мы не думаем об этом как о власти, хотя, конечно, это именно она. В попытках понять, почему конкретная группа дала конкретную рекомендацию, даже задача разобраться во дворе Генриха VII покажется вам простой и прямолинейной. Но какой-нибудь ублюдок всё равно берёт и назначает людей в эту группу.

Олигархия не может устранить власть, но может мастерски ее замаскировать. А если атаке камуфляж нипочем, то олигархия по своей сути излишня. Монархия может погибнуть от меча, но лишь всепоглощающий огонь может погубить олигархию. Как сказал Карлейль о министерстве иностранных дел: «единственная возможная реформа — заложить под ним горящий уголь». Давайте только убедимся, что когда это произойдёт, в здании уже никого не будет.

Власть через призму олигархии

Когда мы думаем о власти в олигархии, мы не думаем об олигархических составных элементах власти: процессе и престиже.

Мы думаем о демократических и монархических составных элементах власти. И мы их страстно ненавидим. Мы всегда ассоциируем власть с одной стороны со злом, а с другой — с этими чуждыми формами правления; таким образом, эти чуждые формы правления являются злом во плоти. Нам не приходит в голову, что эта страсть, которую мы сами ощущаем как справедливость, на самом деле является более глубоким выражением лояльности: или, в терминологии Гаэтано Моска, политической формулой.

Наша самая яростная ненависть к власти — это ненависть к демократической власти. Нет ничего более презренного, чем спонтанные коллективные действия, мотивированные коллективным личным интересом при однородном консенсусе. В масштабах страны такие действия — это популизм, национализм и даже расизм. В мелком масштабе — это линчевание или погром.

Линчевание — прекрасный пример нашей ненависти к демократической власти. Любое линчевание — это, конечно, форма высшей меры наказания за реальное или предполагаемое преступление. Но наказание незаконно, потому что оно назначается коллективным консенсусом. Если смертная казнь вообще законна, она должна быть назначена олигархическим процессом: судом. Но олигархический процесс должен решить, законна ли смертная казнь вообще.

На втором месте стоит наша ненависть к монархической власти. Эта ненависть всегда сильно связана с очаровательной человеческой эмоцией, которую мы называем завистью. Мы всегда ищем тиранов, королей, магнатов и других могущественных злодеев. Трудно представить фильм, в котором антагонистом выступает не человек, а система — даже «Матрице» пришлось для этого уйти довольно далеко в странную фантастику.

Не обязательно видеть в Марке Цукерберге злодея. Но он очень похож на короля. Несомненно, как у короля, у него есть профессиональная власть в Facebook. К тому же он чертовски богат, и слово «могущественный» ложится на язык сразу после слов «богатый и».

Короче говоря: он подходит под шаблон человека, обладающего властью. А так как этот шаблон является олигархическим, он всё время ищет демократические и монархические угрозы. (Наихудшая возможная угроза - коллаборация монархии и демократии против олигархии - как если бы король поднял крестьянскую толпу, чтобы поджечь Главный Храм священников. Хмм.)

Таким образом, если вы — щитлорд, и у вас всё ещё по какой-то причине аккаунт на Facebook, и с этого аккаунта занимаетесь щитпостингом, то когда Цук и его миньоны всё же забанят вас, вы совершенно естественно сочтёте, что вас забанили властью данной Королём Цуком.

Поэтому кажется очевидным и понятным, что у Марка Цукерберга есть власть. Однако едва ли можно ошибаться сильнее.

У Марка Цукерберга власти нет

Нельзя сказать, что власть есть у его миньонов. Не то чтобы было известно, кто они такие, но никто не винит модераторов в бане на Facebook. Власть, которая вас забанила, это не их власть, они действуют под эгидой Цука, абсолютного монарха Facebook. Власть всегда является первичной причиной действия.

Так кто же повинен в действиях Цука? Точно он сам. Он же босс, не так ли? Ну... над ним нет власти. Никто не отдает приказы могущественному Цуку.

То есть - монархической власти над ним нет. У него нет еще более монархического босса - никакого Палпатина, как у Дарта Вейдера. Но есть еще две формы власти.

Есть ли над ним демократическая власть? Можно легко представить себе выборы в Facebook, на которых бы выбирался могущественный народный трибун - или, по крайней мере, трибун профилей, - чья власть преобладала бы над полномочиями генерального директора в вопросах социального управления. Такого нет, и никто об этом не просит - вероятно, потому что это было бы безумием. Но, возможно, было бы весело.

Есть ли над ним олигархическая власть? Что ж, мы точно не знаем. Как мы заметили ранее, хоть мы и можем легко различить монархическую и демократическую власть, которую мы ненавидим сильнее, чем гоблины Толкиена ненавидели мечи Гламдринг и Оркрист, мы обычно не воспринимаем олигархическую власть как власть per se.

Из-за такого камуфляжа мы не можем просто увидеть власть. Мы должны раскопать её подобно археологу.

Однако, если Цук действительно подчиняется какой-то олигархической власти, он находится в точно таком же положении, что и его собственные модераторы. Он проявляет власть, но это не его власть, потому что это не его воля. Власть не исходит от него; она течет через него. Вот почему мы можем честно и серьезно сказать, что у него нет власти. Она не его, она чья-то ещё.

Почему Цук банит щитлордов? Стремится ли создатель Facemash к социальной справедливости? Что же, может быть. У него может не быть власти, но он по-прежнему крупный игрок. Крупные люди часто приходят к религии в более позднем возрасте, особенно когда все вокруг к ней пришли. Но есть ли у него выбор? Если у него нет выбора - у него нет власти.

Суть олигархической власти

Лучший способ описать олигархическую власть над Марком Цукербергом или любым генеральным директором крупной компании - это сказать, что генеральный директор несет ответственность. В принципе, подотчетность - дело хорошее и необходимое. Оптимальная структура управления - это подотчетная монархия, именно поэтому ее используют самые успешные организации - и большие, и маленькие.

Есть два вида олигархической власти: формальная власть, которая определяется процессом, и неформальная власть, которая определяется престижем. Генеральный директор компании подотчетен двум формальным процессам: совету директоров и суду.

Волшебные акции Цука дают ему контроль над своим собственным советом директоров - в этом плане особой ответственности тут нет, - но точно так же, как и какой-нибудь бездомный под мостом, он не может нарушить судебное постановление. На самом деле, у бездомного на это даже больше шансов.

Что касается неформальной власти, основанной на престиже - что ж, конечно, ответ очевиден, не так ли? Почему понадобилось столько написать, чтобы понять, что происходит?

CEO и пресса

Цук не хочет ничего этого делать. Да и его пользователям по большому счёту всё равно. Он делает это потому, что пресса постоянно давит на него. Ага.

Он не может даже признать, что находится под принуждением - иначе его вьетконговские охранники могут просто щелкнуть спусковым крючком и застрелить его, как цепного пса западного капитализма, коим он и является.

А что дает прессе эту устрашающую власть? Чистая и красивая власть логоса? Что отличает хорошо написанный пост типа этого, от столь же хорошо написанной статьи в Times? Вообще ничего, кроме престижа.

Разница между формальной и неформальной олигархической властью, процессом и престижем, не так велика, как может показаться. И та, и другая являются произвольными последствиями исторических событий, зачастую весьма далёкого прошлого. Как та, так и другая могут быть чрезвычайно убедительными.

В обычное время каждый здравомыслящий СЕО без колебаний подчиняется малейшей прихоти законной прессы, точно так же, как они без колебаний подчиняются постановлению суда. Это просто так устроено. Не называть эту власть правительством - просто играть словами.

Учась у Северной Кореи

Отчасти проблема Facebook сегодня заключается в том, что современная пресса переняла раздражающую, но разумную стратегию переговоров Северной Кореи, заключающуюся в том, чтобы не принимать «да» в качестве ответа.

Американская корпоративная культура сегодня всегда подчеркивает важность полного и подобострастного умиротворения прессы, что, как правило, разумно. Но то, что эти люди имеют степень магистра в деловом администрировании, носят брюки цвета хаки и часто действительно напоминают Джареда из Кремниевой долины, еще не означает, что они глупы.

Когда за каждым актом умиротворения следует не мир, любовь и гармония, а новое и более наглое требование вкупе со всё большей и яростной агрессией, до тех пор пока у вас не появляется Ким Чен Ын, готовый нанести ядерный удар по Сиэтлу, если мы не устроим ему страстные выходные с Меланией... начинает казаться, что с переговорами что-то не так.

Чем больше Facebook цензурирует, тем яснее становится, что Facebook является соучастником убийств и постоянно наживается на ненависти. Корпорации привыкли иметь дело с рациональными силами, такими как государство, когда согласие с требованиями снижает давление на них. Они совершенно не привыкли иметь дело с психопатической властью, уступчивость которой давление увеличивает - как Тони Сопрано, разгромивший магазин спортивных товаров.

Регулирование - это сложно, особенно если мы хотим заставить его работать

Также важно, чтобы любой, кто пытается внести нормативное и/или законодательное решение проблемы, осознавал, что, поскольку проблема не связана с собственной волей Facebook, любая власть, действующая путем принудительного воздействия на эту волю, бессильна.

Если вы хотите, чтобы Facebook мог противостоять прессе, вам нужно дать ему такую возможность. Такого пути нет, тем более, что у Facebook такой большой и энергичный внутренний контингент вьетконгских симпов Джейн Фонд. Или вам нужна какая-то другая сила, которая сможет влиять на соцсеть сильнее, чем пресса, например суды.

Некоторые предлагали «секцию 230» (Section 230, Communications Decency Act) и тому подобное. Это все полное фуфло. Я знаю много людей, работающих над этим материалом. Мне жаль. Это лажа. Вот, я сказал это. Унтерганг Трампорейха - ваш шанс признать поражение этого проекта. (Во всяком случае, я всегда путаю его с разделом нацистского уголовного кодекса о педофилии.)

Сделайте паузу, чтобы подумать о вероятности того, что американские суды бросят вызов прессе, чтобы защитить каких-то маганаци. Выглядит реалистично? Теперь разделите количество таких возможных случаев в году на количество заблокированных за час учетных записей Facebook. Не беспокойтесь о разнице единиц измерения - это не имеет значения.

По сути, неправильно обвинять в регулировании социальных сетей компании, или, что еще хуже, их руководителей. Вы вините ветряную мельницу в ветре. Это коуп. Неудачники коупят, а победители - нет. Вы занимаетесь этим, чтобы вам не пришлось обвинять настоящую причину цензуры в социальных сетях: всепроникающую власть прессы.