У. Б. Йейтс «Ляпис-лазурь»

Я слышал, нервные дамы злятся,

Что, мол, поэты — странный народ:

Непонятно, с чего они веселятся,

Когда всем понятно, в какой мы год

Живём и чем в атмосфере пахнет —

Не ворон над головой, а пилот…

Дождутся они — налетит, бабахнет

И всё до кирпичиков разнесёт.

Каждый играет свою трагедию:

Вот Гамлет с книгой, с посохом Лир,

Это — Офелия, а это Корделия,

И пусть к развязке движется мир

И звёздный занавес готов опуститься —

Но те, чья роль важна и видна,

Не станут хныкать и суетиться,

А доиграют достойно финал.

Гамлет и Лир — весёлые люди,

Потому что смех сильнее, чем страх;

Они знают, что хуже уже не будет,

Пусть гаснет свет, и гроза впотьмах

Полыхает, и буря безумным воем

Налетает, чтоб сокрушить помост, —

Переиродить Ирода не дано им,

Ибо это — трагедия в полный рост.

Приплыли морем, пришли пешком,

На верблюдах приехали и на ослах

Древние цивилизации, огнём и мечом

Истреблённые, обращённые в прах,

Из статуй, что Каллимах воздвиг,

До нас не дошло ни одной, а грек

Смотрел на мраморные складки туник

И чувствовал ветер морской и бег.

Его светильника бронзовый ствол

И года не простояв, был разбит.

Все гибнет — творенье и мастерство,

Но мастер весел, пока творит.

Гляжу на резную ляпис-лазурь:

Два старца к вершине на полпути;

Слуга карабкается внизу,

Над ними — тощая цапля летит.

Слуга несёт флягу с вином

И лютню китайскую на ремне.

Каждое на камне пятно,

Каждая трещина на крутизне 

Мне кажутся пропастью или лавиной,

Готовой со скал обрушить снег, —

Хотя обязательно веточка сливы

Украшает домик, где ждёт их ночлег.

Они взбираются всё выше и выше,

И вот наконец осилен путь

И можно с вершины горы, как с крыши,

Всю сцену трагическую оглянуть.

Чуткие пальцы трогают струны,

Печальных требует слух утех.

Но в сетке морщин глаза их юны,

В зрачках их древних мерцает смех.

{из последних стихотворений, написанных в 1934-1939; перевод Георгия Кружкова}