Туман над рекой
КРИПОТААвтор: Хизер Грэм
Мох свисал с деревьев, как прозрачная паутина, и жутковато блестел в призрачном свете полной луны, на которую то и дело наползали лохматые тучи. Вода казалась черной, призрачная мгла поднималась над ней: ночью температура упала, создавая туман.
Понтонная лодка скользила по Перл–ривер, и даже я, при том что с детства знал эту местность как собственные пять пальцев, подумал, что обстановка идеально подходит для «Одержимого вечера», круглогодичного аттракциона ужасов, к которому мы направлялись. Мы как раз двигались к плантации Лабелль, где он располагался. Аттракцион открылся в прошлом году и закрылся сразу после Хеллоуина. В городе тогда происходили странные события — бесследно исчезали люди, в основном туристы, и, хотя они могли просто уехать, все радовались, когда Хеллоуин закончился. Но это было в прошлом году, а в этом людям снова нужно было зарабатывать на жизнь. Те, кто к нам приехал, распустили слухи о фантастическом доме с привидениями, стоящем на старой плантации над рекой, и все, кто был на борту, решили заняться туристическим бизнесом.
Сейчас, в ретроспективе, я понимаю, что никто не знал, как хорошо это будет и какие толпы прибегут смотреть на дом.
Но реклама и газетные статьи сделали свое дело: люди приезжали сотнями, и было ясно, что аттракцион придется делать круглогодичным. Вот почему я оказался на борту первой «полуночной лодки». Кдому можно было добраться по дороге и по реке. Бен Пери, владелец лодок и их проката, был одним из моих лучших друзей. Обычно он занимался простыми турами по реке, но страх был для людей интереснее, чем экология. С тех пор как я стал известен благодаря моему городскому туру «Мифы и легенды», старый друг решил, что я ему просто необходим в качестве экскурсовода.
Я только что закончил тур по Французскому кварталу и оказался на борту лодки все в том же викторианском плаще и шляпе.
А ночь была холодной. Нет, я не хочу сказать, что одежда не подходит для прогулок — просто я выгляжу глупо, когда прыгаю в ней по песчаному пляжу перед плантацией. Ну и ладно. Зато викторианские башмаки не промокают.
Итак, впереди нас ждала плантация Лабелль.
Где–то в ветвях завопила сова — долгим, пронзительным криком. И продолжала вопить, словно ей приплачивали за нагнетание обстановки.
Прелестная брюнетка подпрыгнула и ойкнула.
Бен довольно рассмеялся.
— Эй, мы ведь еще не приехали, — сказал он ей.
Большинство обитателей Нового Орлеана и его окрестностей точно знали, что старая плантация проклята и попытки братьев Бодро купить это место и устроить там магазин точно провалятся. Но, несмотря на долгие годы отказов, жуткую репутацию, которая стала легендой покруче других городских страшилок, и крайне заброшенное состояние, дом привлекал. Его починили, отстроили и теперь преподнесли публике в качестве дома с привидениями. Историю появления привидений рассказывали с пугающими подробностями, и она казалась реальным кошмаром в этой туманной дымке. Черт, да если кто–то что–то подумал сто лет назад, в наши дни это уже история, так ведь? Так или иначе, братья решили, что лучшим выходом из положения будет именно организация аттракциона «Проклятый дом». После катастрофы приходилось экономить, многим домам города нужен был немалый ремонт, и все хватались за любую возможность заработать. Такая вот логика. И спорить с ней я не стал: мне было тридцать лет, я владел собственной туристической компанией. И у меня осталось только два работника, хотя раньше их было десять.
С Тедом, Фредом и Джедом Бодро я был знаком с детства. Они росли бунтарями — из тех, кто многие годы проводит, стреляя по консервным банкам над рекой, ругается и старается выглядеть круче ребят из фильма «Избавление». Тед был моим ровесником. С ним я был знаком лучше всех — он умел заниматься бизнесом. Фред был старшим. — и казался мне опасным психопатом, — а Джед умудрился через восемь лет колледжа и практики вернуться до — мой с докторской степенью и стать известным семейным врачом.
Мотор мурлыкал, лодка медленно двигалась вперед, а примерно двадцать туристов на борту испуганно оглядывались вокруг. Крокодилы плескались в реке, и каждого показавшегося публика встречала ахами и охами. В основном тут плавала мелочь, фута три или четыре в длину, но глаза крокодилов отсвечивали золотом, когда попадали под свет фонарей, и было что–то первобытное в их движениях. Бен использовал и то и другое. Я видел, с каким выражением лица он показывал туристам зверье. И как пожал плечами в ответ на мой взгляд. Всем надо зарабатывать. Я не виноват, что эта мелочь в десять раз страшнее людей.
Сова была на нашей стороне: в ночи снова раздался скрипучий вопль. Где–то в кустарнике на берегу возилось кабанье семейство. Обстановочка была что надо.
Я улыбнулся Бену в ответ. В отличие от него и его братьев я не был знаком с местностью к востоку от Слайделла. Бен получил научную степень в бизнес–школе, несколько лет даже работал на Уолл–стрит, но слишком любил нашу реку, поэтому вернулся. Я родился на окраине Французского квартала и прожил там всю свою жизнь, не считая нескольких лет на севере во время учебы в колледже — я защитил кандидатскую по истории в Колумбии. Но здесь был мой дом. Я знал все его истории, я вырос с ними. Я знал всех сумасшедших Нового Орлеана, от безвредных лунатиков до настоящих психопатов, которых появлялось все больше в последнее время. Я любил это место. Любил Французский квартал и реку, Гарден–Дистрикт, все орлеанские улочки, весь этот округ. Здесь был мой дом, здесь было мое сердце.
— Мы приближаемся к поместью Лабелль, — провозгласил Бен для туристов. — Мой друг Дэн из «Мифов и легенд» расскажет вам историю старой плантации. Это, друзья мои, куда страшнее всего, что вам предстоит сегодня увидеть и услышать.
Я подмигнул и улыбнулся девушке, которая сидела рядом с ним на скамье. Она была милой блондинкой с голубыми глазами и казалась мне очень хрупкой. Чуть раньше мы с ней немного поговорили, и я знал, что она остановилась в одном из старых мотелей у Рампант–стрит.
Она меня очаровала. Большинство людей в подобных турах путешествуют либо в большой компании, либо парами или тройками.
Им нравится держаться вместе во время путешествия по жуткому дому с привидениями, парни любят хватать и пугать своих девушек.
А эта девочка улыбалась мне в ответ. И вот что было странно: при всей ее миловидности и хрупкости в ней чувствовались решимость и твердость. Словно если она могла что–то сделать, то она это делала. Это мне очень нравилось. Я хотел подбодрить ее. Черт, да я хотел обнять ее и до конца дней своих защищать от любой возможной опасности.
Но мы отправлялись всего лишь в дом с привидениями, и с ней не было никого, кому она могла бы что–то доказывать. Она приехала одна. А для нежных созданий подобные походы в одиночку были не лучшим решением. Братья Бодро отлично постарались, превращая дом в реально жуткое место. Они создали логово всего жуткого и злобного, почерпнув идеи как в истории, так и в собственном воображении, по дому бегали актеры в одеяниях, которые и днем могли напугать до полусмерти.
— Правду и ничего кроме правды! — крикнул кто–то с противоположного конца лодки.
Отлично. Еще один напился. Такое постоянно случалось при наборе групп на улице Бурбон. Все люди стремились как–то держать себя в тонусе. Многие пили.
— Правда, — сказал я.
У меня был хорошо поставленный голос, чем я гордился, поскольку любил свою компанию и любил рассказывать истории о моем родном городе. Глубокий богатый баритон — отличный голос для рассказывания страшных историй. Но то, что я собирался рассказать, вовсе не было паранормальным. Определенно злым, но не паранормальным.
— Плантация была основана в тысяча пятьсот девятом году французским купцом, — начал я. — Он приехал сюда со своей женой и множеством слуг. Жена происходила из боковой ветви известного во Французском квартале рода. В ней была восьмушка негритянской крови, и ее называли королевой вуду, которая не принимала величия христианской религии. Она приворожила богатого француза, что обеспечило богатство ей и всем ее наследникам, таким как мадам Лабелль. Самые разные посетители отправлялись к плантаторам из Нового Орлеана, но возвращались не все. В те времена еще не изобрели телефонов и е–мейлов, поэтому исчезновения не связывали с действиями семьи Лабелль. Многие их современники считали, что семейство Лабелль связано с подпольной железной дорогой, — столько хижин их рабов то и дело оказывались пустыми поутру. Мадам Лабелль любила устраивать приемы и славилась своей красотой, была вхожа в здешний высший свет, однако многие ее побаивались. А затем началась гражданская война. Солдат отправили на плантацию за фуражом и едой, и они тоже не вернулись. И вот наконец несколько отрядов солдат выступили туда одновременно. Семейство Лабелль знало об их приближении. И сбежало. Когда американский капитан, командовавший кампанией, проверил амбары, то нашел десятки человеческих тел, свисавших с крюков для разделки мяса. Все глотки были перерезаны, кровь собиралась в тазы. И эта жуткая находка была не единственной. Тела и части тел были найдены захороненными под полом дома. Наверху, в будуаре мадам, стояла огромная деревянная ванна, запятнанная кровью. Кости использовались для устройства алтаря, ламп и всяческих украшений. Занавески и даже жуткая юбка были сшиты из кожи жертв мадам и ее мужа. Она практиковала не столько вуду, сколько черную магию; кровавые жертвы были ей необходимы, судя по древнему гаитянскому тексту, который затем нашли в доме.
Я сделал паузу. Даже пьяный затих.
— И даже командир американской армии не рискнул оставаться в доме или что–то из него брать. Дом стоял пустым. Война продолжалась. Люди говорили, что в доме живут призраки, никто не хотел к нему приближаться. Они слышали крики ужаса — эти крики оказались реальными. Около двадцати человек остались умирать, прикованные к стенам погреба под хибарами рабов. До наших дней хибары не сохранились, там все обрушилось. Погреб завалило. Остался только дом.
С берега в воду скользнул крокодил, раздался шипящий звук. Пьяный подпрыгнул.
Какие–то девушки рассмеялись.
— Эй! Это просто крокодил. А что, дом до сих пор не купили? — Выпивоха пытался вернуть себе самообладание и подобие мужского бесстрашия.
— О да, — сказал я. — Человек по имени Салливан купил дом в восьмидесятых годах. Он погиб, упав с крыши. В тысяча девятьсот двадцатом году дом снова купили. В нем поселилась семья. Через год она съехала, сказав, что по ночам призраки нападают на детей. Согласно документам полиции, тело их дочери было покрыто синяками и ушибами.
— Ага, это я вам могу объяснить, — вмешался кто–то из более или менее трезвых приятелей пьяного. — В наши дни это называется семейным насилием и совращением.
— Возможно, — согласился я. — Но семья переехала в Мобиле, и там инциденты не повторялись. Я рассказываю вам только то, что произошло на самом деле, или то, что было задокументировано. Дом купил американский нефтяной магнат, но не жил в нем, и дом продали за долги во время Депрессии. В сороковых годах появился новый владелец, но он тоже не жил здесь, его убили во время Второй мировой, и дом снова отправился на аукцион. В начале семидесятых дом приобрел сектант, который вместе со своим гаремом утонул в Мисиссипи — он верил, что на землю спустится НЛО и заберет его и женщин на другую планету. С тех пор дом пустовал. — Я улыбнулся. Блондинка смотрела на меня. И я вспомнил, что, когда Бен брал у нее билет, она назвала ему свое имя — Келли. Она не казалась испуганной — раньше ей было страшнее, — но я не видел, чтобы она с кем–то общалась, пытаясь расслабиться на пути к старой плантации.
— Ну, это уже фигня! — крикнул пьяный.
Я видел, как Бен на корме качает головой. Наверное, размышляет, как бы потерять этого пьяного по дороге. Может, у маленьких крокодилов неподалеку спрятана большая мама, которая с удовольствием подзакусит…
А нам достанется долгое и нудное судебное разбирательство.
Я пожал плечами. Люди часто приезжают в Новый Орлеан, чтобы оторваться. Мы, местные, тоже не святые, но обычно знаем свою меру или хотя бы знаем, когда можно пить. Я сказал:
— Можете проверить рапорты о домовладельцах, ребята. Я не вру.
И снова улыбнулся блондинке. Келли.
Она закатила глаза и шепнула: «Придурок!» — кивая на пьяного на противоположном конце лодки. И вздрогнула.
— Слушай, у них есть закусочная в маленькой гостиной. Нужно пойти налево, когда зайдем в дом.
Она мрачно на меня посмотрела и поморщилась.
— То зло, о котором вы рассказали, не было делом рук призраков. Мадам Лабелль была монстром. А сектант — просто психом, и, к сожалению, его женщины оказались идиотками.
— Так кто теперь владеет домом? — спросил мужчина лет тридцати.
Судя по внешности и телосложению, в колледже он был лайн–бекером. А сюда приехал с женой, приятной рыжеволосой женщиной, явно из команды черлидерш, и еще одной молодой семьей.
Я рассмеялся и снова посмотрел на Келли. Она мне нравилась, очень нравилась, я ничего не мог с собой поделать.
— Хотите верьте, хотите нет, но сейчас дом принадлежит Теду, Фреду и Джеду, известным в округе как братья Бодро. Они родились и выросли здесь, у реки. Увидели шанс выгодно вложить денежки и купили.
Рыжеволосая жена бывшего лайнбекера вздрогнула.
— Вы все это подстроили! Открывать аттракцион в таком отвратительном месте просто мерзко.
— Мадам, — заверил я ее, — я ничего не подстраивал. Задумайтесь о том, сколько подобных мест существует в мире. Если вы останавливаетесь в отеле, например в Фолл–Ривер в Массачусетсе, вы вполне можете заночевать там, где Лизи Борден нанесла своей мачехе сорок ударов топором.
— Жуть какая, — чирикнула еще одна симпатичная брюнетка. У нее был сильный акцент, но не луизианский. Техас, скорее всего, — я довольно неплохо разбираюсь в акцентах. С ней были две подруги, и все они, похоже, флиртовали с несколькими дельцами с Уолл–стрит, которым явно нравилось такое внимание. — Но это верно, в том доме можно остановиться на ночь. Я слышала.
Остальные туристы согласно забормотали: все знали, что я сказал правду, — смотрели телеканал о путешествиях.
— Ага, — буркнул лайнбекер. — А я видел шоу о том, что плантация Лабелль является самым жутким из всех домов с привидениями в нашей стране!
— Именно! — воскликнул Бен. — А потому соблюдайте осторожность, сходя на берег. Это вам не Диснейуорлд. Мы плывем на настоящей понтонной лодке и сойдем на настоящий песок Перл–ривер. Кустарник вдоль дороги к дому подрезан, освещение проведено, но все равно внимательно смотрите под ноги.
Понтон врезался в песок, покачнувшись на неровности; пьяный начал подниматься, но свалился на лайнбекера. Да, в доме могли сэкономить на искусственной крови, ведь эти двое намеревались перейти к рукоприкладству еще в лодке.
Я подошел, схватил пьяного за руку и потянул его прочь от лайнбекера.
— Понял, да понял я, — бормотал он.
Лайнбекер прожег его взглядом, потом посмотрел на меня и тоже немного успокоился.
Я спрыгнул с понтона, приземлился на мягкий песок и тихо выругался, ощутив воду под ногами. Ерунда, позже почищу туфли. Я не хотел, чтобы первый вечер Бена на реке и тур по дому превратились в пьяное топтание.
— Здесь неровный берег, будьте осторожны, — предупредил я, подавая руку первому туристу.
Вместе с Беном мы сняли их с понтона.
— А по дороге назад вы расскажете о скунсовой обезьяне? — спросила одна из женщин.
— О да, мадам, конечно, мадам, — заверил ее Бен и добавил: — Вы можете отправляться вперед по дорожке. Зомби или ведьма встретят вас у входа, а Ден будет ждать на выходе, в закусочной и магазине подарков. Гости реки шагнули за грань!