Три четверти красного

— За удачу! — говорит Янис, салютуя бокалом.

— За нее, — вторю я, и лампа мигает в плафоне, потрескивает электричество, комар лакомится моей кровью, присосавшись к локтю.

Шлеп! Я промахиваюсь, комар улетает.

Для стороннего наблюдателя мы с Янисом, наверное, парочка друзей, решивших пропустить по чарке, или деловые партнеры, но скорее все же друзья. Только дружбой наши отношения назвать никак нельзя. Во-первых, мы познакомились пять минут назад, во-вторых, он ехал из-за границы с единственной целью: убить меня.

Мое лицо онемело, щеки покалывает, и губы будто бы набрякли и затвердели, но мне удается зафиксировать безразличную гримасу и тянуть этими одеревеневшими губищами кофе. Голос спокоен, насколько возможно, рука уверенно обращается с чашкой. Чашка почти не дребезжит, возвращаясь на блюдце, но я опасаюсь, что поднимаю и опускаю ее слишком часто.

Бесконечная вереница туристов плывет за кованой оградой кафе. Плотный людской поток, гудящий улей. Мощеная крупным камнем дорога наклонно спускается к центру, к рынку и сувенирным лавкам. Толпа словно сплавляется на эскалаторе. В ярких брызгах неона шагают разодетые барышни, курортники хлебают пиво из стаканчиков, на противоположном берегу проспекта харизматичный кавказец нахваливает шаурму. Вокруг его палатки роятся мушки, насекомые жаждут подохнуть в лоточке с майонезом, и он щепетильно сгребает трупики ложкой, дабы не портить аппетит придирчивым покупателям.

Иногда, сигналя и разгоняя толпу, пропихивается белая модифицированная «Волга» без крыши. Парень за рулем в дурацкой кепке с плоским козырьком, на загорелой шее ворох бус. Сзади извиваются две блондинки, их формы заставляют животастых папаш ронять челюсти, а жен — нервничать. На девицах дырявые маечки, груди высокие и молодые, соски буравят ткань. Они машут пешеходам и разбрасывают листовки с рекламой местного стриптиз-клуба. Юнец, поймавший листовку, щерится так, словно выиграл билет под шортики одной из красоток.

Западный ветер доносит запах моря, до которого двадцать минут ходьбы. Смерть гораздо ближе, нахохлилась над тарелкой с сырной нарезкой и улыбается белоснежными зубами. В свете болтающейся над нами лампы физиономия моего визави желтая, восковая.

Какой-то малец или, может, девчонка, заскучав в ожидании родителей, балуется лазерной указкой. Красная точка скользит по льняной рубашке латыша. Мне хочется, чтобы это был лазерный прицел, чтобы в кустах сирени затаился снайпер, мой единственный друг в мире, где друзья отменены нажатием соответствующей кнопки или комбинацией кнопок. Стреляй, — умоляю я вымышленного снайпера, — прикончи его!

Меня раздражают черные брови Яниса — подозреваю, что этот метросексуал выщипывает их. У латыша до безобразия узкий таз и плечи пловца. В разнеженном городишке мужчины одеваются черт-те как, а он щеголяет в элегантных брюках и дорогих туфлях, рубашка сидит как влитая, подчеркивая мышцы.

— Говоришь, ты слесарь? — Ясные карие глаза сканируют меня. — Для слесаря слишком аристократичный.

— Автомеханик, — уточняю. — Чиню мотоциклы.

— О! Байки это круто.

За соседним столиком симпатичная брюнетка лет тридцати отрывается от коктейля и смотрит на меня. Тоже планирует убить? На ней серебристое платье, состоящее из чешуек, шикарный бюст упакован в игривое декольте. Подмечаю, что горло женщины окольцевал багровый рубец. Края шрамов убегают за смоляные локоны.

— Очень круто, — бубню я.

На часах 22.49. Игра стартует через одиннадцать минут.

Мы с Янисом синхронно вынимаем телефоны. Ярлычок, изображающий красный глаз, запускает приложение. В глотке першит, когда я вижу, что аватарок в правой части экрана стало больше. Некто, спрятавшийся за ником «Бойня», в 22.10 приобрел право убить меня.

Итого три охотника. «Многоликий» — это, конечно, мой Янис, некто Файруза и Бойня. Насколько я понимаю, Бойня — курортник, в последний момент захотевший присоединиться к действу.

Я загружаю карту. Улочки изучены загодя. Красная точка — пункт, где мертвец может разжиться оружием. Две зеленые — зоны, где кровопролитие запрещено и есть возможность передохнуть. Просто, как детские забавы.

Я демонстрирую официанту купюры, прошу счет.

22.54.

— Зачем ты пошел на это? — спрашивает Янис, щурясь.

— Моей матери нужны деньги на операцию, — вру я, вставая. — До встречи.

Я перепрыгиваю через ограду кафе и вклиниваюсь в толпу. Краем глаза замечаю, как вскакивает брюнетка со шрамом. Я не ошибся, Файруза — это она.

— Эй, поосторожнее, — ворчат прохожие.

Клоун, балансирующий на ходулях, преграждает дорогу.

— Японское мороженое, — кричит он сверху. — Попробуйте наше мороженое!

Подмывает садануть по его идиотским протезам, но я беру себя в руки и огибаю зазывалу. Впереди центральная площадь и настоящее столпотворение, но я знаю, что свидетели не остановят охотников. В прошлом году психопат потрепал бензопилой шестнадцать случайно попавших под раздачу человек. Постфактум жертвы приписали одной запрещенной организации.

Я мечусь среди праздного сброда, высматривая Яниса. Зеленая точка ближе, чем красная, но я пока что не устал.

Площадь окружают палатки с разномастным фастфудом, магазинчики и летние площадки. В центре журчит фонтан, на экране, занимающем практически весь фасад мэрии, материализуется Мастер Игр. Круговорот туристов здорово напоминает муравьиные марши смерти, о которых рассказывали на «Дискавери». Но приветствие Мастера, его покрытое тонким белым пластиком лицо заставляют зевак остановиться. Раздаются аплодисменты, возбужденное шушуканье. Папаши усаживают детей на плечи, чтобы те лучше видели.

— Ну что же, друзья! — весело объявляет голос за маской, лишенной всяких прорезей. Только две красных спирали на месте глаз, да мазок помады в районе губ. — Шестая багровая ночь начинается! В этом году тринадцать городов нашей необъятной Родины стали площадками для самого увлекательного и честного соревнования в истории человечества. Победитель разбогатеет, проигравшего мы помянем добрым глотком вина.

Мне не обязательно слушать Мастера. Прокладываю путь сквозь окаменевшую толпу. Полицейские перешучиваются, подначивают младшего сделать ставки. Игры — секрет полишинеля. И это отнюдь не самое больное дерьмо, творящееся в нашем мире. Здесь хотя бы все добровольно.

Площадь взрывается овациями. Мастер извещает, что курортный городок входит в перечень багровых локаций.

Кто-то хватает меня за плечо:

— Вы же мертвец!

В голосе восхищение, как от встречи со знаменитостью.

— Мертвец, он мертвец!

В меня тычут пальцами, требуют селфи. Ушлая тетка повисает на мне, от нее пахнет цветочными духами и чебуреками.

— Ты мой фаворит!

На экране известный телеведущий напоминает правила. Красные и зеленые точки, белая четверть, мертвец вступает в игру полностью безоружным, огнестрел запрещен, в противном случае — дисквалификация. Я вижу человеческий рой, снятый камерами дронов, картинка увеличивается, фиксируется на моей светловолосой голове.

— Охотник! — воркуют туристы. — Охотник идет.

— Автограф, пожалуйста!

Я отталкиваю попрошаек и семеню прочь от взбудораженного оханья. Справа сигналит «Волга». Сзади, под улюлюканье, возникает громоздкая фигура, и это определенно Бойня. Мужику не помешало бы скинуть пару десятков кило. Редкие волосы липнут ко взмокшей башке, на двойном подбородке — жесткая кабанья щетина. Просторное поло с отпечатанными пальмами вызывает у меня нервный смешок.

Охотник довольно скалится. При виде баллонов за его спиной толпа брызжет в стороны. Пыхтит зажатый в пухлой лапе раструб. Придурок прикупил огнемет. За Бойней вертится упитанная матрона, я полагаю, его супруга. Снимает на телефон красующегося муженька.

У меня перед глазами проносится не жизнь, а кадры из фильмов, где использовался огнемет. Я рву когти к «Волге» и махом запрыгиваю в салон.

— Полегче, земляк! — кричит дурацкая кепка.

Фигуристые девахи инстинктивно отодвигаются.

— Вы — мертвец? — спрашивает пиджейка со светящимися кошачьими ушками.

— Угу.

Площадь озаряет вспышка. Будто огнедышащий дракон срыгнул. Упругая струя пламени указывает в мою сторону. Люди визжат, но в визге читается радость.

— Куда ты, трус?

«Волга» ползет аки черепаха.

— Можно быстрее? — разражаюсь я.

— Это ты у нас убийца, — парирует водитель, — я никого давить не намерен.

За машиной бредет вразвалочку Бойня. Краем зрения замечаю еще одного охотника. Серебристое пятно крадется в тени палаток, торгующих магнитами, ароматическими маслами и именными чашками. Файруза. Я угадываю нож в ее руке.

Девушки в полуметре от меня съежились, но к страху, очевидно, примешивается и азарт.

— Павлик, — капризно окликает она дурацкую кепку, — ну прибавь скорость.

Но не ее просьба, а пламя, лизнувшее багажник, заставляет водителя дать по газам. «Волга» истерично бибикает, бодает и расшвыривает пешеходов. За нами — ругань и стоны, еще не кровь, но уже ссадины и синяки. И огорченная физиономия Бойни.

— Оторвались, — кричит красотка, словно это она — участник игры.

Я не спешу ликовать. Кошусь на обочину, затем — в телефон. Синяя пульсирующая мушка — я — почти слилась с красной точкой. Сбоку щелкающая фотоаппаратами свора, ревущая музыка и резные ворота луна-парка.

Что-то касается меня, наплывает терпким запахом. Это кошачьи ушки. Девушка кладет руки мне на пояс, прикусывает губы шаловливо. В зрачках искрятся чертики. Твердые грудки упираются в меня сквозь ткань.

— Я ревную, — предупреждает Павлик.

Девушка прикрывает веки, отороченные пушистыми ресницами.

Я невольно вспоминаю свою подмосковную комнатушку, типичное логово нерда с киноафишами, заклеившими стены. На продавленном диване — Лена, она тянется ко мне, дарит улыбку, которую нельзя купить ни за какие деньги, и я хочу раствориться в огромных глазах. Но ее улыбка тает, сменяясь гримасой презрения, я шепчу:

— Прости.

Пиджейка вскидывает разочарованно брови.

— Моя девушка смотрит шоу, — оправдываюсь я.

— Передай, что ей повезло с избранником, — напутствует красотка.

В глубине улицы снова расцветает огненный бутон.

Я прыгаю на брусчатку и мчу к воротам.

— Мертвец! Мертвец! — скандирует толпа. Над улицей парят дроны.

В луна-парке пахнет зверинцем и карамелью. Печальный ослик прохаживается по кругу, малыши смеются в вагончиках детского паровоза. Из ведьминого домика горланит нечисть, шумный молодняк выстроился в очередь к аттракционам. Я петляю между каруселей, сверяюсь с приложением.

Нечеловеческий вопль доносится снаружи луна-парка. Родители хватают своих чад и улепетывают, а я бегу к чертову колесу. Прекрасно понимаю, что это ловушка.

— Куда без билета?! — рыпается веснушчатый паренек.

— Я мертвец! — кричу, уже угнездившись в подплывшей кабине.

Бойня и его жена-оператор не запылились. Огнемет поливает щедрым огнем территорию. Дети плачут в вагончиках, ослик ретируется за киоски. Аниматор в костюме Спанч-Боба оказывается на пути Бойни, и синтетика занимается пламенем; он корчится, сгорая, и я быстро отворачиваюсь.

На часах — 23.32.

Полчаса прошло.

Колесо увлекает вверх, к южному небу, к звездам, снова напомнившим о Лене. Через две люльки от меня влюбленная парочка целится камерами, фиксирует кусочек игры.

Я задаюсь вопросом, действительно ли Лена смотрит шоу сейчас. Она, зажмуривавшаяся, когда в боевике кто-то погибал, смотрит, как взаправду сгорает невинный аниматор?

Дроны стервятниками виснут в полумраке. Я вижу россыпь огней и плещущуюся громаду моря. Проверяю приложение. Турниры в Самаре, Петрозаводске и Шестине закончились, едва стартовав. Охотники победили.

Синяя точка и точка красная слились воедино. Значит ли это, что оружие на вершине колеса? Я цепляюсь за бортики, высовываюсь из кабины, и ветер бьет по щеке. Переплетения стали, маслянисто блестящие стыки, оси, заклепки. Где же?

Меня озаряет. Я хлопаю рукой по крыше кабины, ощупываю. Так и есть: подарок у меня над головой, прикреплен скотчем к цинку. Меня угораздило сесть в кабину, которая и была красной точкой.

Я разглядываю находку. Три месяца тренеры учили меня драться на ножах и топорах. Но к гранатам подготовить забыли.

К черту. Проще простого, я же пересмотрел тысячи фильмов. Дергаешь за чеку и бросаешь…

Сую лимонку в карман. Земля приближается, а с ней — ряха Бойни.

23.39.

Молю, чтобы аттракцион застрял, но ползу вниз. У меня две возможности дожить до Яниса и Файрузы. Швырнуть лимонку или прыгнуть. Я выбираю второй вариант. Сигаю в противоположную от Бойни сторону. Вывих будет равноценен смерти. Но приземление относительно мягкое, я припадаю на одно колено и тут же взвиваюсь, лечу по влажному газону. Охотник палит сквозь едущие кабины, загорается обшивка кресел. Я использую дымовую завесу, чтобы выбраться на тропинку.

— Да вон же он, дурак ты!

Жена Бойни корректирует огонь.

— Где?

Туша с ранцем топчется в дыму.

— Возле комнаты ужасов!

Я вваливаюсь в пещеру, чье ребристое нутро затянуто искусственной паутиной.

Скелет дребезжит костями, атакует, как чертик из табакерки. Я луплю по оскаленной роже, и череп рикошетит в темноту.

Болотная тварь, вся обросшая тиной, является из-за поворота. Рычит надсадно, но я охлаждаю пыл:

— Тронешь — яйца оторву.

Актер суетливо извиняется.

Кажется, я вжился в роль.

Миную старуху с косой и графа-вампира, дыбы и виселицы.

23.44.

Вздумай жирдяй использовать огнемет в пещере, мы все сгорим.

Телефон пищит, и я, не теряя времени, бегу обратно. Прямо в лапы Бойни. Выныриваю из пещеры.

Он караулит на входе, но он не весел.

— Белая четверть, — на всякий пожарный кричу я.

Мина кислее местного пива. Сердитая жена отчитывает Бойню, раструб огнемета уткнулся в асфальт.

Я не вникаю в семейные разборки. У меня пятнадцать минут, чтобы смыться. Пятнадцать минут никто не посмеет меня угрохать.

За воротами воняет жареным. Псих-жирдяй, похоже, прошелся струей по «Волге». В обугленной кабине спекшиеся девчонки. Светящиеся ушки на обгоревшей, лишившейся половины волос голове. Павлик — дурацкая кепка отворил в немом крике рот.

Туристы фотографируются на фоне.

Пересекаю проспект, орудую локтями. Переулок предлагает окунуться в угольную ночь без фонарей, без алчных зевак, и я принимаю приглашение.

Пахнет жимолостью, в мыслях — горелые трупы. Граната оттягивает шорты. Проход окаймляет штакетник. Там, в домах, законопослушные граждане вкушают различные вечерние шоу. «Бензиновый рай», или «Циркулярных деток», или «Шуточную хирургию».

На ходу загружаю карту. Белая четверть завершилась, но до зеленой точки рукой подать. Временное укрытие, рассчитанное на полчаса. Как в детстве: я в домике! Чур, у меня броня!

До прошлого года убежища были безопасны, но Мастер ввел новые правила. Да, охотники вынуждены курить в ожидании, но кто знает, чем начинены сами убежища?

Я отворяю калитку и изучаю темный дом, самый обычный на вид. Спутниковая антенна, мангал у порога, сауна. Дверь послушно подается.

— Эй! — окликаю, и нахожу выключатель. Лампы не реагируют. Я наощупь продираюсь во мраке. Взрывчатка? Капканы? Голодный белый медведь, как это было в Норильске?

Мелькают кадрами растерзанные тела.

Я толкаю дверь в конце коридора. В гостиной светлее благодаря беззвучно работающему телевизору. На экране — нечто кулинарное и, хочется верить, безобидное. Плазма мерцает, я обвожу взором диван, столик, запинаюсь о кресло. В нем кто-то сидит?

— Эй, вы…

«Это просто куртка», — думаю я, осторожно приближаясь.

В телевизоре повар дегустирует блюда участников, жует мясо.

— Хозяева!

Силуэт в кресле шевелится и вдруг начинает хихикать. Пищат половицы. Я поворачиваюсь резко и успеваю отразить удар. Худая, как скелет из пещеры ужасов, взлохмаченная старуха повторно замахивается тесаком. Я уклоняюсь, лезвие разбивает стеклянный столик, звенят осколки.

Тощий доходяга вскакивает с кресла. Из одежды на нем только мешковатые штаны. В клешне допотопный штык. Судя по язвам, испещрившим впалую грудь и вздувшийся живот, он не живет здесь, у него вообще нет дома. Организаторы поместили в зеленую зону бомжей, и я морщусь: это после настоящего медведя-то?

Я вновь уклоняюсь от старухи. Она ухмыляется, сбрендившая героиновая сука. В слюнявой пасти — вставная челюсть, железные заостренные зубы. Зубы ее компаньона — на миг я вижу обоих ублюдков, напирающих, хихикающих — рихтованы напильником.

Каннибалы. Поклонники «Пятничной неговядины».

Я загораживаюсь креслом. Старуха верещит, лезвие вспарывает обшивку. Опрокидываю кресло на этих наркоманов, не мешкая, подбираю осколок стекла.

Старуха возится, ищет выроненный тесак. Я хватаю ее за патлы. Ощущение, будто взялся за пыльный веник. Смердит мочой. Я втыкаю стекло в дряблую шею, сбоку, вынимаю, и кровь веером орошает телевизор, капли стекают по экрану, на котором облизывается сытый повар.

Я пресекаю довольно вялые попытки доходяги прирезать меня. То ли парочка переоценила свои силы, то ли наркотик затормаживает разжиженные мозги. Подобранный тесак с чавканьем погружается в лицо каннибала, расщепляет нос, застревает в месиве. Так вот как пахнет это шоу.

У меня в запасе двенадцать минут. Я глотаю воду из-под крана, отдыхаю на диване. Любопытный дрон тихонько бьется клювом в стеклопакет.

— Видишь, — говорю я ему, — на что я готов ради нашей любви?

В 00.40 гаснет зеленая точка, и мне мерещатся тени за палисадником. Но я отсчитываю еще пять минут и попадаю четко в четверть. Под защитой правил я выбегаю во двор. Никого нет — ой ли? — я бегу, и щебенка уступает место гальке. Прибрежная полоса растянулась вдоль всего городка. Справа нагромождены бары, но слева — непроглядная темень. Ворчливо перекатываются камни, шелестит прибой. Море — черный зверь с серебристыми подпалинами.

Я миную лодочный гараж и мусорные баки. К коже присасываются комары. Бежать сложно, я выдыхаюсь, перехожу на рысцу. Тешусь воспоминаниями. Лена у кромки моря, волны дружелюбно накатывают, и она смеется и дразнится, и манит меня в воду.

— Доброй ночи.

Голос женский, я надеюсь, это припозднившаяся курортница, но из темноты выступает Файруза. Ветер всколачивает кудри охотницы. Нож сверкает в кулаке.

— Белая четверть, — давлюсь я криком.

— Закончится через полторы минуты. Давай подождем, малыш.

Мой взгляд мечется по пляжу. Брать из убежищ оружие запрещено, так что с тесаком пришлось попрощаться. Я сжимаю в кармане смертоносный фрукт.

— Автомеханикам так мало платят? — брезгливо спрашивает Файруза.

Парирую:

— А чем занимаешься ты?

— Обслуживаю кобелей вроде тебя, — ее взор острее клинка.

Я смотрю на часы.

Двадцать секунд. Пятнадцать.

Она не улыбается, не торжествует. Она взаправду ненавидит меня. Даже больше, чем жаждет наживы.

Шесть секунд…

Я понимаю, что опоздал, что гранате требуется время, чтобы взорваться, и тянуть чеку уже не вариант. Пячусь к воде.

— Ноль! — Файзруза кидается на меня, и ночь становится днем, свет обдает нас жаром, за трепещущей струей огня — счастливый толстяк и его жена.

Я кувыркаюсь в море и слышу, как шипит моя загоревшаяся одежда. Вода остужает, я ныряю, и пламя лижет буруны.

— Он мой! — кричит Файруза.

Я всплываю в пяти метрах от берега, аккурат в тот момент, когда рассвирепевшая фурия бросается на конкурента. Толстяк целится раструбом, фыркает, но огнемет предает хозяина, слабый язычок дрожит на наконечнике, и Бойня суетливо трясет ранец.

— Не тронь его! — вопит дородная супруга.

Файруза грациозным жестом посылает нож в мишень. Я не различаю подробностей, но Бойня начинает вальсировать и дергаться, баллоны оживают, раструб блюет огнем, и Файруза превращается в пылающий факел. Она ковыляет к морю, коптясь и скворча, но поздно. Ноги прогибаются, она падает рядом с толстяком.

Выйдя на сушу, я говорю рыдающей супруге почившего Бойни:

— Надеюсь, ад есть, и черти уже долбят вашего муженька в жирную жопу.

Из глазницы покойника торчит рукоять ножа. На щетинистой морде застыла озадаченная гримаса. Вдова причитает и кидается в меня галькой. Я молча шагаю на север.

Телефон сдох в воде, но я запомнил расположение точек. Зеленая зона — это весь аквапарк на окраине города.

Около сарайчика и пустынного теннисного корта припаркован Иж Юпитер-5 с коляской. И с ключами в придачу. Чудесное совпадение, учитывая, что я помешан на советских мотоциклах. Подозрение коготком царапает нутро. Насколько честное это шоу? Я игнорирую сомнения, зыркаю вокруг и седлаю бесхозного коня.

«Я любила совсем другого человека», — говорит в моей голове Лена.

Качаю масло в карбюратор, включаю зажигание. Без толку.

«Секретка», — смекаю.

Ищу лишние детали на мотоцикле. Даже в коляску лезу. Море глушит любые звуки. Многоликий может подкрасться сзади и зарезать меня, а я даже не ойкну. Тумблер у ручки газа пробуждает машину. Тросик сцепления натянут так туго, что байк едва не сбрасывает меня на гальку.

Кручу гашетку до отказа. Мокрый от масла движок бухтит. Газую. Ветер бьет в глаза.

Я уверен, что Янис дежурит у зеленой зоны. Мне нужно время, и я мотаюсь по пустырям, посматривая на бетонные стены аквапарка, над которыми высятся аттракционы. Чутье подсказывает, что пиликнула четверть. Я наобум качу к пункту назначения. Латыш смиренно стоит у касс. Кроме него, перед аквапарком ни души.

— Что у тебя за оружие? — спрашиваю, глуша мотор.

— В смысле, чем я буду тебя убивать? — Он незло улыбается. — Скальпель, приятель. Я пластический хирург, и я намереваюсь кое-что подправить.

— Белая четверть, так?

Он глядит на часы.

— Закончится через десять… девять…

Я несусь к турникетам и слышу смешок.

Безмятежная гладь бассейна отражает лунный свет. Горят прожектора на мачтах. Ни наркоманов, ни медведей, ни пираний в воде.

Я выбираю самые экстремальные горки, взбираюсь по винтовой лестнице на верхотуру. Три трубы, черная, красно-белая и золотая, как слоновьи хоботы, свисают в бассейн. Здесь, высоко над барами и шезлонгами, все завершится.

Дроны следят за мной. Один пикирует к входу и готовится встретить охотника. По истечении получаса в аквапарке неспешно появляется Янис. Он приветливо машет мне, показывает, что сейчас присоединится. Я мог гонять на Юпитере вокруг города, затаиться, кое-как дотянуть до рассвета. Но я знаю, что такое вялое действо не впечатлит зрителя.

Металл поскрипывает.

Янис поднимается.

Съехать по одной из горок? Но где гарантия, что в пластиковой кишке не установлены лезвия, превращающие плоть в фарш?

Я принимаю боевую стойку.

— Ты последний, — говорит латыш, — остальные Мертвецы проиграли.

«Рано в этом году», — думаю я.

В длинных пальцах Яниса возникает скальпель.

Встревоженно чирикают дроны.

Я понимаю, что умру здесь. И осознание это вызывает в душе облегчение. Красивое место. Респектабельный убийца. Гордая смерть воина.

Но прежде…

Я бросаюсь на врага и ощущаю жар в районе ребер. По животу струится кровь. Я пробую ударить, но бритва снова чиркает по коже. Как же он ловок, гад!

Я хватаюсь за раненое плечо, тараню головой.

Скальпель обжигает щеку.

Кровоточа, я пячусь, покуда не упираюсь спиной в ограду.

Последний шанс прикончить охотника — дернуть чеку в кармане и взорвать нас обоих. Но меня всегда бесили выпуски, где гибли все участники. Они лишают игру смысла.

Пускай озолотится.

— Давай, — рычу я.

Он хмыкает, заносит руку.

Из подлетевшего чересчур близко дрона вырывается чуть заметный разряд. Жалит охотника в шею. Сомнения отпадают. Сценаристы жульничают.

Янис парализован и потрясен.

Я не трачу время на размышления. Бью, как учили, ребром ладони, и он валится на рифленый помост.

Обездвиженный охотник стонет.

Я не подвергаю сомнению мастерство операторов. Зритель не учует подвох. Все будет выглядеть так, будто я без сторонней помощи справился с Многоликим. В повторе видео перемонтируют.

Все — ложь, так сказала мне Лена, узнав, наконец, что ее возлюбленный ведет двойную жизнь.

— А что я мог ей сказать? — интересуюсь у поверженного Яниса. — В первую же нашу встречу она спросила, не один ли я из тех, кто смотрит эти мерзкие шоу.

— Ты… — цедит латыш, — шестерка Мастера.

О нет. Я кто угодно, но не шестерка.

Я скромный автомеханик с однокомнатной квартиркой в Подмосковье.

Я утомившийся от денег потомок династии телемагнатов.  

— Я и есть Мастер, — говорю на ухо охотнику. Волочу его к горке. Отбираю мобильник. Расстегиваю льняную рубаху и прикусываю зубами чеку гранаты.

Она сказала, что презирает меня. Но я посылал всех этих бедолаг на смерть. И мои убеждения, что они рисковали жизнью добровольно, она отвергала.

Ты смог бы? Ты сам поучаствовал бы в своем шоу?

Я срываю чеку и сую гранату за пазуху Яниса. Кажется, я видел похожую сцену в стареньком фильме. Зрителю понравится, можно даже произнести напутствующую фразу, но на ум ничего не приходит. Я молча сталкиваю охотника в трубу.

Спустя несколько секунд раздается грохот. Горка взрывается посередине, летят куски пластика, ошметки мяса. Спрятанные лезвия доделывают работу. В бассейн брызжет кровь.

Я не испытываю ни малейшего удовольствия. Чертовы сценаристы вели меня сквозь турнир, без их помощи, о которой я, кстати, не просил, я был бы уже мертв.

Завтра же уволю их к чертовой матери.

А пока…

Я включаю телефон Яниса и по памяти набираю номер.

Окруженный звездами и дронами, взволнованно слушаю гудки. Она отвечает после четвертого. Судя по голосу, она плакала.

— Привет. 

Автор: Максим Кабир

Источник (DARKER - онлайн-журнал ужасов и мистики)

Страница автора на фантлаб

КРИПОТА – Первый Страшный канал в Telegram