Третья модель

Вчера канал «Банкста» привел любопытный график, сопроводив его скупой констатацией: «...Прямые иностранные инвестиции в Китай упали до самого низкого уровня за последние 30 лет. Показатель стал самым низким с 1993 года. @banksta...»

Ситуация для Китая становится, прямо скажем, критической. Китай, как и Россия, в 2008 году попал в катастрофический сюжет, потребовавший от него отказа от предыдущего проекта развития, основанного на конкурентном преимуществе — дешевой рабочей силе и перехода к новому проекту — ориентации на внутренний рынок, как замене выпавшего экспорта. Для чего, понятно, пришлось в срочном порядке поднимать платежеспособность населения и ускоренно заниматься подъемом заработной платы. Иностранные инвестиции для Китая стали тем, чем была для России накопленная подушка нефтегазовых (и сырьевых вообще) сверхдоходов.

Единственное ключевое отличие Китая от России заключалось в том, что Китай осуществил переход от одной модели к другой, Россия — нет.

Проблема Китая заключается в том, что снижение внешних инвестиций для него равнозначно исчерпанию финансовой подушки у России, что и произошло сегодня. Без внешних инвестиций китайская экономика не в состоянии поддерживать текущую модель развития, слишком высок накопленный ею совокупный долг.

Фактически перед китайским руководством стоит вполне конкретная задача: в третий раз за последние 15 лет менять проект развития. Первый раз это произошло в 2008 году и было названо переходом к «обществу среднего достатка», затем этот проект пришлось существенно дополнить и скорректировать «обществом социального кредита», но и тот, и другой проект без внешних инвестиций, то есть, без постоянного притока денег извне, существовать неспособны.

Выхода из сложившейся ситуации два. Первый — банкротство всей экономики. Она попросту не потянет все накопленные проблемы при столь неблагоприятных условиях. Второй выход — плюнуть на значительную часть экономики и спасать хотя бы что-то.

Логика объясняется достаточно просто. Китай накопил колоссальную внутреннюю энтропию, поэтому он должен либо сбросить её за пределы своей системы, либо разделить свою систему, перебросив в одну из ее частей все негативные факторы, очистив другую часть и создав проект развития для этой спасенной части.

Первый сюжет невозможен без крупной войны, в которой Китай обязан победить и компенсировать накопленные довоенные противоречия плюс военные затраты на проигравшего. Учитывая размеры необходимой компенсации, противником Китая должна стать экономика, способная потянуть такие репарации, а таких экономик в мире меньше, чем пальцев на одной руке. Кроме того, нужно понимать, что Китай и война — это вещи почти несовместимые. Крайне сложно даже представить себе сюжет, в котором Китай может одержать победу такого масштаба. Начать войну — не вопрос, вопрос в ее результатах.

Второй сюжет не лучше. Он означает принудительное опускание 70-80 процентов населения страны в нищету и концлагерь с тем, чтобы создать на месте достаточно разнообразной и диверсифицированной сегодняшней экономики высокотехнологичные кластеры, способные не только конкурировать, но и опережать в развитии передовые технологии двух других конкурирующих рынков — европейского и американского. Задача чудовищно сложная сама по себе, но при этом еще и отягощенная очевидной социальной катастрофой внутри самого Китая, которую он может купировать одним образом — созданием в стране огромного концлагеря, в который будет принудительно помещена основная часть населения. То есть — две параллельные задачи, требующие очень высокого порядка управления. Китайская система управления хороша, особенно в сравнении с большинством систем в других странах, однако никто не может сказать — вытянет ли она постановку, разработку и тем более реализацию подобных задач. Возможно, что воевать окажется проще.

Кроме того, нужно понимать, что в случае выбора второго сюжета в стране неизбежно должны возникнуть две параллельные системы управления - одна для управления концлагерем, вторая - для управления высокотехнологичными кластерами. Трудно сказать, была ли в истории вообще подобная ситуация, по крайней мере на таком уровне, но то, что задача предельно нетривиальная - факт.

Однако оставлять «как есть» - это вообще не выход. Чем все закончится, можно видеть на примере России. Кремль так и не сумел не только реализовать, но даже сформулировать внятно иной проект развития после краха 2008 года. И последовательно прошел через структурный кризис (2008-2012), системный кризис (2012-1019) и вошел в состояние катастрофы (2020-2022), и в 2022 году вошел в нее полностью и целиком. Крах теперь — это вопрос времени и остатков устойчивости системы, но развернуть вектор обратно без разрушения самой системы уже невозможно.

Китай сегодня находится в стадии системного кризиса, и у него еще есть шанс выйти из него в какое-то устойчивое состояние. Однако это будет в любом случае совершенно другой Китай, чем сегодня. При том никто не даст гарантии, что нынешний режим в новом Китае сумеет сохраниться. Когда говорят о том, что Китай — это «вещь в себе», что он способен существовать исключительно в жесткой иерархической и авторитарной модели управления, то это не совсем так — на Тайване те же самые китайцы, и они как-то сумели создать свою собственную, и очень специфическую, но демократическую систему управления. В этом смысле считать, что материковый Китай без КПК «загнется», было бы преувеличением. Причем сильным.

Но, повторюсь — никто не может сказать, каким будет новый режим в новом Китае, если выход из нынешнего системного кризиса увенчается успехом. Вопрос лишь в том — по какому сценарию китайцы решат из него выходить.

Могут и не решить. Вопрос о власти — крайне важный, буквально экзистенциальный. Если КПК решит, что в ходе реформ она однозначно утратит власть, то, возможно, реформы так и не начнутся. В России на реформирование после 2008 года не решились по этой же самой причине — ворье и бандиты прекрасно понимают, что в любой другой России их шансы равны нулю, в любой другой России они вернутся обратно в свое маргинальное состояние уголовной прослойки. Поэтому реформ и не случилось, поэтому мы прошли через все стадии деградации и сегодня находимся на последнем ее этапе. Кто знает, может КПК тоже не рискнет — ей есть что терять. Власть — это высшая ценность, и своими руками создать условия для ее утраты — это не так просто.

Но деваться некуда. Китайскому руководству придется последовательно делать два выбора. Первый — начинать ли новые реформы, третьи за последние полтора десятилетия. И второй — какие именно реформы. Связанные с внешней войной или с внутренней трансформацией. Совместить не получится.