Тренер и две его лучшие посетительницы занимаются сексом втроем в пустом зале

Тренер и две его лучшие посетительницы занимаются сексом втроем в пустом зале




⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Тренер и две его лучшие посетительницы занимаются сексом втроем в пустом зале

Моим родителям,которые хотели встретить в своей жизни настоящую, чистую, светлую любовь, при этом, даже и не задумываясь над тем, что их желания могут стать несбывшейся мечтой,

посвящается эта книга…



Несмотря на то, что моя повесть основана на документальных фактах и в ней описаны реальные события, часть задействованных в ней героев, на момент написания данной книги, находятся в добром здравии, чего я им и желаю на долгие годы. Поэтому их подлинные имена и фамилии изменены.

И любые совпадения с другими отдельными лицами, названиями каких-то мест и похожими событиями, считаю чистой случайностью.



Автор

«Шутить с мечтой опасно;

разбитая мечта может составить

несчастье жизни…»

Д.М. Писарев,

русский публицист и критик


Часть первая


Глава первая


Детство


«Благословенно детство за то благо,

которое оно дает само, и за то добро,

которое оно производит, не зная и не

желая этого, только заставляя, позволяя

себя любить. Только благодаря ему, мы

видим на Земле частичку Рая…»

Анри Фредерик Амиель,

Швейцарский философ и поэт



У каждого человека в детстве была своя мечта, и не одна. Какая-то из них осталась в далеком и безвозвратном прошлом, затерявшись во времени и утратив свою актуальность, и даже, наверное, обретя наивный смысл с точки зрения оценки прожитых этим человеком лет. А какая-то породила, быть может, хорошие идеи, впоследствии положенные в зарождение крупных замыслов и решающих действий. Но иногда в душе и в памяти остаются воспоминания о той мечте детства, которая (в силу определенных обстоятельств или просто необъяснимых причин) так и не смогла реализоваться: ни полностью, ни частично. И тогда при воспоминании о прошлом невольно возникает легкая грусть, а, может быть, непреходящая, периодическая тоска о чем-то несвершившемся, для воплощения которого не хватило множества лет, а иной раз и всей жизни.

Пожалуй, самая первая моя мечта, мечта моего детства, была стать машинистом тепловоза. Мне было лет пять или шесть, мы жили с мамой и бабушкой в районе железнодорожного вокзала. Настолько близко к нему, всего одна автобусная остановка, что в открытые двери балкона днем, а особенно тихими вечерами, часто доносилось: «Внимание, внимание! Будьте осторожны! Поезд… прибывает на первый путь. Нумерация вагонов…» И частенько остальные слова прерывались, заглушались почти не перестающим шумом от нескончаемого, казалось, потока машин; идущих по проезжей части одного из главных проспектов нашего города. Именно на него и выходили все окна нашей квартиры. К этому шуму, как и к любому отрицательному фактору, мешающему приятно существовать под крышей отчего дома, и который просто невозможно исключить из бытовой жизни, наверное, трудно привыкнуть. Но смириться с этим все же можно и даже нужно, хотя бы потому, что другого выхода просто нет. «…Стоянка поезда – двадцать минут…», снова доносится со стороны вокзала.

Помню у меня была детская железная дорога (производства Германии). Паровоз, близкая копия настоящего, и два вагончика. Я отправлял их по маленьким рельсам, которые собирались между собой в довольно большой круг предварительно пустив по ним питание, поступающее от двух квадратных батареек. Такая игрушка, в большой красивой коробке, с яркими и красочными рисунками на крышке, в конце шестидесятых годов была достаточной редкостью, во времена всеобщего дефицита почти всех товаров народного потребления, а детских игрушек - тем более. И, наверное, стоила порядочных денег, следуя советской ценовой политике, когда «все самое дорогое предназначалось детям».

Я уже в ту пору это понимал или только делал вид, что разбираюсь в столь серьезных для ребенка вопросах. И вот, с гордым видом обладания такой вещицей и, с важностью свернув трубочкой газету (без которой тогда не могла, просто не имела морального права обходиться ни одна советская семья, составляющая ячейку общества, и поэтому-то в стране развитого социализма, самом читающем государстве в мире, и была, наверное, с бумагой «напряженка»), подставлял ее ко рту и, представляя себя дежурным по вокзалу, громко объявлял: «…Будьте осторожны, будьте внимательны! Отойдите от края платформы!».

Но самым интересным было, конечно, то, когда мы с мамой, почти каждый вечер, прогуливались на вокзале по перрону в момент прихода какого-нибудь поезда. И тогда уже где-то над головой, в ушах и, казалось, во мне самом звучало металлическим женским голосом: «…прибывает на первый путь, нумерация вагонов с хвоста поезда. Стоянка поезда…».

И я, иной раз до боли в глазах, всматривался в то направление, откуда он вот-вот придет, чтобы увидеть его первым, раньше других. И действительно, длинный состав, во главе которого предмет моего нескрываемого и неудовлетворенного интереса - локомотив, медленно, стуча и пыхтя, подходит все ближе и ближе. И это чувствуется, кажется по всему перрону; а особенно, по ногам, которые ощущают всю тяжесть его величавой поступи.

Один раз мы подошли к самому тепловозу, чтобы рассмотреть его поближе. Из окна кабины выглядывал машинист, и была открыта дверь в рабочий отсек этого большого «корабля на колесах», куда мне хотелось, конечно, не только заглянуть, но и обязательно войти.

«Дяденька, дяденька! А я тоже буду машинистом!» - говорил я с гордостью. А он улыбался и отвечал, что надо сначала подрасти и хорошо закончить школу, а уже потом мечтать. Ну разве эти слова могли стать препятствием для детской мечты? Надо сказать, что позже, когда я вырос и отучился в школе, то действительно закончил железнодорожное училище, правда, по другой специальности, так и не выбрав профессию машиниста. Даже, более того, ни дня не работал на железной дороге, и что самое обидное – никогда не побывал в кабине тепловоза, рядом с машинистом. Просто потому, что позже мне это уже не так было интересно, как раньше. Но эта мечта детства навсегда осталась у меня в памяти, как одна из страниц о чем-то дорогом и хорошем.

А когда я учился в начальных классах школы, помню увлекся коллекционированием всего, что только попадалось во времена всеобщего дефицита под руку в магазинах и газетных киосках «Союзпечати». Бедная мама! Как у нее на все это хватало нервов, терпения, а главное – средств? Меня бездумно интересовало все: марки и значки, спичечные этикетки, монеты и еще много разных вещей. Она мне тогда дала в воспитании личности (а это, согласитесь, один из его элементов) больше, чем я позже смог дать и сделать для своей родной дочери. Так вот, среди бесконечного и бесцельного коллекционирования всевозможных открыток (а кроме красивых, поздравительных – это и с видами городов, кораблей, иллюстраций к сказкам и к другим произведениям), одним из главных было – собирательство артистов, то есть фото актеров советского кино. Надо сказать, очень редкими вещами они тогда были, хоть и стоили сущие копейки. Тот, кто это время захватил и помнит, согласится со мной. Я знал всех, или почти всех знаменитых артистов советского кино в лицо и по именам – фамилиям, начиная годов так с пятидесятых.

Этому еще способствовало и то, что я по возможности выклянчивал деньги на покупку журналов о кино, где и размещались их портреты. Но таких журналов в то время было всего-то два: «Советский Экран» и рекламный еженедельник «Спутник кинозрителя». Оба - со смешным тиражом, на всю переживавшую печатный «голод» страну. Надо ли говорить о том, что купить их было практически невозможно, и тогда я чаще всего переключал свое внимание на алма-атинский черно–белый журнал «Новый фильм», но он не был таким интересным, как выше названные. Зато у мамы сохранились открытки, которые она собирала в свое время, правда, черно – белого изображения, с кадрами из фильмов, кинохитов тех времен: «Веселые ребята», «Сказание о Земле Сибирской» и других. И если бы мне в ту пору довелось кого-то из артистов случайно увидеть «живьем», например, на улице (о чем я кстати тоже частенько мечтал), то сразу бы узнал не только советских, таких как М.Ладынина, П.Кадочников, Н.Крючков, но и «заморских» - будь то Жан Марэ, Радж Капур или Ив Монтан.

И как вы понимаете, примерно в пятом классе я себя уже представлял артистом кино и «готовился» поступать, да ни куда-нибудь, а в Москву, во ВГИК (Всесоюзный государственный институт кинематографии). А чтобы моя мечта смогла воплотится в реальность, я узнал, какие экзамены сдают при поступлении (вот интересно, а про конкурс под сто человек на одно место, не думал?).

И даже в какой-то короткий период ходил заниматься в театральную студию при ДК железнодорожников. Помню, мне тогда доверили в каком-то спектакле эпизодическую роль, которой я все равно гордился и был несказанно рад, со словами типа: «Кушать подано!», я должен был играть немецкого солдата, а именно: выйти на сцену, передать другому «фашисту» бумажку (а по сценарию это очень важное донесение) и сказать всего лишь одну фразу: «Герр – обер лейтенант! Немен зи битте, дрингент пакет!», и все. Развернуться, щелкнуть каблуками и уйти. Но самое главное заключалось в том, как я произнесу эти «заветные» слова. Наверное, я тогда говорил с очень сильным акцентом, то есть со слабым намеком на немецкий язык, так как в школе изучал, да не изучил – английский. Но почему-то эта фраза осталась у меня до сих пор в голове.

Вот она – великая сила искусства! Вообще не понимаю, что это за спектакль мог быть такой, с участием детей да еще и в советское время, чтобы нужно было показать немецких солдат? Фильма о Штирлице тогда еще и в помине не было. Может, кстати, «Молодая Гвардия» или что-то в этом роде? Название сейчас уже не вспомню, но запомнилось то, что, придя домой, сразу после назначения на роль, я сделал себе красную повязку на рукав с изображением в белом кружочке черной немецкой свастики. Вот был бы смех, если бы в этой повязочке да выйти дежурным по коридору на школьной перемене (а тогда у каждого класса по определенному графику были такие обязанности), представляю лицо завуча или директора! Тогда бы им точно принесли пакет из Гороно с приглашением к секретарю парторганизации.

А вообще я в детстве, по словам очевидцев, был очень подвижным мальчиком. В детском садике постоянно, как самый активный, участвовал в каких-то утренниках и праздниках, а также в других показательных мероприятиях. Дома, частенько, под режиссерским началом моей бабушки, у нас проходили всевозможные небольшие сценки или миниконцерты, обязательно костюмированные, с участием таких же активных детей – друзей нашей семьи. Я любил танцевать «цыганочку», хлопая себя ладонями по груди и по бокам, разбрасывая руки по очереди в такт музыки. А концовка у меня всегда завершалась почему-то вприсядку.

Декламировал стихи Агнии Барто и других детских поэтов. Вот все это позже и натолкнуло меня на мысль стать артистом кино и поступить во ВГИК. Но, думаю, это мечта во мне прожила недолго, потому что она не выдержала конкуренции с моим страстным увлечением, тоже с детства, - читать книги. И опять это вышло «боком» для мамы. Я стал на ее, естественно, деньги собирать личную, как тогда с гордостью всем говорил, библиотеку. А во времена «книжного голода» в СССР это было не простое и не дешевое увлечение даже для тех, у кого были деньги. Ведь тогда Союз был самой читаемой страной в мире. И редко, в какой семье отсутствовала хоть небольшая, пусть книг в пятьдесят, но зато своя библиотека. Я очень много читал. Чего, к сожалению, нельзя сказать о настоящем времени. Во-первых, его совсем не хватает, и потом к содержанию многих книг просто утратился интерес; они потеряли, к сожалению, для меня свою актуальность в нарастающей скорости современной жизни и с постоянным изменением прогресса, а некоторые кажутся порой до смешного наивными.

Не помню, с какого возраста я стал «пробовать перо», то есть писать сначала стихи, мало отличающиеся от прозы, затем «серьезные романы» и, конечно же, фантастику. Какая-то очень малая часть того эпистолярного материала у меня сохранилась и по сей день. Я тогда себе даже придумал литературный псевдоним (не знаю, правда, зачем?) - Николай Авадаев. И был уверен в том, или очень того хотел, что когда-нибудь буду писать и выпускать свои книги. Но позже, когда достиг примерно десятилетнего возраста (а писать меня учили еще до школы), я расстался с этой «несерьезной» мечтой – стать писателем. Хотя на протяжении всего времени, когда учился в школе, постоянно что-то записывал в толстые тетради, вырезал различные статьи, собирая их в тематические картотеки.

А после школы, уже обучаясь в училище и испытав в душе все тяготы первой безответной юношеской влюбленности, весь полученный урон от которой тогда для меня был идентичен краху Римской империи, я, неожиданно для себя, стал писать стихи (которые в школе, кстати говоря, никогда не любил) с тайной далекой надеждой на то, что все таки обо мне кто-нибудь когда-нибудь узнает как о поэте. Но затем скоро понял, что об этом глупо мечтать. Как это я - и поэт! Ну какой из меня поэт? И больше на эту тему не думал.


Глава вторая


Безотцовщина


Я родился, рос и вырос безотцовщиной. А поскольку меня воспитывали мама и бабушка, то, следовательно, и воспитание получил, так сказать, «однополое», женское, со всеми вытекающими последствиями в детстве: эгоист, «маменькин сынок», капризный ребенок, которому старались во многом потакать и поменьше отказывать. И уже во взрослой жизни, как результат: не приспособленный (как мужчина) в быту человек. Руками ничего делать не могу и не умею, следовательно, ремонт в квартире, стройка, огород – дача (их у нас отродясь не было), а также работа со всевозможными инструментами и железками – это не мое. Конечно, гвоздь в стену – забью, но согласитесь, в наш век новейших технологий этого совсем недостаточно. Может быть, поэтому я абсолютно равнодушен к всевозможной, кроме радиобытовой, технике.

Не автолюбитель. Меня совсем не интересуют машины (разве что только в виде автобусов в момент ожидания их в час пик на остановке). Вообще считаю, что в наш век, когда цивилизация стремительно развивается, стараясь обогнать время, дни автомобилей сочтены. Еще лет двадцать, от силы тридцать, и человечество от них откажется. Почему? Да оттого, хотя бы, что кроме одного положительного качества как средства передвижения (никто не спорит, как это жизненно необходимо), сами посчитайте, сколько существует у них минусов: бензин, запчасти, аварийность, загрязнение окружающей среды. Про тупоголовость отдельных водителей говорить не стану.

Как факт, ну кому такой будущий муж (надежда и опора семьи) нужен? И чему такой отец научит своего ребенка? Но достаточно самокритики. Как говорится: что есть, то есть. Хотя кто-нибудь из вас мне захочет и возразить: «Многие росли без отцов, но стали настоящими мужчинами и чего-то добились в жизни, достигнув определенных результатов и целей». Согласен. Только не каждый найдет в себе силы и желание «ломать» себя, изменяя привычкам или поступая наперекор принятым лично им правилам и сложившимся принципам. И вообще, учиться намного позже тому, чему его не научили и к чему не привили раньше.

Таким ребенком я рос, и мне кажется, даже сейчас помню это. Хотя надо отдать должное моим родителям – маме и бабушке, теперь я их так буду называть, чтобы внести ясность, о ком идет речь, они меня воспитывали в духе культуры, вежливости, прививая правила приличия и хорошего тона. Времена были такие, да и семья интеллигентная. Классический пример: учитель (бабушка) – врач (мама). И Боже упаси меня обидеть кого-нибудь из современных воспитателей своих детей, так как не берусь анализировать здоровые и неблагополучные семьи. Я просто описываю ту среду, в которой рос.

А поскольку моя мама была врачом, правда не лечащим, но все равно, а я ее единственным сынулей, то она, естественно, сильно и бдительно следила за моим здоровьем, хотя бы еще и потому, что для этого был повод. Я рос слабеньким, худым (это у нас генное, все родственники близкие и дальние, полнотой не страдали) и, как факт, постоянно болел. Это тоже помню. Простудные заболевания ко мне липли и липли. А еще мама была обеспокоена тем, что я до школы «плохо рос». Хотя уже в первом классе был на голову выше всех (длинный и худой). А на физкультуре (кстати, никогда ее особо не любил, еще один признак не мужского воспитания, наверное) всегда в строю стоял первым.

Однажды, когда мне было около пяти лет, я сильно болел. Лежал на диване с высокой температурой и ко мне ходила медсестра из поликлиники делать уколы. И тогда мне до сих пор запомнился один момент. Он был короткий, как миг, но память почему то именно его мне постоянно воспроизводит, причем на протяжении всей моей теперь уже сознательной жизни, и не дает его забыть. В небольшом простенке нашей квартиры, между коридором и кухней, стоит худощавый мужчина, среднего роста, в белом халате. Он пришел попроведать меня. В руках у него какая-то игрушка или гостинец в виде фруктов, точно не могу сказать. Но он стоит, мнется и не подходит к моему дивану. Его образ помню… А вот лицо… Нет… И все. На этом память обрывается!

Говорят, чтобы что-то запомнить, надо что-то забыть. Неоспоримый факт. Я считаю, что никогда не отличался сильно хорошей памятью, в школе учился средне, и обо мне нельзя было сказать, что все схватывал «на лету». Но почему именно этот момент, эту «картинку» запомнил? И, спустя так много лет, мне память снова и снова рисует ее достаточно ясно? Кто был этот мужчина? Врач, а может быть, мамин знакомый? На эти вопросы уже ответов нет.

В советское время, приходящееся на годы моего детства, было совсем другое (что вполне естественно) воспитание подрастающего поколения. Сейчас я не могу точно сказать, на каком именно этапе моего развития, и что послужило тому толчком, но еще до школы, это уже точно, я стал хоть и не совсем, но понимать, что детей не аисты приносят. Их не находят в капусте, а они родятся сами, но в роддомах. Но, кажется, для этого нужны папы. А у меня его нет. Детский ум не справлялся с такими, не по годам сложными вопросами, и поэтому с ними я мог обратиться только к маме. Хоть и страшно, неловко, но все же интересно! И вот я, прыгая по дивану, спрашиваю: «Мама, мама! А ты женилась?». Что-то она мне тогда отвечала, уже не помню, но слова ее меня не убеждали, это точно, и вопрос оставался открытым. Дети ведь не могут, в силу своего возраста, долго анализировать сложные и не понятные им вещи, и они их просто забывают. На время!


Глава третья


Один ребенок – не ребенок!


Моя бабушка часто, по отношению ко мне, любила говорить: «Один ребенок в семье – это не ребенок, двое – это половина ребенка. А вот трое – это уже ребенок». Так я, видно, и был этим самым «настоящим» ребенком, заменяющим сразу троих детей. И она же иногда добавляла: «Это не Коля, а сто рублей убытка!». (Что при зарплате-то, к примеру, инженера, в сто двадцать рублей в советские времена, получается не просто убыток – а урон!). И в подтверждение ее слов, я был капризным, к тому же – «очень живым» мальчиком – эгоистом. Мама позже вспоминала, когда она выходила во двор со мной гулять, то соседи сразу же хватали своих чад за ручки и побыстрее, от греха подальше, уводили, если не домой, то хотя бы «перемещали» их на безопасное от меня расстояние.

А еще, мы чуть ли не каждый год, примерно до моего десятилетия, летом ездили в Алма-Ату. У нас там жила почти вся близкая и дальняя родня. И, конечно же, родной брат мамы, а для меня - просто дядя Леня. В отличие от моей матери, у него нормально сложилась личная жизнь и вся дальнейшая судьба. Может быть, я понял это только сейчас, когда пишу эти строки. Дядя на протяжении всей жизни, от моего рождения и до последнего дня пребывания на этом свете моей мамы, всячески, как только мог помогал ей. Сначала, наверное, его забота была адресована моей бабушке, а потом, когда ее не стало, и своей родной сестре. Быть может, он чувствовал себя уж если не виноватым в том, что она жила одна – без мужа (к этой те
Классный секс с красивой блондинкой и партнером
Порно видео с Sophia Ducati (София Дукати)
Нуру массажистка облилась маслом и трётся сиськами о спину негра

Report Page