Транстремер стихи и проза

Скачать файл - Транстремер стихи и проза

ЛЬЮИС Клайв Стейплз Интервью , Цитаты , О Человеке , Поэзия , Аудио. СОКУРОВ Александр Николаевич Цитаты , Интервью , Статьи , О Человеке. ЛУНГИН Павел Семенович Интервью. АВЕРИНЦЕВ Сергей Сергеевич Поэзия , Цитаты , Статьи , Интервью , О Человеке , Аудио. ФРА БЕАТО АНДЖЕЛИКО О Живописи. ЗУБОВ Андрей Борисович Интервью , Статьи , Цитаты , Аудио. КУСТУРИЦА Эмир Интервью , Цитаты , О Человеке. ГРАНИН Даниил Александрович Интервью , Цитаты , Статьи , Проза , О Человеке , Аудио. ДЕСНИЦКИЙ Андрей Сергеевич Интервью , Статьи , Поэзия , Проза , Цитаты , Аудио. ХАМАТОВА Чулпан Наилевна Интервью. ЗАНУССИ Кшиштоф Интервью , Статьи , О Человеке , Аудио. МАМОНОВ Пётр Николаевич Интервью , Цитаты , Аудио. АРАБОВ Юрий Николаевич Интервью , Поэзия , Статьи , Проза , Аудио. БОНДАРЧУК Алёна Сергеевна ВАСИЛЬЕВА Екатерина Сергеевна КОЛЛИНЗ Френсис Селлерс ЛУНГИН Павел Семенович МАКСИМОВ Андрей Маркович НИКОЛАЕВА Олеся Александровна ПОГУДИН Олег Евгеньевич РЫБНИКОВ Алексей Львович СТЕБЛОВ Евгений Юрьевич СТУПКА Богдан Сильвестрович. О Проекте Апологетика Новый Завет Литургия Проповедь Галереи Музыкальная коллекция Контакты Главная Имена Интервью Поэзия Цитаты Проза Статьи О Человеке Видео Аудио Алфавитный указатель: Поэзия Интервью О Человеке Фотогалерея. Транстрёмер рассматривается наравне с Эмануэлем Сведенборгом, Августом Стриндбергом и Ингмаром Бергманом, не только шведами, но и всей современной мировой культурой как один из тех, кто составляет так называемое лицо национального шведского мировосприятия во всеобщем мировом и интернациональном целом, то есть - выходящем за рамки узко-национального. В году он получил и самую престижную европейскую поэтическую Премию Петрарки, присуждаемую в Германии. Почти всю жизнь провёл в городе Вестерос. Последние годы прожил с женой Моникой в Стокгольме. РОМАНСКИЕ АРКИ В глубине огромной романской церкви в полумраке толпились туристы. Свод зиял за сводом, насколько хватало глаз. Безликий ангел обнял меня и наполнил своим шепотом мое тело: В глубине тебя открывается свод за сводом, уходя в бесконечность. Ослепший от слез, я очутился на площади, затопленной солнцем, вместе с мистером и миссис Джоунз, господином Танакой и синьорой Сабатини, и в глубине каждого из них открывался свод за сводом, уходя в бесконечность. Андреева ALLEGRO Играю Гайдна на исходе чёрного дня и ощущаю лёгкое тепло в ладонях. Звук зелен, весел и тих. Звук говорит, что свобода есть и что кто-то не платит кесарю подать. Засунув руки в карманы Гайдна, я подражаю тому, кто спокойно смотрит на мир. Я поднимаю флаг Гайдна, что означает: Музыка - это стеклянный дом на склоне где камни летят, катятся камни. И катятся камни насквозь но оконные стёкла целы. Мощный взрыв, и запоздалый топот спасателей, корабли, важничающие на рейде, деньги, заползающие в кошелёк не к тому, к кому надо, требования, громоздящиеся на требованиях, красные зияющие чашечки цветка, потеющие предчувствиями войн. Из трактира сквозь стену — в светлую мастерскую в мгновение, что будет длиться века. За ней на стене висит мятая карта: Спокойное дыхание… Неизвестная синяя ткань, пришпиленная к спинке стульев. Золотые заклёпки с невиданной скоростью влетели в комнату и резко застыли, словно они никогда ничем иным не были, как самой неподвижностью. В ушах шумит от глубины или высоты. Это давление с той стороны стены. Оно подвешивает в воздухе каждый факт и сообщает кисти устойчивость. Больно проходить сквозь стены, начинаешь хворать, но это необходимо. Но есть стены… А стена — часть тебя самого — догадываешься ты об этом или нет, но это так для всех, исключая младенцев. Для них её просто нет. Ясное небо прислонилось к стене. Это как молитва, обращённая к пустоте. И пустота поворачивает к нам лицом шепча: Прибрежные виллы движутся боком они горделивы как крабы. Статуи мигают от солнца. Бешеное море огня там, где в пространстве, пройдя сквозь землю, становится лаской. Мы предлагаем вам сегодня небольшую подборку цитат из интервью Транстрёмера разных лет. Что нобелевский лауреат говорил в разные годы о себе, о поэзии, о музыке, о политике и религии. Швеция была нейтральной страной, но окружающие страны были оккупированы Германией - Норвегия была оккупирована, Дания была оккупирована. Швеция была независимой, но в то же самое время находилась в изоляции. Люди разделились - одни были за немцев, другие - за союзников. Напряжение было очень сильное, и в детстве я его постоянно ощущал. Родители развелись, я жил с мамой. У нас были родственники, с которыми мы были очень близки. Все они были крайне резко настроены против Гитлера, и я был наиболее воинствующим сторонником антигерманской коалиции. Вообще, я был в детстве таким маленьким профессором, дети так не должны себя вести. Я все время всем читал лекции - и следил за войной по газетам очень внимательно. Нашими героями были Ливингстон и Стэнли, вообще люди такого типа. Всегда собирался в Африку и в другие далекие страны. Биология для меня всегда была очень важна. Я собирал по преимуществу жуков, у меня была большая коллекция. Постоянно бродил повсюду с сачком в руках. Это был сильный опыт. По возвращении оказалось, что я не то чтобы нищий, но денег совсем не было. В году была опубликована моя первая книга, и я получил за нее премию. Эти деньги я истратил на восточное путешествие - поехал в Турцию и на Ближний Восток, а в то время это были совсем не туристические страны, особенно Турция. Это было настоящее приключение. Сегодняшние молодые люди тоже путешествуют с рюкзаками, как и я когда-то. Но теперь так делают все. Если бы ходил в детский сад, если бы оказался воспитан в совершенно другой культуре, если бы не было никаких злобных учителей в Южной латинской гимназии Стокгольма? Я думаю, все равно проявились бы какие-то художественные наклонности, но в какой-то другой профессии. Что-нибудь связанное с людьми. Я думаю, потому, что он работал в том же направлении, что и я. Чаще оказываешься в руках специалиста по языку, который либо не чувствует поэзии, либо вообще ею не интересуется. Она невидима, эта аудитория, и он сам может не знать о ее существовании, но она есть - я часто думаю, что она состоит из близких друзей, из людей, которые тебя хорошо понимают. Это были действительно закрытые общества. Иногда я чувствовал себя как персонаж раннего романа Грэма Грина. Эти страны много значили и для меня, и для многих других шведов. В Швеции было много беженцев из Балтии, и мы хорошо представляли себе, что там происходило. Мы далеко на севере, но из-за Гольфстрима климат довольно мягкий… однако свет - свет арктический, такого больше нигде не бывает. Очень светлые летние месяцы и слишком темные зимы. Но бывают сны настолько яркие, что я могу их продолжать. Там было много стихотворений в прозе - Рене Шара, Элиаде, Реверди… Оказалось, что этот жанр для меня - совершенно естественный. Связь эту сложно описать, но она есть, я много имею дело с музыкой - слушаю ее и играю сам; это развивает во мне чувство музыкальной формы, которое потом переходит в стихи. Но в Швеции это очень особенные люди, чтобы стать квакером, нужно быть практически святым. Я пытаюсь определиться в отношении религии. Хотелось бы достичь какой-то определенности прежде, чем я умру. И они сильно на меня повлияли. Но мистиком я себя никогда не мог назвать. Я не думаю, что можно научить кого-нибудь писать стихи. В этой идее есть что-то странное. Что преподаватель действительно может сделать, так это создать атмосферу, в которой студенты могут взаимодействовать друг с другом как друзья и одновременно как внимательные критики - и такая атмосфера способствует творчеству. На самом деле аналогия не совсем точная, потому что в муравейнике все пригодится, а в стихотворении - не обязательно. Но одновременно все вынесенное в текст должно быть понятно читателю, который относится к нему совершенно иначе, смотрит на него холодным взглядом и не испытывает никакого вдохновения. Для молодого поэта это некоторый шок, потому что поначалу кажется, что все так же вдохновлены, как ты сам. Люди обычно сидят с каменными лицами, не смеются, не кричат. Они думают, что не выказывать эмоций - это хороший тон. Это иногда бывает трудно, невозможно понять, скучно людям или, наоборот, интересно. Другие стали не слишком популярными писателями. А я более или менее прославился, - и это, конечно, плохо влияет на отношения. То есть когда мы общаемся как человек с человеком - ничего страшного, но как только речь заходит о литературе, воскресить ту прекрасную ситуацию, в которой мы все были равны, щедры и полны надежд, становится почти невозможно. Если ты прославился, то тебя считают очень важным человеком. Если потерпел неудачу, то внезапно оказываешься всеобщим посмешищем. ВИДЯЩИЙ В ТЕМНОТЕ Из теснины болезни к чуду прекрасной обыденности. Даже в смешной, страшно серьёзной роли — я есть именно то место, где творение работает над собой. Афиногеновой В детстве я думал, что поэт — своего рода волшебник, только из второго-третьего уровня могущества. Самому главному, великому и великолепному чародею, необходимо было лишь взмахнуть волшебной палочкой, обернуться в плащ — и чудо немедленно совершится. Поэт же должен ритмично, раскатисто, а главное — в рифму, произносить слова-заклинания, и волшебство произойдёт, когда эта цепочка слов сомкнётся на каком-то звонком восклицании или затихнет в тающем звуке. С годами я убедился в том, что никто ничего толком не в состоянии разъяснить про таинство что уже, впрочем, не особенно интересно , и редкий смельчак примется объяснять, какой должна быть поэзия. Многие из читателей искренне убеждены, что законы стихосложения имеют обязательную силу, незыблемы и универсальны. Открытая рифма, равнодушное отношение к пунктуации, метафористичность, своей насыщенностью не больно поражающая, но и подвергающая сомнению любые рациональные приёмы описания мира, приводят, минимум, в недоумение. Поэзия Транстрёмера для тех, кто на волшебство и стихосложение смотрит с восторгом и надеждой: Чуть задремлешь — услышишь отчётливо чаек воскресный звон над белоснежными церковными приходами моря… Дорога, кажется, никогда не кончится. Горизонт убегает в спешке Птичий всполох на дереве. Пыль взметается у колёс. У всех колёс, спорящих со смертью. Ему уже 84 года. Он давно и серьёзно болен. О Фросте Бродский заметил: С Транстрёмером — схожая история. Родился 15 апреля в Стокгольме, учился, стал врачом-психологом сначала в тюрьме для несовершеннолетних, потом, почти пророчески, ему пришлось работать с инвалидами. Успел приобрести навыки профессионального пианиста, а в х — после аварии инсульт, прежде встреченная, а теперь принятая на себя инвалидность, но стихи, литература — всё неотделимое, неуничтоженное. Правая часть тела замерла навсегда. Тумас научился писать левой рукой. Ею же он продолжил играть на пианино специально для него сочинённые произведения. Он автор 12 книг стихов и прозы, переведённых на 60 языков. Проще говоря, Транстрёмер сконструировал новый телескоп и микроскоп в одном устройстве, с уникальными линзами метафорического свойства, которые позволяют рассматривать, приближая или удаляя, самые обычные жизненные ситуации и человеческие эмоции. Второстепенное, частное с его помощью очищается. Становится различимым, а суть вещей отчётливо проступает. Я стою, держу ручку двери, чувствую пульс дома. Транстрёмер иногда даже сам описывает этот уникальный метод визуальной метафористичности. У каждой вещи за её привычной тенью появлялась новая тень, и слышишь, как она волочится, даже когда совсем темно. Я бы поехал в Швецию, в маленький уютный Вэстерос, типичный скандинавский, почти игрушечный городок, только для того чтобы увидеть Транстрёмера. Не познакомиться, из-за болезни он не принимает посетителей уже более десяти лет. Пройти сосновой или еловой рощей по песчаной косе между заливом или излучиной моря к белому с фиолетовой крышей дому. В глубине огромной романской церкви в полумраке толпились туристы. Порой моя жизнь открывала глаза во мраке Было чувство, словно по улицам толпы брели, Слепые — в тревоге — держа путь к чуду, А я невидимкой стоял. Как ребёнок засыпает в страхе, Прислушиваясь к тяжёлой поступи сердца. Долго-долго, пока утро не вставит лучи в замок И не раскроются двери мрака. Они избегают дидактизма, гимнографичности, не годятся в маршевые стихотворцы, а сами предпочитают сочинять без конечных рифм, и если у них рождается метафора, то она, как правило, универсальна по своей многомерности. И у Транстрёмера она объективна не как идея, а как факт, испытываемый всеми инкурабельными больными. Смерть порой приходит в зените жизни, Мерку снимет. Ты же забыл, не помнишь, Кто пришёл, живёшь, как прежде жил. Афиногеновой Или Смерть склонилась надо мной, Я шахматный этюд. Афиногеновой И жизнь продолжается. В инвалидном кресле поэт сидит где-то рядом со сценой, на которой жена — Моника — читает его стихи. Они прожили больше пятидесяти. Их знают все шведы. В центре города, где они живут, на плите мостовой строки его стихов. Не все читают таблички и мемориальные надписи на стенах и плитах, но все смотрят под ноги. Швеция спит в декабре, словно шхуна, Со снятым днём такелажем, на суше. Сурово стоят Мачты её против хмурого неба. Длиннее дня эта тьма — путь, ведущий сюда, Каменист: Прокофьева Но даже если случается использовать то множественное местоимение — результат лишь подтверждает значение прежнего выбора. Мы живые гвозди, вбитые в общество! И придёт день — когда от всего отделимся. Почувствовав под крыльями воздух смерти И более кроткими став, чем здесь, более буйными. Выдающийся поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе Тумас Йоста Транстрёмер скончался 26 марта На м году жизни. Почти трехсотстраничный сборник вышел в году в издательстве ОГИ. В интервью Радио Свобода Алексей Прокопьев рассказывает о творчестве Транстрёмера и сложностях перевода его стихов. Если чего-то и не хватало для того, чтобы назвать его великим поэтом, - видимо, как раз Нобелевской премии. Вы согласны с такой формулировкой высокой награды Транстрёмера? Я думаю, это очень точное определение, хотя поэзия трудно поддается дефиниции. Дело в том, что он пишет вроде бы просто, а при переводе стихов, как ни странно, всегда бывает так: Он пишет в основном свободным стихом, правда, прекрасно владеет твердыми, так называемыми античными размерами, например, сапфической строфой, алкеевой строфой, он в этом просто мастер. Есть несколько стихотворений, написанных таким способом. Сложность состоит в том, что свободный стих сам по себе труден для перевода. Свободный стих - это не отсутствие формы, а каждый раз новая форма, уникальная форма, я бы так сказал. Я просто удивился этим стихам. Они меня покорили своей ясностью и как бы простотой, - а на самом деле очень детальным взглядом на мир, где пространству и времени, особенно пространству и длительности придается очень много внимания. Вы переводили его нерифмованным стихом, но есть и много переводов его рифмованным стихом, скажем, Ильи Кутика. Я думаю, что переводы Кутика, - скорее, в каком-то смысле, переложение. Если бы стихи были рифмованные, то в русской традиции их не стоило бы переводить нерифмованным стихом. Странно заставлять писать стихи в определенном метре, рифмы к ним придумывать, когда там этого ничего нет. А вот передать стихи, как они есть, чтобы при этом получились стихи, - когда у нас традиция свободного стиха еще не очень развита Вот эта задача, по-моему, как раз настоящая. Кстати, я не один переводил Транстрёмера, у меня есть соавтор - Александра Афиногенова. Мы переводили разные стихотворения и старались дополнять друг друга. В году вышел сборник Томаса Транстрёмера, который мы давно хотим переиздать. Как вам с ними работалось? Этот сборник очень быстро разошелся - в течение, наверное, полугода. Потому что те, кто понимают, конечно, сразу его расхватали. Оно будет отличаться только на одну пятую, потому что мы четыре пятых, наверное, всех его стихотворений перевели. Он хоть и выпустил 11 сборников, но эти сборники включают в себя восемнадцать, девятнадцать стихотворений, не более того. Он приезжал сюда два раза. На моей памяти он еще раньше приезжал, он же дружил с Геннадием Айги. Собственно говоря, это была как раз идея Геннадия Николаевича, чтобы мы с Сашей переводили Транстрёмера. Он много лет положил на то, чтобы добиться, чтобы у нас переводы Транстрёмера были именно нерифмованными, хотя в Европе уже давно все было переведено. В Швеции его почитают как главного поэта, но и во всей Европе Транстрёмер очень хорошо известен. Когда я его катал, - он же в коляске, парализованный, - он попросил остановиться у церкви Рождества Богородицы, и он очень долго на нее смотрел. Я думаю, медитировал, совершал духовную работу. Или он писал левой рукой что-то - одно слово, два. Но мы общались, тем не менее. Он ясно выражал, например, свою радость по поводу услышанных им переводов. Поэт на самом деле всегда услышит, хорошо перевели его стихи или нет, я просто это по нему видел. Все-таки фигуры такого литературного уровня встречаются не каждый день. Конечно, я их знал задолго до того, как начал переводить, они меня покорили своей ясностью и простотой, - а на самом деле очень детальным взглядом на мир, где пространству и времени, пространству и длительности уделяется очень много внимания. У него очень много глаголов движения и они как-то противостоят глаголам покоя. Скорее, это такие визионерские стихи, хотя не надо понимать, что это прозревание будущего. Это, скорее, угадывание настоящего. Не то, что мы видим, а то, что мы можем увидеть внутри вещей и мира. При использовании материалов данного сайта интерактивная ссылка на www.