Трамвай №18

https://mrakopedia.net/wiki/Трамвай_№18

Хорошим весенним днем в четверг я закончил пары сразу после обеда, и был очень мотивирован пораньше свинтить из университета. Жена с тёщей были в отпуске на морях, а тесть давно ждал меня в гости на душевный разговор. На юбилей мы подарили ему отменный самогонный аппарат, и вот наконец первый продукт, хреновуха, был готов к пробам.На выходе меня зацепил коллега, и пришлось задержаться чуть дольше, чем мне хотелось бы, но все равно в 4 часа я уже был на остановке у Цирка и ловил маршрутку. Ехать до тестя по земле было долгонько, но в метро спускаться противно – я давно не люблю подземный транспорт, и лучше было полтора часа просидеть на солнце в пустой маршрутке, чем час толкаться в пусть и прохладном, но переполненном людьми вагоне метро.

Стоило мне устроиться в конце салона и включить музыку, как в мессенджере пришло сообщение весьма сплетнического характера от коллеги, с которым мы только-только попрощались. Конечно, обсудить, кого именно из студенток пятого курса трахает декан, было интересно, и я сам не заметил, как погрузился в типичный для двух старых друзей трёп – тупой, безжалостный и грязный. Благо, ситуация на дороге и настроение этому благоприятствовали – мы стали в пробке, и как я ожидал, протянемся достаточно долго.

Расслабленный майским солнцем, шутками друга и ожиданием скорого погружения в нирвану от стакана элитного домашнего самогона, я перестал смотреть в окно и замечать время, и не заметил, как пробка рассосалась так же быстро, как и возникла. Последний раз я поднимал голову и видел в две стороны забитый машинами проспект Победы напротив Святошино, а тут осмотрелся и осознал, что мы уже минут пятнадцать как проехали нужную мне остановку под мостом на Академгородке, и едем за город.

Я вскочил и подбежал к водителю:

- Ой, остановите, пожалуйста, я проехал! Где удобно.

Водитель покосился на меня, потом метнул странный взгляд на сверкающие алым цветом убогие электронные часы под зеркалом. Там светилось 17:47.

- Потом остановлю. Тут нет по требованию.

- Подождите, как это нет? – вскипел я. – Тут торговый центр через дорогу, я там всю жизнь выхожу как в кино иду.

- Чёртово время, – сказал он себе под нос, кусая губы. – Нельзя останавливаться, нельзя выходить. Чёртово время.

- Что, простите? – переспросил я, потому что ничего не понял из его бормотания.

- Да не кипишуй ты, парень, пройдешься пять минут, – миролюбиво обронил водитель, будто сдерживая переживания. – Через остановку выпущу, две минутки.

Я очень не любил внезапной фамильярности. Для молодых преподавателей такое отношение особенно болезненно.

- В смысле, блядь, не кипишуй? За две минутки мы уже за чертой города будем. Останавливайте, я на встречу спешу…

Водитель резко дал по тормозам, не дожидаясь конца моей гневной тирады. Я почти влетел головой в поручень, но удержался. Дверь передо мной распахнулась, обдав жарким воздухом с улицы.

- Спасибо, так лучше, - сказал я, выпрыгивая из маршрутки.

Водитель посмотрел на меня через стекло, но не со злостью, как я того ожидал, а с чем-то вроде сожаления. Я подумал, что действительно был неправ, нашумев на деда – грубить мне он не собирался, просто не хотел правила нарушать, а я сам виноват, что провтыкал остановку. Но и хрен с ним, в принципе, я не самый вредный пассажир.

Маршрутка удалилась, напоследок выпустив пары дизеля, и я огляделся по сторонам. Местность возле торгового центра была вроде бы та же, что и обычно, только вот ни единой машины вокруг – ни на парковке, ни на дороге. Но в любом случае, чтоб вернуться, надо перейти дорогу, что я быстренько и сделал.

Дойдя до противоположной стороны, я увидел возле остановки маршрутки трамвайные рельсы. Это меня несказанно удивило – местная власть Киева десятилетиями уничтожала трамвайные маршруты в угоду частным перевозчикам на убогих скотовозках, именуемых маршрутками, а тут вдруг новые рельсы. Я готов был поклясться, что на Академгородке трамваев нет уже много лет…

Мои пустые размышления уже через десяток секунды прервал подходящий со стороны пригорода трамвай. Он был обклеен рекламой, шёл быстро – видимо, из новеньких составов. Над кабиной водителя (почему-то затонированной) светилась яркая надпись «18». Я хорошо знал, что восемнадцатый трамвай ходит с вокзала на Подол, и ему совершенно нечего делать в другом конце города, но в паре километров от меня ждали тесть, самогоночка и нарезанное тонкими ломтями сало – тот случай, когда между «шашечки или ехать» ты однозначно выбираешь второе. Мало ли – вдруг перебросили на новый маршрут, а лампочки не заменили.

Трамвай остановился. Никто из него не выходил, и я решительно запрыгнул внутрь. Раньше нужного мне квартала поворачивать ему было некуда, так что где-то поближе точно смогу выскочить.

Едва дверь закрылась и машина сдвинулась с места, как я почувствовал себя весьма странно. Все, абсолютно все пассажиры заполненного вагона смотрели на меня. Я понимаю, мой рассерженный и растрепанный вид взывал к вниманию, но к такого рода вниманию я был не приучен. На меня внимательно пялилась кондуктор в зелёной жилетке «Киевпастранса», уродливая смуглая старуха со свисающим как банан носом и баулом картошки, очень высокий старик в не по погоде тёплой меховой шапке, парень примерно моих лет с широкой улыбкой, маленькая сероглазая девочка в голубом платьице… да все пассажиры!

Трамвай быстро набирал ход, и я, шатаясь, подошёл к кондуктору и протянул ей денег без сдачи за билет. Она, не отрывая от меня глаз, оторвала от пачки кусок бумажки и протянула мне. Я машинально глянул на номер (счастливый попался – одни единицы), и проштамповал его в странном горизонтальном компостере, какие я видел раньше только в старых автобусах Вильнюса. Но талончик, вопреки ожиданиям, я извлёк не с дырками, а с какой-то металлической полоской посредине. Наверное, в связи с подорожанием усилили и меры контроля, решил я, и вгляделся в полоску, держась свободной рукой за поручень.

Посредине талончика было «впаяно» плоское тонкое бритвенное лезвие. Натурально, металлическое, с неровными краями – такое, как вставляли в старые бритвы. Я таким лезвием в школьные годы в тетрадках ошибки подтирал, чтоб оценку за исправления не снижали, и хорошо знал, как оно выглядит. Но долго находиться в состоянии шока мне не пришлось, потому что звякнул мессенджер, и одновременно я увидел пустое место возле самой двери, на которое почему-то никто не садился.

С удовольствием устроившись туда, я достал из кармана телефон и вступил с коллегой в полемику по поводу политики. Глупый, конечно, спор, но трамвай явно будет ехать не меньше получаса, с его-то скоростью, и уж теперь я остановку не пропущу. Спустя две реплики я повернул голову направо, чтоб осмотреться. И вскрикнул.

В пятнадцати сантиметрах от меня, на уровне глаз, я увидел белого, будто вымазанного сахарной пудрой мужика с выпученными глазами, обвисшими чёрными усами и бородкой, как у Фу Манчу в старом фильме. Он стоял, не держась за поручень, наклонившись ко мне в крайне неудобной позе – одетый в совершенно обыденные шмотки белолицый мужик со стеклянными глазами и уродливой чёрной растительностью на лице.

Я отшатнулся и посмотрел в противоположную сторону. Там сидел другой пассажир, грустно прячущий лицо в электронную книгу.

- Вы видели? – не удержавшись, спросил я достаточно громко. – На нас какой-то тип пялится.

Пассажир слева поднял на меня глаза, которые показались мне знакомыми.

- Да, видел, к сожалению, – ответил он медленным дребезжащим голосом, как у Хермеуса Моры в русской локализации Скайрима. – Я видел его не один день, и каждый раз то же самое. Это первый, но на нём многие уже срываются.

Я не понял ни единого слова из того, что он сказал, и уткнулся в телефон, где коллега пересказывал мне свежую историю из своей поездки в Одессу. Краем глаза я заметил, что белолицый мужик исчез, но убеждаться в этом не было желания.

- Скажите, а почему вы всё-таки сели в этот трамвай? Вы были совсем отчаянны? – продолжил мой сосед слева, откладывая книгу и поворачиваясь ко мне.

Не знаю, что меня к этому сподвигло – смешной дребезжащий голос собеседника, или то, что глядя на него я смогу не смотреть на местного «Фу Манчу» (наверняка какой-то городской сумасшедший просто), но я развернулся в пол оборота к «читателю» и рассмотрел его.

Он был никакой. Из тех людей, которых ты не запоминаешь с первого раза, и даже со второго, и с третьего. Я знал одного похожего майора из спецслужб, которого научился опознавать только после пятой или шестой совместной пьянки…

- О, Вы случайно, я понял, – огорчённо протянул «никакой» собеседник, не дождавшись от меня ответа на свой странный вопрос. – Тем грустнее. Ну, тянуть не будем, смысла нет…

- Кого тянуть? – поинтересовался я, хмурясь.

Это что, вагон умалишенных?

В эту секунду трамвай тряхнуло на рельсах. Я схватился руками за поручень перед собой, и было удержался, но нас еще раз тряхнуло, и я таки стукнулся обо что-то головой. Звон наполнил мою пустую башку, и я на секунду даже прикрыл глаза от боли, а когда раскрыл их, то решил, что уже мёртв.

Трамвай был почти пуст. Исчезла и усталая кондуктор в зелёном жилете, и потные работяги, и счастливые парочки. Более того, сидений в вагоне поубавилось, и пассажиры тех, что остались, меня не порадовали.

Через проход от меня справа, у окна сидел парень с совершенно белым лицом, как у уже замеченного мной «психа». Его огромные чёрные глаза были широко распахнуты, как и огромный беззубый чёрный рот, в глубине которого блестели гланды.

Прямо за ним, у того же окна, восседала старуха, уже без баула картошки. Теперь она была ещё ниже ростом, буквально ростом с комод, и шириной в плечах в метра полтора. На голове у страшной старухи был ярко-зелёный платок, а огромный бананоподобный нос свисал до нижней губы.

Напротив меня, по обратную сторону двери в трамвай, сидел дед в тёплой шапке. Только теперь я разглядел, что это чёрная овечья папаха. Дед был огромного роста – даже сидя на трамвайном месте, он доставал головой почти до самого потолка. Его лицо было начисто лишено волос. Он был в чёрном пиджаке, чёрной рубашке с красной вышивкой, оттопыренных синих галифе и гигантских грязных сапогах.

Через проход от деда в папахе, прямо за старухой, умостилась у окна сероглазая бледная девочка-блондинка лет десяти, с синим бантом и в белом платьице. Совершенно нормальная, улыбчивая девочка, локти которой были выгнуты в противоположную сторону, так что руки были согнуты к себе, а не от себя.

Все четверо образин, по которым я пробежался взглядом за несколько секунд, не моргая, смотрели на меня.

Я завизжал, как ошпаренный маслом, и подпрыгнул со своего места, пытаясь сделать шаг назад, но ощутил, как сильная рука слева дёрнула меня вниз за локоть, и затем такая же сильная рука влепила мне пощёчину, от которой в голове снова зазвенело.

Я обернулся в сторону агрессора, намереваясь не то плакать, не то кричать от обиды, и увидел озабоченность на лице моего соседа «майора». Он по-прежнему мёртвой хваткой вцепился в мой локоть, смотрел прямо на меня и говорил своим дребезжащим жутким голосом.

- Сядьте, Антон Владимирович, сядьте, и не делайте так больше. Сидите и слушайте меня. Я не буду Вас больше удерживать, но да смилуется над Вами Господь, если Вы ещё раз попытаетесь бежать.

Что здесь происходит, и почему Майор говорит штампами из голливудских фильмов?

- Какого хера тут творится? – заорал я. – Какого хера? Вы кто такие?

- У меня больше нет имени, и нет названия, – сообщил Майор. – Другие несчастные называли меня Проводником, Советником, Стражем, но Вы наверняка назовёте меня как-то по-своему. И наименование должно остаться тайным – это первое правило, которое нельзя нарушать. Не называйте вслух никаких имён.

Я обмяк и вжался в кресло. Повернул голову – пассажиры (или кто они?) всё ещё пялились на меня. Я заметил, что у бабки из-под нижней губы торчит отвратный длинный клык.

- Я буду говорить обо всём только единожды, Антон Владимирович, и при всём желании не смогу повторять правила, – продолжал Майор, и его голос становился всё более скрипучим и печальным. – Вы сели в трамвай номер восемнадцать в чёртово время. Правило второе – не оглядывайтесь. Поверьте, если Вас так напугали пассажиры, Вы уж тем более не хотите видеть лица нашего доброго водителя. Правило третье – не прикасайтесь ни к кому, кроме меня. Они не тронут Вас, пока Вы не тронете их. Правило четвёртое – не отвечайте на звонки. Вас будут искать, но не те, кому бы Вы разрешили себя найти. Правило пятое – на каждой остановке Вы должны пересаживаться. Свободных мест немного, но Вам нельзя находить на одном и том же больше чем остановку, иначе Вы никогда больше не сможете покинуть трамвай. Правило шестое – Вы не можете выйти до конечной остановки. Если Вы попытаетесь это сделать, то случится то, что страшнее всего. Если будете придерживаться всех правил, то рано или поздно трамвай прибудет на конечную станцию, где Вас освободят. Теперь я готов выслушать Вас, Антон Владимирович. Надеюсь, Вы хорошо запомнили все правила.

Наверное, я умер и попал в ад. Или это всё глупый сон. На всякий случай я ударил себя свободной рукой в грудь в область сердца, что обычно помогало мне проснуться в случае кошмара, но ничего не произошло. «Майор», увидев мою попытку грустно опустил глаза.

Со стороны парня с открытой пастью послышался клокочущий вой, но я боялся даже глядеть в его сторону, чтобы не отрывать взгляда от единственного более или менее «человека» в этом транспорте.

- Почему и как? – спросил я, наконец, когда сухость в горле прошла. – И что страшнее всего? Что может быть ещё страшнее?

- Вы же и так знаете, что страшнее всего. Зачем Вам нужен ответ? – участливо ответил Майор. – И не спрашивайте, почему. Пассажиры сами выбирают нас. Обычно это те, кто достаточно невнимателен, утомлён, глуп или сердит, чтоб сесть на несуществующий трамвай в несуществующем месте.

- Кто вы такие? Вы призраки? – прошептал я. – Надо бы помолиться, наверное, и вы уйдёте…

- Если Вы помолитесь, то назовёте имя, – спешно одернул мой удивительный собеседник. – Можете попробовать это сделать. Но не говорите, что я не предупреждал Вас. И обратите внимание, Антон Владимирович, что первая остановка уже поблизости. Пора двигаться.

Только тут я обратил внимание, что происходит за окном. Мы ехали по весеннему Киеву, усеянному цветущими деревьями. В пробке вдоль трамвайных линий, которые непонятно откуда взялись на проспекте Победы, стояли машины. С билбордов лица политиков врали о счастливом настоящем. Да уж, вашу мать, я заметил, какое оно счастливое. Вы тут прощёлкали трамвай-привидение прямо в столицы.

- Мы не привидения, – тихо заверил Майор в ответ на мои мысли. – Не пытайтесь дать этому объяснение, иначе отвлечётесь от правил и никогда не увидите конечной станции. Пора.

Трамвай остановился напротив старого корпуса «Большевика». Двери открылись. На остановке было пусто.

- Чем скорее решитесь, тем лучше, – подбодрил собеседник. – Я бы выбирал Лицо. Он ближе всех.

Трамвай спустил воздух. Вот-вот закроются двери.

Я посмотрел направо. Через проход, прямо напротив «Лица», как нарёк его мой невольный товарищ, было два свободных места – разумеется, повёрнутых спиной к водителю – видимо, они не хотели, чтоб я нарушил правила так сразу.

Одним прыжком я перенёсся со своего сиденья на место у окна, прямо напротив парня с распахнутой пастью. Майор оказался рядом, я даже не успел заметить, как. В эту же секунду двери захлопнулись, и мы медленно начали движение. А тот, кого назвали «Лицо», заорал.

Глядя на меня пустыми, совершенно чёрными глазами, он вопил фальцетом всем своим беззубым чёрным ртом. Его алые гланды дёргались в тон. Я не мог оторваться от них, при этом глубже прижимаясь к креслу, и тут…

У меня зазвонил телефон.

Тесть. Наверняка хочет узнать, где я. И что сказать? «Да, Сан Саныч, здравствуйте, я скоро буду. Просто еду с какими-то чертями в несуществующем трамвае. Кстати, я только что нарушил сразу два правила, и, наверное, мне конец».

Продолжение>