То, что осталось

https://mrakopedia.net/wiki/То,_что_осталось

Я не пользуюсь лифтом. Во-первых, это полезно. В наш век люди совсем мало двигаются: дети реже выходят на улицу, проводя время за компьютерами, а взрослые просиживают целый день в офисе, а потом ещё час-другой в транспорте. Во-вторых, я живу в пятиэтажке. В-третьих, скоро закончится строительство моего частного дома, на который я копил целых 5 лет, и мне больше не придётся посещать мрачные, серые и дурно пахнущие подъезды, а вместе с этим я и вовсе забуду о существовании лифтов. В-четвёртых, я обманул: «во-первых» вовсе не является первоочередной причиной. Главная причина – страх. Эта фобия, подкреплённая воспоминаниями, которые я, к сожалению, не могу посчитать страшным сном, преследует меня с самого детства.

Тогда мне было девять, а моему двоюродному брату Коле – десять. Он являлся сыном сестры моей мамы. Мы жили в девятиэтажном доме. Я – на последнем этаже первого подъезда, а Коля – на первом этаже крайнего подъезда. Подобная полярность проявлялась не только в расположении наших квартир – мы и по характеру были антиподами: я – кроткий, неконфликтный, отзывчивый, а он – агрессивный, задиристый и эгоистичный. Многие мальчишки его недолюбливали, да и я в том числе, но нам всё-таки приходилось с ним общаться и играть, так как по воле судьбы мы жили в одном дворе.

Помню, тогда я с дворовыми ребятами играл в футбол. Коля редко принимал участие в наших матчах, предпочитая слоняться по дворам, кидаться камнями в кошек и собак, звонить в квартиры, обижать малышей и дразнить бабушек – словом, натуральное хулиганьё. Ещё мой брат любил стращать нас всякими небылицами. Например, один раз нашего соседа арестовали, а Коля заявил, что скоро полицейские задержат вообще всех родителей, так как преступник сказал, что все жильцы – его сообщники. Полная чушь, дам, мы и не поверили, а кто был помладше – кто ещё возился с куличиками в песочнице, – вот те подняли вой на весь двор, из-за чего образовалось внеплановое собрание разъярённых мамаш. В другой раз мы в подъезде увидели крысу, мелькнувшую у нас под ногами и скрывшуюся за решёткой подвала. Тогда наш сказочник принялся уверять, что подвал кишит голодными и бешеными крысами, которые ночью выйдут в подъезд, дабы насытиться, и никакие двери не остановят это полчище кровожадных грызунов. Ещё один раз он загнал пятилетнего ребёнка к болоту и сказал, что родители его не любят и просили утопить, – это было чересчур, поэтому мы и побили моего братца. Впрочем, он и сам понял, что переборщил, поэтому обиду долго не держал.

И вот: я забиваю гол, обойдя финтами двух защитников, и счёт становится 3:2 в нашу пользу, коллективным решением объявляется тайм-аут, я припадаю к металлической сетке нашего «стадиона» и жадно впиваюсь в горлышко бутылки, наполняя свой желудок как капитошку, и вдруг слышу:

– Дима, Дим, иди сюда!

Это кричит мой братик, моя противоположность. Он не приближается к футбольной коробке, боясь нарваться на негодование остальных.

– Что тебе? – спрашиваю я.

– Пошли со мной!

– Куда?

– Да пошли, дебил, я там тебе всё покажу, скорее, пока не пропало!

– Да куда, придурок?

– Да идём, сука, скорее! Мне нужна помощь!

Ладно, я пошёл с ним.

Мы зашли в Колин подъезд – дверь придерживалась куском кирпича, – и я ничего не увидел.

– И что? – возмутился я. Попахивало очередным его дурацким розыгрышем.

– Послушай, послушай меня: я хотел попить воды, а из лифта вышел человек, а потом двери лифта неожиданно закрылись, когда он ещё не успел выйти, и его разрубило пополам, понимаешь! Одна часть упала в лифт, и его двери закрылись, а другая упала вот сюда. – Тут брат показал пальцем на пол.

– А где же тогда эта половина? Где кровь? Ты думаешь, я поверю в эту херню?

Я считал это тупой попыткой напугать, но всё же заметил, что его лицо и правда выглядит испуганным. Бледность, широко раскрытые глаза, стекающие капельки пота – всё это и правда похоже на натуральный страх, но я не придал данным факторам никакого значения, да и в полутёмном подъезде – не помогал даже свет улицы – такие детали трудно разглядеть. Это уже в моих воспоминаниях появились яркие краски.

– Я не вру! Этого мужика разрубило пополам!

Я сделал задумчивый вид и посмотрел на двери лифта. Наконец у меня появилась возможность отплатить ему той же монетой.

– Может, он внутри? Давай посмотрим, – предложил я.

– Давай.

– Открывай лифт.

Он громко взглотнул.

– Почему я?

– А почему я должен тебе верить?

– Ладно... – обреченно произнёс он, опустив голову.

Коля нажал на кнопку, и кабина лифта показалась, пустая и грязная.

Я выждал три секунды, а затем толкнул брата в спину. Он залетел в пасть, а металлические челюсти сомкнулись аккурат за ним.

И тут Коля начал бешено стучать и кричать: «Открой! Открой!» Его вой звучал как настоящая агония, и я засомневался, что он просто хотел надо мной приколоться. Брат рьяно долбился в металлические стены своей ловушки, будто его вот-вот раздавит несокрушимая сила. Я смутился, одолеваемый холодными сомнениями – а вдруг он и правда испугался? – и нажал на вызов. Коля буквально выпал из появившейся щели, но, не успел я опомниться, брат уже поднялся и посмотрел мне в глаза.

Пустота – вот первое, что я вспоминаю. Зрачки – их не было. Они не сузились, а растворились в том ужасе, который он испытал. Лишь зелёное озеро его радужной оболочки. Кожа стала бесцветной плёнкой.

Коля развернулся и пошёл вверх по лестнице. Медленно, обессиленно.

– Ты что, правда… – начал я, но не смог закончить.

Он показал мне средний палец и ушёл.

Потом я вернулся на улицу. Было мне как-то гадко и совестно. Таким я его никогда не видел. У него даже не хватило сил злиться на меня – их поглотил страх. И лишь вечером я задумался: куда он поднимался, если живёт на первом этаже?

Я хотел позвонить и извиниться, но так и не набрался смелости. Я не верил в историю и лифте-пожирателе, но понимал, что всё-таки навредил моему брату.

Заснул я с очень противным чувством. А ночью зазвонил телефон. Трубку взяла моя мама, и я лишь слышал недоумевающие и сонные «Алло? Алло?» А потом всё пропало.

Утром мама сообщила, что звонили родители Коли. Оказывается, мой брат около трёх часов ночи смотрел в глазок. Его обнаружил отец, направлявшийся в туалет. Мальчик не реагировал на оклики, и тогда мужчина дёрнул его за плечо. Тот упал в руки своего родителя. У ребёнка была лихорадка. Всю ночь он горел и рассказывал, что лифт открылся, изливая яркий свет, и звал войти в кабину, а потом глазок и вовсе превратился в кнопку вызова.

Возможно, это мой брат и звонил ночью, предчувствуя нечто нехорошее.

Неделю Коля пролежал дома. Потом он позвал меня погулять.

Мы сидели на гаражах и неловко молчали.

– Ты извини меня… за это… – выдавил сквозь комок я.

– Моя мама разговаривала с тётей Мариной, которая живёт на пятом этаже, так вот, она рассказала, что к ней приходил брат, а потом он пропал. Он был одет в серые брюки и жёлтую рубашку с белыми полосками. До сих пор не нашли.

– И что же? – мягко сказал я, чтобы не вызвать раздражения.

Он повернулся ко мне и с отчаянием на лице сказал:

– Мужик, которого разрубил лифт, был одет именно так!

– А, понятно… – Я не хотел продолжать эту тему. Мне было искренне жаль, что я так жёстко пошутил над ним, но в историю я не верил.

– Ты мне не веришь, да?! – Коля начинал злиться.

– Давай не будем…

– Почему ты мне не веришь, а?! Ведь я это видел! Собственными глазами!

– А где же тогда труп?

– Я не знаю!

– А как двери, которые не могут разломать и тонкую палочку, разрезали человека?

– Я не знаю! Но я знаю, что чёртов лифт убил его!

Я начинал понимать, что он действительно считает это правдой.

– Ладно, давай откроем шахту лифта и заглянем туда. Вдруг мертвец лежит там.

– Давай. – Брат приободрился, но боязнь продолжала приглушать его голос.

– А как мы это сделаем?

– Давай возьмём то бревно, что лежит во дворе, вызовем лифт на первый, засунем бревно между первыми дверьми, а потом вызовем лифт на второй.

– Хорошо, только давай ты… это… – Он поник.

– Да, конечно.

Это бревно осталось после работников ЖЭУ, которые пилили деревья у нас во дворе. Брусок был где-то пятнадцать – двадцать сантиметров в диаметре и сантиметров сорок в длину.

Брат взял фонарик. Да, у нас ничего не вышло. Внутренние двери отказывались закрываться, пока не закроются внешние. Мы начали думать. В итоге решили вызвать лифт на другой этаж и попытаться открыть двери собственными силами. Тоже ничего не вышло. Коля совсем отчаялся, к тому же больные воспоминания обжигали его психику.

– Ладно, давай я сбегаю за какой-нибудь палкой. Может, так получится.

Он вызвался идти со мной. Я понимающе кивнул.

Мы нашли кусок арматуры. Я вставил прут между дверьми и что было сил надавил. Коля готовился запихнуть брусок.

– Давай! – крикнул я, видя, что раскрыл двери максимально широко, и чувствуя боль в мускулах.

Кусок дерева удалось поставить лишь по ширине ствола, а не по длине. Образовался узкий проём, но это максимум, на который мы были способны.

– Ладно, давай фонарик. – Протянул я пустую ладонь Коле.

Он покорно вручил мне оружие от ночных монстров, и я направил его свет в открывшееся пространство. Через такую мизерную щель трудно что-то разглядеть даже с прожектором, но я всё-таки смог.

Темень, густая и всеобъемлющая, заполняла помещение. Я направлял лучик в углы, но не видел стен. Шахта лифта была неестественно просторной.

Я начал разгонять морок в центре. Сначала я ничего не заметил, но потом, по мере того как я продвигался выше, появилась какая-то чёрно-красная субстанция, растёкшаяся по полу. Она напоминала запёкшуюся кровь, застывшую лаву и древесную кору. Эта гадость была испещрена кратерами, покрыта какими-то буграми, напоминающими пузыри, и обвита мелкими жилками, словно это вещество время от времени бурлило.

И тут в мой нос ударило зловоние. Странно, и почему такой резкий и противный запах я не ощутил ранее?

– Ты чувствуешь это? – Развернулся я к Коле и зажал нос.

– Да…

Складывалось ощущение, что здесь заживо гниёт всё население нашего дома.

Но я продолжил осмотр.

Чем больше я видел, тем становилось противнее. Неподвижная масса постепенно увеличивалась в объёме по мере продвижения луча. Она незаметно разрасталась.

Что-то мелькнуло в свете фонаря.

Моё сердце обжёг холод, уколовший затем пятки, а к спине прилипла покрытая ледяным потом майка. Я выронил фонарик, инстинктивно отбежав.

– Эй, это мой единственный… – негодовал Коля.

Предмет ударился обо что-то мягкое.

Брат обнаружил меня в полнейшем ужасе.

– Что ты видел? Что там?

– Знаешь, давай не будем больше…

Он понял, что я испытал то же, что и он.

– Да.

Коля вытащил бревно.

– Всё, оставим…

– Я пойду домой.

Он ничего не сказал. А меня это не волновало. С окаменевшими ногами и дрожащим позвоночником я направился к выходу. Кончики моих пальцев превратились в сосульки.

Это блеснул глаз. Голубой глаз.

Я не страдал ни лихорадками, ни бредом, и лифт-призрак не звал меня по ночам. Через неделю я, кажется, совсем оправился, считая это дурным сном или игрой воображения.

После моё лето шло как обычно: я играл с пацанами в футбол, в войнушку, ходил на реку. С братом мы общались так, словно ничего и не произошло.

Из моего сознания вовсе могли выветриться те наполненные дрожью и хладом мгновения, но…

Началась школа. Я перешёл в четвёртый класс, а Коля – в пятый. Один раз, возвращаясь домой, я увидел на бетонном столбе объявление о пропавшем человеке. Некий Андропов Александр Сергеевич. Он посещал свою сестру в нашем доме, а после этого его никто не видел. С фотографии глядел мужчина лет пятидесяти с потухшими, усталыми глазами. Голубыми.

И если бы этот случай стал последним напоминанием о тех кошмарных событиях, которые уже казались такими далёкими и нереальными…

Я встретился со своим братом по дороге из школы. Стояло начало октября. Прохладный, пасмурный день. Я разговорился с ним по братскому долгу. Он рассказывал о новых предметах, учителях – в общем, ничего примечательного, рядовые разговоры.

Зашли в его подъезд. Здесь мы попрощались, и я уже развернулся в сторону выхода, как услышал скрежет… открывающегося лифта.

Кто-то приехал? Но я не слышал гула. Коля вызвал? Но для чего?

Я оглянулся. Могу поклясться, что секунду ничего не видел: подъезд казался пустым, а лифт – закрытым. Мгновение спустя я услышал дребезжание и узрел металлические заслоны, разрубающие моего брата вдоль. Коля кричал, кровавый водопад заливал пол и обдавал алой краской пасти чудовища, связка кишок вывалилась… и он изнывал… все крики ада собрались в его предсмертном крещендо.

И вновь ничего. Одинокий подъезд.

Перед глазами закружился рой чёрных мух, колени невольно согнулись, но я схватился за перила. Несколько минут я сидел, неспособный пошевелиться. Тело стало полым, а пустоту заполнил лёд.

Тряска, тошнота и тьма.

Когда я почувствовал себя лучше, я встал и направился к двери Коли. Минут пять я стоял. Ощущая ЕГО слева от меня.

Я ушёл.

Нам звонили его родители. Он не вернулся с уроков.

На следующий день в школу приходил участковый. Беседовал в том числе и со мной. Но что я мог сказать? Благо, что никто не запомнил, как мы вдвоём шли домой. Я сказал, что последний раз видел брата на перемене.

Через несколько дней я решился.

Я взял фонарь, нашёл арматуру и тот самый обрубок. Вскрыл лифт, ногой затолкнул полено и включил свет.

Это зловонное месиво разрослось ещё сильнее, заполнив всю видимую поверхность. Оно казалось чем-то засохшим и неживым, но я знал, что оно питается, растёт и дышит. Я долго водил жёлтым лучиков, наблюдая лишь однотонную уродскую массу. А потом…

Зелёный глаз. Родинка на левой щеке. Часть губы.

Это было лицо моего брата. То, что осталось.

С тех пор я не пользовался лифтом. В семнадцать лет, когда закончил школу, я поступил в институт в соседнем городке, чтобы поселиться в студенческом общежитии. Подальше от этого проклятого дома. Затем я твёрдо решил, что буду жить в частном доме, а квартиры снимал исключительно в домах без лифта. И вот, совсем скоро я перееду в свой собственный дом, где не будет ни единого напоминания о том, что осталось в той панельке.

Те далёкие, покрытые дымкой ужаса картины стали шрамом на моей памяти. Шрамом, который периодически воспаляется и кровоточит.