The voices of my violin (часть 1)

Вороны появились в результате смещения мира в полосу темных миров. Когда-то мир мало чем отличался от нашего современного: нефть и бензин, заправки и машины, электроэнергия, генераторы, заводы. Люди, потребители ресурсов, оружие. Эгоизм, жадность, зависимость. В некотором роде его можно назвать типичным человеческим мирком с обычными, типичными представителя человечков.

Но когда мир начал падать, произошли характерные изменения для мира: солнце стало всходить все позднее и заходить все раньше, короткое время его свечения сопровождалось пасмурностью и тучами. Постепенно, едва заметно, падала температура, и вот не стало жарких летних деньков. Общий упадок сил, неработающие заводы и генераторы, остановились станции, распались корпорации. Стало меньше людей, а те, что остались, разбились на какие-то мелкие банды и группировки. Они жили в городе, кто отвоевал себе лакомый кусочек, а кто-то был вынужден уйти за его пределы. От животных осталось и того меньше – в основном это были крысы и некоторые лесные обитатели. Иногда людям встречались вороны и волки.

И мало кто из людей знал, что волки – это тоже своего рода люди; а те, кто знал, боялся и стремился их уничтожить. Однако же страх перед волками был не так силен, как перед воронами. Поэтому и вороны, и волки сбивались в свои стаи и старались избегать людей, начав вести войну между собой за территории и право стать ведущими представителями силы в погибающем мире. Первые потому что стали такими в результате падения, а вторые потому что считали, что уничтожение первых вернет их в прежнее, до падения состояние.

Но у волков не было ни единого шанса, и самая молодая из них, примерно лет двадцати на вид, девушка прекрасно это понимала. Уйдя из стаи, она бесцельно бродила туда-сюда и не знала, как ей дальше жить, без кормящей ее стаи. Она делала вид, что она человек, но сторонилась людей, боясь их еще больше, чем воронов – от обычных людей можно было ожидать чего угодно, в отличие от противника, который ее просто убил бы без лишних размышлений.

Так она и бродила, не зная, зачем она живет и зачем вообще родилась в мире, где уже все накрыла тьма, и солнца почти не было. Некоторые люди, она слышала, видели солнце, и для них и вороны, и волки были сродни нашествию зомби - явились из ниоткуда необъяснимые существа и пытались начать доминировать в мире, все разрушая на своем пути. Но так только говорили. Она могла бы и сама спросить у людей, так ли это. Спросить даже у того одетого в кожу мужчины, с оружием на поясе. Он вышел из-за красной машины, брошенной у входа в заколоченный досками ресторан. Могла бы, но не решилась – она слишком боялась выдать в себе иную. Поэтому она просто решила пройти дальше.

Улицы не безопасны, особенно когда уже не существовало никаких стражей правопорядка, а день и ночь слились в единый поток темного времени суток. О том, что она рисковала стать жертвой разбойников, она поняла почти сразу, как ощутила появление за спиной еще двух мужчин. Она хорошо ощущала их, их настроение, злость и даже гнев по отношению к ней. Эмоции, боровшиеся друг с другом желание жестокого убийства и отвращения к чему-то инородному, что им было не понятно и неприятно.

Однако же она не могла предусмотреть того, что эти разбойники здесь появились не потому, что им стало скучно или они отправились на поиски приключений или провизии. Они пришли затем, что их сюда направил один из волков – хорошо знакомый ей помощник ее отца. Он был рослым и грозным, старше нее лет на десять. Так же выйдя из-за угла здания на перекресток, волк остановился возле человека и зло посмотрел на девушку. Он всегда ее ненавидел, считая, что она не достойна своего наследия.

Она тоже так считала.

– Здравствуй, дорогуша. Куда-то собралась?

Девушка отступила от него на шаг и обернулась, оценивая расстояние между ней и двумя противниками за спиной.

– Гуляю тут...

– Гуляешь, значит? А до меня дошли слухи, что ты покинула нас. Это так?

Она с презрением посмотрела в его ясные и чистые глаза. Маленькая особенность всех из клана волков – у них никогда не было темных или зеленых глаз. Иногда глаза темнели, если волк увлекался убийствами и разбоем, но его глаза были кристально чистыми, как у младенца, и холодный взгляд обжег ее.

Девушка не ответила, и тогда волк, хлопнув по плечу человека с ножами на поясе, сказал:

– Конечно, нет. Ведь у нас есть кодекс, и ты бы не стала позорить своего отца, вожака клана, уходя от нас. Давай, мы с тобой сейчас обернемся и вернемся домой, к папочке и клану.

– Так ты этого хочешь, унизить меня? – спросила девушка. Ее голос дрогнул, не смотря на все попытки казаться храброй или хотя бы не показывать страха.

– А еще убить, дорогуша. Поступишь правильно, и никто не пострадает.

В ее мыслях пронесся образ, как она, обернувшись в свою облезлую, слабую и никчемную форму волка-мутанта с торчащим позвоночником и непропорциональными конечностями, будет зарезана подобно уличной собаке. Да, так оно и будет, мерзавец планировал это с самого начала. В своей форме она еще более беззащитна и уязвима, чем в человеческом облике, и он это откуда-то знал.

– Нет, – ответила она, нащупав под свитером рукоять ножа.

– Так я и знал, – ответил волк. – Ты просто человек.

Она не успела ответить. Короткий миг осознания смысла его слов был вытеснен жестокой реальностью, где одна слабая девчонка не может справиться с четырьмя сильными мужчинами, один из которых, она знала наверняка, убивал множество раз. Достаточно было получить один удар, чтобы выронить нож, и второй, чтобы потерять равновесие. Как бы она не отбивалась и не сопротивлялась, ее все равно скрутили, намотали на руки цепи, прикрепленные к мотоциклам, и потащили по дороге так, как если бы она была жестяной банкой.

Ужас девушки был достаточно сильным, чтобы сидевший на фонарном столбе ворон его ощутил. Его забавляла вся эта ситуация, в которой один волк пытался убить другого и нанял для этого довольно таки дорогих наемников. И бензин, и запчасти для мотоциклов были не из числа легкодоступных ресурсов, а то, что они работают, было столь же удивительным явлением, как и сам по себе светящийся фонарь под ним.

Ворон размышлял о том, почему фонарь ни разу так и не погас, когда в его мысли вторгся крик девушки с пустыря. Он отчетливо на большом расстоянии видел, как мужчины остановились, сняли с девчонки цепи и протащили вручную еще немного, на кучу мусора, где и собирались прикончить.

Птица не спеша расправила крылья и взлетела. Как могли эти тяжелые и неповоротливые волки пытаться тягаться с ними, быстрыми, юркими и порхающими птицами? Глупые и ограниченные своими инстинктами животные даже друг друга убивали по-животному. Они выслеживали стаи ворон и нападали на них группками, как если бы охотились на оленей, и каждый раз из-за этого проигрывали бои. Что мог сделать приземленный хищник, когда сверху на него из тьмы стремительно пикировал противник? Не много, но все же, больше, чем обычный человек.

Без какого-либо труда ворон напал на волка и когтями выцарапал ему глаза. Этого было достаточно для дальнейшего безопасного боя. Немного вихря – и магии, – и люди со сломанными костями и свернутыми шеями валялись равнозначно мусору вокруг. Приняв облик человека, он подошел к ослепленному волку и, увернувшись от пары сильных выпадов, свернул ему шею.

Девушка едва дышала. Он склонился над ней, внимательно оглядев содранную кожу, проявившиеся кровоподтеки, порванную одежду. Ее тащили на слишком большой скорости и не пропускали камней и бордюров. По дороге она порезалась обо что-то острое, джинсы сильно пропитались кровью от бедра и ниже. Она умрет, констатировал ворон, и очень скоро.

Но она все еще дочка вожака. Волк, бегущий от своей сути. Он припал к ее губам, позволив силе из себя проникнуть в нее. Все ее естество отозвалось на чужое проникновение, теперь она сопротивлялась не только смерти, но и чужой силе. Темной, неподвластной волкам, проникавшей в глубины сознания, души, тела. Изменявшей. Поглощавшей. Она сопротивлялась и проиграла, и его сила, не желая умирать в этом сломленном теле, начала его лечить. Боль - это всего лишь реакция мозга на раздражитель, и темная сила усмирила боль, позволив разуму взять контроль над ситуацией. Страх - отброшен, слабость - не умение себя контролировать, регенерация - сила воли, помноженная на силу мысли.

Она открыла глаза и встретилась взглядом с все еще склонившимся над ней вороном. Она ощущала его в себе и всю его мощь. Здесь не могло быть и сомнений в том, что ее существование определил сам лидер воронов.

Он что-то сказал, и холодный порыв ветра унес его слова прочь. Но она поняла, о ком он спросил. В ее сознании вспыхнул образ искомого парня и его сторожевого поста в городе с видом на черту города, где проходила узкая река, а дальше простирались бесплодные земли. Ворон кивнул и, в мгновенье ока, обернувшись крупной черной птицей, улетел, оставив ее лежать на мусоре пустыря.

Она очнулась в своем доме, на знакомой мягкой подстилке из листьев и травы, где витали знакомые запахи деревьев и добычи. Отсутствие ярко выраженной боли, замененное ощущением общей слабости, позабавило ее, но лишь до тех пор, пока она не увидела в отражении зеркала, что парочка синяков и ссадин на ее теле никак не соответствовали приключившемуся. Да, именно так, пока одна часть нее тряслась от ужаса едва не наступившей смерти, другая с иронией отмечала забавную двухнедельную прогулку с неожиданным поворотом судьбы.

В лагере ей сказали, что поисковый отряд, получивший от неизвестного источника информацию о том, где видели девушку последний раз, отправился туда на поиски. Что ж, девушку они и вправду нашли. А еще четыре трупа. Ответив отцу о случившемся и причинах, она сказала, что искала в городе что-то важное, а кто, когда и почему напал, она не знает и не помнит.

Отцу этого было достаточно.

Другим – нет. В какой-то момент ей показалось, что он и сам был бы рад, если бы она где-нибудь сдохла, не подняв шума, сняв с его плеч тяжкий груз передачи наследства той, кто меньше всех на него похож.

Она наблюдала за стаей и теперь отчетливо видела, кто есть кто. Видение связей, аур, ощущение эмоций – все стало ей вдруг еще более понятно. То, на что они всегда полагались – инстинкт и чувства – обрели форму, значения, слова. Она могла бы объяснить простые закономерности, если бы хотела. Но волки не интересовались процессом, их интересовал всегда только результат.

Все эти несколько дней в стае пронеслись как страшный сон. Девушка подобно приведению бродила среди знакомых ей лиц, отстраненно смотря на них, будто видела впервые. Память подсказывала: вот с этой женщиной хорошо было в детстве, до ее семилетия, пока девочка не начала превращаться в белоснежного породистого волка – завидная невеста и мать для волчат; этот старик неоднократно помогал решать социальные проблемы и всегда ее поддерживал; этот парень, молодой и красивый охотник, предпочел ей другую девушку. Все лица знакомы, все они – фрагменты ее жизни и воспоминаний. Но у нее было такое чувство, будто это чужая жизнь, а она сама находилась в чужом теле с чужой памятью, по ошибке попав в него вместо младенца. Хотя... почему по ошибке? Ведь дети уже более пятнадцати лет не рождались.

Она сидела на опушке леса и пыталась понять, что, собственно, изменилось, и изменилось ли вообще. Не придумала ли она себе сама что-то другое, что с легкостью заместило сожаление и страх перед осознанием того, что она – отброс, мутант и олицетворение произошедших изменений с миром; осознание собственной ненужности.

Колючий сорняк касался ее руки. Закрыв глаза, она могла видеть, как он схватил последний лучик солнца в своей короткой лиственной жизни, как старался светить теплом для молодых, но умиравших побегов рядом, и как увядал вместе с ними. Но силой мысли она могла дотянуться до самой сути каждой клетки и услышать, как внешне мертвое растение продолжало бороться, готовое впустить в себя изменения, чтобы стать сильней и не нуждаться в солнце.

Солнце. Тепло. Вот что делало их, волков, сильней, и отсутствие чего превратило в животных, жадно хватавшихся за любую возможность выжить в этом мире. Они, в отличие от молодых ворон, не пытались приспособиться.

Она откинулась назад, на траву, и закрыла глаза, пожелав раствориться в окружающей ее природе, как много лет назад, в детстве, проникнуть собой всюду и всем быть собой. Видеть образы: отца, готовившегося ко сну, возвращавшегося отряда из города, кроны деревьев, стремившихся в небо, кружившего над ними ворона... Они всегда знали, что за ними следили, но никогда ничего не могли с этим поделать. Поэтому научились жить скучно, не давая зацепок к их планам, как бы за ними не наблюдали и не подслушивали.

А ведь они, вороны, при желании могли бы уничтожить их за одну ночь или день. Почему они до сих пор этого не сделали? Почему она все еще жива? И зачем ворон искал ее друга детства?

Она резко встала, вспомнив этот фрагмент с пустыря. Он искал волка, конкретного, и назвал его по имени. Зачем?

Где-то из глубин памяти вспомнилось, что он всегда был слишком заинтересован в воронах и много раз во время заданий пытался кого-нибудь из них допросить или хотя бы поймать. Неужели у него получилось, а об этом никто не знал?

Девушка сорвалась с места, побежав в его старое укромное местечко за кладбищем возле церкви, за городской чертой. Она будет там всего через шесть-семь часов и сама спросит его.

О том, что его может не оказаться "дома", ей даже не пришло в голову.

Время – относительность, измеряемая живыми существами по своим каким-то критериям и ощущениям. Вороны всегда четко определяли время суток благодаря своему зрению и некому тайному знанию, ощущению, когда их сила наиболее проявлена. Волки же полагались на инстинкты, диктовавшие им, что они – ночные хищники, а, значит, наибольшая активность приходилась на "ночь". Так вышло, что вороны не разделяли их "дневной" сонливости.

Наблюдавший за чертой города волк попал в плен очень глупо – он, уверенный в том, что никто не будет "днем" пытаться пересечь реку из города или в него, решил немного вздремнуть на посту. Впереди его ждала бессонная ночь скучного дежурства, последняя в этом месяце, а после у него ротация, и он снова сможет задорно охотиться на ворон.

Так он думал. На этом он и был пойман.

Волк, крепко привязанный к стулу в старом облезлом номере отеля, изрыгал из себя проклятья. Сонное наваждение только-только спало, и он начал осознавать, что привидевшееся ему скорое возвращение в лагерь было просто сном наяву, а сам он собственными ногами со своего поста – крыши многоэтажки – спустился вниз, пересек улицу и зашел в отель, сам сел на стул и ждал, когда "проснется". Ворон смотрел на него в упор и не выражал никаких эмоций.

У него был только один вопрос. Задав его трижды, он три раза получил однообразные ответы: посылы, брань, оскорбления. Тогда ворон сказал:

– Ты – падаль. Не достоин ты большего, чем гнить здесь.

Волка это рассмешило.

– Думаешь, ты самый умный, да? Думаешь, ты сможешь меня подловить? Лети, птичка, пока я не освободился и не поломал тебе крылышки!

Ворон зашел ему за спину и стал неподвижной тенью. Полноправная ночь с каждым ударом сердца становилась все ближе.

– Что ты там делаешь? – рявкнул волк, пытаясь заглянуть за спину, что давалось ему с трудом и отзывалось болью в кистях связанных сзади рук. Ему удалось рывком повернуться достаточно сильно, чтобы увидеть за спиной темноту между двух окон, за которыми сгущалась темнота. Оскал озарил его лицо, обрамленное спутанными волосами темного цвета. – Думаешь, спрячешься от меня? Ночью я тебя найду с закрытыми глазами!

Он не получил ответа и решил, что его просто решили напугать таким образом. Собрав всю силу, он разорвал веревку и победоносно зарычал, подняв руки вверх.

В темноте что-то шевельнулось.

– Я вижу тебя, сучонок. Готовься к смерти!

Волк в один прыжок пересек комнату и больно ударился об угол стола, стоявшего в том самом углу.

– Какого?!

Он ощупал стол. Здесь ничего не могло пройти, разве что сам стол, и посторонних запахов не было. Волк принюхался. Пахло старой краской, облезшей много лет назад и ставшей новым домом для плесени. Пахло крысиным пометом, чей-то запекшейся кровью, ощущался запах древесины и откуда-то издалека тянуло запахом застоявшейся воды. Ворона он не ощущал. Как он мог утратить запах того, кто стоял прямо перед его носом?!

Волк обернулся на скрип. Выбежал? Пригнувшись, приготовившись в любой момент сменить форму, волк начал красться к источнику звука. Окончательно стемнело, и он полагался только на свои чувства, подсказывавшие ему, где углы и стены, где дверной проем, а где стоял габаритный неподвижной предмет.

Он прокрался к двери и выглянул. Никого. Волк осторожно обернулся, окинув взглядом все помещение – так же никого. Словно остался один в кромешной тьме, а ворон привел его сюда просто шутки ради. Он приоткрыл дверь, отметив, что она скрипнула иначе, и высунулся в коридор. Длинный, черный, мертвенно пустой коридор. Тридцать две двери, включая эту, две лестницы и никаких признаков ворона.

В момент, когда он выпрямился, что-то – или кто-то – хлопнул его по плечу.

Буквально влетев от испуга в стену напротив входа в комнату, волк резко развернулся, но там ничего не было – кроме непроглядной темноты, в комнате не было никого.

Он осторожно, боком в четверть разворота, начал движение в сторону лестницы. Делов-то, просто показалось. Следовало просто дойти до ступенек и бегом выбраться отсюда. Страх питал ворон, вспомнил он рассказы старших в клане. Это его приободрило, и волк показательно громко рассмеялся.

– Давай, покажись! Будь мужиком, трусливый павлин!

Не успел он набрать воздух в легкие для еще пары фраз, как в конце коридора мелькнула большая тень.

– Попался, – прошептал волк и, сменив форму, кинулся туда.

Это был его самый быстрый пробег за всю жизнь, в конце которого волк накинулся на высокую фигуру, закутанную в плащ, и повалил ее на пол. Зубами вгрызся в область, где, как он ощущал, было лицо, и с силой начал рвать, вертеть из стороны в сторону, давить на жертву. Когда фигура в плаще перестала сопротивляться и окончательно расслабилась в объятьях смерти, волк отпустил жертву и отошел в сторону.

– Ты убил ее, – спокойно произнес знакомый голос.

Волк резко вздернул голову. У разодранной головы тела стоял все тот же ворон. Волк оскалился, после кинул взгляд на жертву. Он отчетливо разглядел в темноте светлые волосы, перепачканные кровью, очертания женского тела под намокшей тонкой тканью плаща и рубашки. На шее блеснул знакомый кулон – звезда с гравировкой в виде волка.

Он отступил от тела на несколько шагов и принял человеческий облик. Дрожащие руки сжимались в кулаки и разжимались.

– Убил дочь вожака, – уточнил ворон, холодно смотря на паникующего волка.

– Нет...

– Да. На ней следы твоих зубов.

– Нет... это нет я...

– Ты сделал это.

– Нет... нет-нет-тнет, это был не я, а ты!

Ворон наклонился и приподнял ее изуродованную до неузнаваемости голову.

– Ты убил дочь вожака.

– Нет!!! – закричал волк и кинулся на ворона.

Тот лишь отошел в сторону, позволив сломленному волку упасть на пол, поскользнувшись на крови. Излишняя эмоциональность амбициозной молодежи снова сыграла на руку. Ворон подошел к волку и присел напротив него, взял в руки его голову. По щекам волка текли слезы.

– Ничего. Такое случается. Все умирают, и все они – чьи-то дети. Ты же многих убивал, знаешь.

Волк кивнул, не в силах найти слова для ответа. Он попытался ударить ворона, но цепкие руки сжали ему горло. Он начал задыхаться, в глазах стемнело еще больше, в ушах отчетливо слышались удары сердца.

Ворон отпустил его горло и снова приподнял голову так, чтобы видеть глаза противника. Глаза – зеркало души, а еще – ворота в чужой разум. Сломленный и лишенный стремления к борьбе, разум не может себя защитить. Ворон с легкостью проник в совершенно неискушенный мозг волка, где не было ни царства мыслей, ни лабиринта воспоминаний. Все лежало подобно железнодорожным путям. Проносясь по фрагментам чужой памяти, он быстро нашел нужное ему место, а после покинул чужое сознание.

Волк отшатнулся от ворона и мотнул головой, стряхивая наваждение. Он с удивлением обнаружил, что в коридоре не так уж и темно, и со старых масляных картин на него смотрели важные лица давно умерших людей, замерли высокие волны океана, стремившиеся перевернуть корабль, а в конце стояла большая ваза с чахлым коричневым цветком. Он посмотрел на свои руки, слегла испачканные грязью и его собственной кровью. Обернувшись, волк не увидел никакого тела и следов убийства.

– Какого?..

Он обернулся, чтобы посмотреть на ворона, узнать ответ, а почувствовал только как что-то горячее бежит по груди. Он попытался что-то сказать, но из горла раздался булькающий звук. Последнее, что он увидел прежде, чем навсегда ткнуться носом в истлевший ковер, была высокая фигура, закутанная в плащ, уходящая прочь.

День обещал быть чуть более светлым, чем обычно. В это время раньше была весна – самый разгар апреля, когда трава уже выросла, а деревья активно соревновались в том, кто первый и пышней будет цвести. Девушка взглянула на небо, где темные тучи сменились белым полотном облаков. За ними по-прежнему не было видно солнца.

Она остановилась передохнуть, и это посветлевшее небо придало ей сил. На горизонте уже виднелась полуразрушенная жестяная ограда старого кладбище. Девушка все думала, почему именно кладбище? От надгробий и могил остались только воспоминания, тогда как реально устоявшим объектом на земле был старый домик хранителя кладбища. Такой скромный домик в два этажа с покосившимися окнами, скрипящими дверьми и запахом, словно все мертвые и рассыпавшиеся в прах обитатели кладбища перебрались в него спать вечным сном. Он всегда ее пугал своим зловещим видом пустых парных окон под крышей и лестницей в пять ступенек, ломавшихся каждый раз, когда кто-то на них ступал.

И в этот раз дом неприветливо смотрел на стоявших у его дверей волков.

– О, Рассказчица! – один из них заметил приблизившеюся девушку. – Какими судьбами?

Она улыбнулась.

– Решила навестить друга. А вы, что вы здесь делаете?

Она окинула взглядом собравшихся: двое хорошо знакомых ей волков-разведчиков, состоящих в хорошей дружбе с хозяином дома, лысая волчица-одиночка, предпочитавшая самостоятельно выживать вдали от живых людей и нелюдей, и юноша. Его тяжелый взгляд говорил о большом опыте, а тело выглядело молодым. Ранее он девушке не встречался.

– Дозорный не вернулся, – ответил второй разведчик и отвернулся к дому. Обратился ко всем: – Ну что, готовы?

Парень зажег факел в руках одиночки.

– Постойте... что вы делаете? Что это значит?

Одиночка с жалостью взглянула на девушку.

– Он не вернулся, а это значит, милочка, что твой пушистенький волчок-смотритель скопытился в домишке на границе города. Сдох. Мои соболезнования.

Волчица не могла поверить в услышанное.

– А тело? – спросила она, выходя перед компанией и становясь между ними и домом. – Вы видели тело?

– Он не вернулся, этого достаточно.

– Для чего?

– Для того, чтобы исполнить его волю. Он сказал, чтобы мы спалили его дом, если он не вернется из дозора, это мы сейчас и сделаем. А теперь отойди, чтобы я не спалила еще и тебя, милочка.

Девушка сделала шаг в сторону, но остановилась.

– Подождите... если он и вправду мертв, то я хочу забрать некоторые вещи.

– У тебя пять минут, – сказала одиночка, – только не реви там.