Тетя Лена завела молодого ухажера

🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Тетя Лена завела молодого ухажера

Аннотация:
Родиону, приемному сыну местного олигарха, шестнадцать лет. Родители люто ненавидят юношу и всячески осложняют его жизнь. В один прекрасный день приемыша круто подставляют. Кто-то жестоко убивает родного брата олигарха. В смерти дяди Геры обвиняют Родиона. Ведь он, якобы, последний, кто видел убитого. Вскоре, город будто сходит с ума. Все ищут подозреваемого, ведь за его голову приемным отцом назначена огромная денежная премия. Что помогает парню выжить, остаться человеком и обрести независимость - узнаете, прочитав эту книгу.

Я очнулся на холодном бетонном полу лестничной клетки в позе убитой птахи. В голове шум, а перед глазами бегают красные, бесформенные мушки.
- Боже! Меня пробили! Уф…, как больно! – слабый стон вырвался из горла, но испуганно утих, затаился. Не хватало, чтобы меня услышали….
Страшно. Я боюсь. Пока не пойму кого и чего, но боюсь. Страх не сковывает члены, а тело не замерзает, как в ледяной воде. Просто боюсь и все. Мертвый не ведает страха. Я боюсь, и значит, я живой.
А почему пробили? Сам не знаю, но в голове всплыло такое слово. Его впервые услышал в раздевалке спортивного комплекса «Заря». Ребята из секции бокса обсуждали бой без правил между Жбаном и Кабаном. В городе иногда устраивают соревнования бойцов разных стилей в недоступном для непосвященных людей месте. Санек, боксер полутяжелого веса, коренастый брюнет, с бесформенным лицом и расплющенным носом вхож на подобные мероприятия и даже пару раз участвовал в схватках.
- Кабана никто не мог вырубить. Два года Витек верховодил на ринге, но теперь хана чемпиону, пробил его Жбан во втором раунде, поймал на противоходе и нокаутировал, - Санек подробно описывал ребятам Жбановский коронный удар с нырком под руку неприятеля, а мы слушали, раскрыв рты, и внимали каждому слову.
- Ну и что с того? Тоже мне, пробитие! Кабан очухается и снова наваляет Жбану, – съязвил Костя, невысокий, белобрысый паренек в сером застиранном трико. 
- Эх! Молодо-зелено! Ничего ты не соображаешь в боях без правил, – Санек снисходительно посмотрел на товарища и продолжил:
 - Среди профессионалов бытует мнение, что настоящий чемпион держится только до первого нокаута. А потом все, такие удары бесследно не проходят. Год, как минимум, нужен бойцу для восстановления здоровья и былой формы. Но и полная реабилитация не дает сто процентной гарантии, что спортсмен сможет в дальнейшем держать удар. А без умения держать удары на профессиональном ринге делать нечего.
- Так получается, что Кабан больше не выйдет на арену?
- Кто знает, может и продолжит сражаться. Со слабым бойцом справится, а с таким как Жбан сомневаюсь. Вот возьмем, например, Мохаммеда Али. Сколько лет он молодцом держался на ринге, пока ему Джо Фрейзер по тыкве не настучал. Али пояс вернул, но какой ценой! После кровавого боя не стало чемпиона. Нет, конечно, великий Али оставил значимый след в истории мирового бокса, но с пробитой головой титул не удержал. Поэтому берегите головы, господа!
Вот что я вспомнил лежа на бетонной плите. Пробили, нокаутировали, вырубили, какая разница! Главное, что с этой минуты, я остался без жилья, поддержки родственников и без любимой девушки. Я сирота, бомж, изгой…. Как себя еще назвать, не знаю. В неполные семнадцать лет меня окончательно покинула удача, а жизнь в очередной раз показала страшные волчьи зубы. 
Осторожно поднимаюсь и прислушиваюсь к ощущениям в организме, определяю повреждения, внешние и внутренние. Сколько я пролежал на бетоне? Минуту, две, или несколько часов? Слегка подташнивает. Возможно сотрясение головного мозга. Медленно вдыхаю. Нигде не колет, ребра целы. Это хорошо! Болит левая коленка. Ссадина на кисти правой руки. Шея ноет и ломит затылок. Но терпимо. Переломов и вывихов нет. Разбита нижняя губа, не сильно. Кровь уже не сочится. Жить будем! Легко я отделался, очень легко, а ведь пересчитал все ступеньки, когда летел вниз головой по лестнице. А перед полетом еще и сознание потерял. Дико повезло, либо спасло умение правильно группироваться перед падением. Хотя, вероятно, и то и другое. Последнее что помню, вопли матери, крики отца и плач сестры с братьями.
- Чтоб ты сдох! Сволочь, ублюдок…! – мать ревела, награждая сына отвратительными словами, матерными выражениями. Крики разъяренной женщины разносились по многоэтажному дому с громкостью милицейской сирены и были, наверное, слышны на улице. Так показалось.
Сегодня родители вытолкали меня на лестничную клетку.
- Убирайся! Чтоб глаза наши тебя больше не видели! – кричала мать.
- Будь ты проклят! – вторил отец.
Выскакивая из квартиры, я совершил ошибку и повернулся к папе спиной, чем родитель и воспользовался, нанеся мне сильный удар тыльной стороной ладони в основание черепа. А дальше наступила темнота….
Сам виноват, а нечего поворачиваться к отцу затылком. Ведь знал, что папа нападает неожиданно, со спины или сбоку. На маленьком ребенке отец не раз отрабатывал приемы рукопашного боя. Бил сильно, изобретательно и безжалостно.
Но с годами малыш взрослел, тянулся вверх и достиг роста в один метр восемьдесят два сантиметра. Против смешного папиного роста в один метр шестьдесят три сантиметра, я выгляжу более чем внушительно.
Вес у меня солидный. Восемьдесят килограмм не шутка! Посему руками, ногами бью неслабо и приемы самбо знаю. Спасибо деду Арону и тренеру Ванычу за науку. Регулярные тренировки в спортивном зале также не проходят напрасно. Дать отпор – легко! Конечно, для профессиональной арены не гожусь, тем более для боев без правил, но и цели такой нет. Главное - постоять за себя умею. Не трус и не рохля. Поэтому с четырнадцатилетнего возраста папа стал остерегаться сына переростка. Наверное, я не прав. Отец никогда и никого не боялся. Просто видя папу перед собой, я легко предугадываю его действия. Уклоняюсь, или блокирую удары, стремительно разрываю дистанцию и убегаю. Так как отец нападает, находясь в сильном опьянении, то я без усилий отражаю атаку, а затем прячусь и жду, когда он про меня забудет, или протрезвеет, или еще сильнее напьется и свалится спать. Короче говоря, бдительности не теряю. Особенно после случая, когда отец ребром ладони перебил малышу переносицу. Двенадцать лет мне тогда исполнилось. Как сейчас помню, удар пьяный папа нанес сбоку, неожиданно. Я даже не понял, как он так тихо приблизился. Обычно в нетрезвом состоянии родитель говорлив и шумлив, и во время ходьбы топает как еж, или шаркает по полу как древний старик. А тут спецназ ГРУ отдыхает, а егеря и охотники плачут от зависти. Подкрался как рысь к зайцу, или подполз как змея к тушканчику, так тихо, что ни одна половица под ногой не скрипнула. И боевое задание выполнил на пятерку с плюсом. Сильно врезал и метко. Даже хруст раздался. А затем, глядя, как я обливаюсь кровью, радовался, ехидно смеялся и обзывал меня слабаком и слюнтяем.
С тех пор я начеку. Спиной к двери не сажусь, боком и задом к отцу не поворачиваюсь, верчу головой во все стороны, разведываю обстановку, наблюдаю, слушаю… и это у меня в крови, голове, каждой клеточке тела.
Посторонний, или незнающий человек возмутится, или сильно удивится, услышав мой рассказ о наших семейных взаимоотношениях. И скажет:
- Эй, парень! Хватит заливать! Что за бред ты несешь? У тебя достойные, уважаемые родители! 
И будет по-своему прав.
Действительно, Григорий Семенович Головко не последний человек в области: бизнесмен, меценат, депутат областной думы, владелец нескольких супермаркетов, завода по производству строительных материалов и председатель акционерного общества «Облинвестбанк». Типичный новый русский, буржуа областного розлива, хозяин заводов, газет и пароходов. А я его любимый сын Родион Головко. Прошу любить и жаловать!
Жена Григория Семеновича, Вера Филипповна Головко, в девичестве Победоносцева - мать-героиня, воспитывает пятерых детей, из которых я самый старший. Сестра Елена, младше меня на десять лет, брат Иван на двенадцать, Григорий на четырнадцать, а Семену недавно неделя исполнилась. 
Наша семья живет в элитном девятиэтажном доме, расположенном на улице Красная в пятикомнатной квартире со всеми удобствами. Дом новый, красивый, по периметру окружен высоким решетчатым стальным забором. Охраняют его люди в стильной, синей форменной одежде из частного охранного предприятия «Барс». Секьюрити вооружены милицейскими дубинками, газовыми пистолетами, а также наручниками. Работа у них спокойная, так как на заборе установлена  сигнализация и камеры видеонаблюдения. Подобные видеокамеры стоят над каждым подъездом и на крыше. Двери подъездов оборудованы кодовыми замками, посторонний человек, или бомж внутрь не зайдет, даже если преодолеет внешний охранный рубеж.
Еще у нас есть двухэтажная дача в поселке Зеленый. Раньше дачный домик принадлежал деду Арону, но после смерти Арона Захариевича участок отошел к его жене Галине Сергеевне, а затем и моей матери по завещанию.
Казалось, все, что необходимо для счастливой жизни у нас имеется. Квартира с дорогой итальянской мебелью, дача, машины, деньги, уважение родственников и друзей, зависть соседей и простых граждан…. Живи, как говорят, радуйся жизни, пока жив. А вот и нет. Деньги – не самое главное. И без них человек может быть счастлив, если рядом с ним живет другой человек, его вторая половинка, которая его любит, лелеет и ценит. Вот этого как раз у Головко и нет и никогда и не было. И поэтому в нашей семье такое высокое понятие, как любовь, не прижилось, а простое человеческое счастье и взаимоуважение обходят Головко двадцатой дорогой. В этом все и дело.
Так что же я за монстр такой, которого регулярно избивают, проклинают и выгоняют из дома? Расскажу не таясь.
Родился я тридцать первого июля одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в городе Зеленый Мыс Красногорской области. Хотя точная дата неизвестна. Может я родился не тридцать первого, а тридцатого, или двадцать девятого июля. Кто знает? Никто не знает. Даже дедушка Арон. Тогда почему именно тридцать первого июля? Дело в том, что в этот, по-летнему жаркий, воскресный день, Арон Захариевич Караимов приехал на городской рынок с авоськами для закупки свинины, картофеля и домашних молочных продуктов. Проходя неспешной походкой мимо торговых палаток, дед услышал какие-то непонятные звуки, доносившиеся из ближайшего мусорного контейнера. Как любил рассказывать потом Арон:
- То ли котенок, то ли птенец пищал. Жалобно так и еле слышно.
Дед, добрейший человек, решил поинтересоваться источником звука. Подойдя к ящику, Арон Караимов отложил в сторону покупки, снял пиджак и галстук и, засучив рукава белоснежной рубашки, полез внутрь. Залез и остолбенел. Среди зловонных помоев лежал я, завернутый в грязные тряпки - пеленки ядовито-серого цвета. Арон аккуратно меня вытащил и принялся очищать от налипшего мусора. Наверное, я в тот момент полностью ослаб, так как плакать, или кричать громко, как умеет это делать любой сознательный младенец не смог. Зато, когда дед провел рукой по моим губам, смахивая крохи грязи, я открыл рот и попытался поймать палец. Вокруг уже собрались зеваки. Одна толстая женщина с добрым лицом, одетая в тесную, не по размеру маленькую ситцевую блузку и  юбку индигового цвета из трикотина, заметила, что ребенок беспомощно шевелит губами. 
- Господи! Да малютка голоден. Его покормить надо. Девчата, есть среди вас кормящие? – женщина жалостливо посмотрела по сторонам и ее глаза покраснели. – Да что же творят, нелюди! Живого младенца голодом заморили, – сказала толстуха плача.
- Не реви, дура! Сама покорми найденыша. Вона какие большие сиськи отъела, – съязвил пожилой черноволосый мужчина, похожий на цыгана. Грубиян  закурил папиросу и принялся откровенно разглядывать  рвущуюся на свободу из матерчатого плена огромную грудь толстушки. 
- Мотю позовите, она во втором ряду зеленью торгует, – заметила немолодая, стройная шатенка с полными сетками продуктов. Она пробралась сквозь толпу и  отвесила цыгану подзатыльник:
 - Куда пялишься кобелина!? Я где велела меня ждать?
Цыган виновато закатил глаза и, подхватив авоськи, побежал в сторону мясных лавок.
- Пропустите, пропустите, – к деду протиснулась молодая, сероглазая девушка, – давайте я дитя покормлю. Бедненький, сейчас Мотя тебя накормит.
Кормилица взяла малыша у деда, оголила левую грудь и, не стесняясь посторонних  людей, сунула ее мне в рот.
Вспоминая рассказы дедушки Арона о найденыше, я нервно засмеялся. Представляю, как в наше жестокое время отнесутся граждане к малютке. В лучшем случае пройдут мимо, или позвонят в службу спасения. Кормить грудью? Уж точно никто не покормит. А вдруг у ребенка Спид! Да и материнское молоко сейчас не в чести. Все пичкают детей смесями с маслами сои, эмульгаторами, триглиполимерами, глюкозами, карнитинами, лактозами в сочетании с низкомолекулярными полимерами, консервантами, красителями, усилителями вкуса и другой химией. А потом удивляются, почему любимые чада болеют?
Я принялся сосать. Удивительно, минуту назад не мог плакать и шевелить губами, а тут присосался, не оторвешь. Как вкусно! Как хорошо! В тот момент я подумал, что нашлась моя мама и все беды позади. Мама накормит, обогреет, приголубит. Взрослые уверены, что грудные дети ничего не понимают. Еще как понимают! Вот я понял, что люди есть добрые и злые. Злые люди  бросили малыша в темный ящик. А добрые люди спасли, обогрели, накормили вкусной водичкой. Эти добрые люди, наверное, и есть мои мамы. Хотя нет, мама – это красивая тетя, которая кормит меня молочком. От нее пахнет мамой. Ну, точно, мама. Здравствуй, мама!
Насытившись, я оторвался от соска и решил немного покапризничать. Начну плакать, а мама меня пожалеет, погладит, что еще нужно мне для полного счастья. Полноценного плача не вышло. Так, писк какой-то, но на меня сразу обратили внимание.
- Необходимо подгузник поменять, – заметила одна опытная, немолодая женщина в коричневом костюме.
- Да нет у него подгузника. Пеленки, да и то пеленками у меня язык не поворачивается их назвать. Тряпки какие-то. Боже! Да он не обтерт. Видать, как мамаша родила, только пуповину перевязала. Обернула в обноски, а затем выбросила. Хоть бы в роддом отнесла, или приют какой, – Мотя шмыгнула носом и смахнула свободной рукой набежавшую слезинку.
- Посмотрите, пожалуйста, это мальчик или девочка? – спросил Арон у Моти.
- Пацан! Симпатичный такой: носик маленький, глаза синие, смышленые, щечки круглые, с ямочками, губки пухлые, - начала описывать меня девушка.  
- Что здесь происходит? – строго прервал кормилицу молодой сержант милиции, появившийся в толпе весьма неожиданно, словно с неба на головы свалился, выпал из самолета, но парашют дома оставил. 
Вид служивого грозен, а форма одежды образцово-показательная для любого советского милиционера: фуражка, лихо сидевшая на затылке, белая накрахмаленная рубашка без единого пятнышка, черный галстук, брюки-галифе с идеально наглаженными стрелками, такими, что бриться можно, хромовые проутюженные, начищенные ваксой сапоги, которые блестели у него, как вороньи крылья. И в завершение - новенькая портупея и кобура, а также старая, потрепанная офицерская сумка на левом боку с потертым ремешком, перекинутым через правое плечо. Хоть сейчас бери, фотографируй бравого сержанта, а затем отсылай фото в журнал «Огонек», или «Человек и закон».
- Младенца нашли, брошенного. Вернее я нашел, – спокойно сказал Караимов.
- Ваши документы, паспорт имеете? – задал сержант дежурный вопрос растерянно.
Дед улыбнулся. Когда милиционер не знает что делать, то всегда требует документы. Пока гражданин найдет паспорт, пока милиционер почитает…. На самом же деле, этим выигрывается время для обдумывания сложившейся ситуации, а также принятия правильного решения.
Арон достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение и показал сержанту.
- Извините, товарищ полковник, - милиционер еще больше растерялся, - что будете делать?
- В роддом его повезу, если есть машина, то помогите, пожалуйста.
- Так точно, поможем. Минутку. Пойдемте я вас провожу. – Сержант резво направился в сторону выхода из рынка. Его внезапное рвение объяснялось тем, что не каждый день к рядовому милиционеру обращается полковник Комитета Государственной Безопасности.
Дед Арон, взял меня на руки, поблагодарил Мотю и отправился догонять служивого. А я был недоволен. Оторвали от мамы и тащат куда-то. А вдруг опять в мусорный контейнер выбросят. Только в другой ящик, больше и глубже, чтобы не нашли. Поэтому я снова заплакал.
Караимов сдержал слово и отвез малыша в Зеленомысский родильный дом, поговорил с главным врачом, куда-то позвонил и уехал. А через два дня вернулся в сопровождении круглолицей молодой девушки с вычурными завитками волос на голове и двумя пожилыми женщинами, одна из которых сразу же подбежала ко мне и принялась сюсюкать:
- Сюси-муси, ты мой маленький, сюси-пуси, ты мой хорошенький!
Эта была моя бабушка, Галина Сергеевна Победоносцева.
Другая женщина, в строгой прямой юбке и белоснежной блузке, оказалась работником городского Загса.
Дед достал из кожаного портфеля документы на мое усыновление семьей Головко и вручил главному врачу. Седовласый мужчина в белом халате бегло прочитал бумаги и передал их работнику ЗАГСа.
Мне выдали свидетельство о рождении, где витиеватыми буквами написали, что Родион Григорьевич Головко – родился тридцать первого июля одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года в городе Зеленый Мыс Красногорской области.
Через двадцать минут я оказался в трехкомнатной квартире, расположенной в пятиэтажном, кирпичном доме довоенной постройки на улице Советов.
Бабушка опустила меня в детскую кроватку, с деревянными, резными решетками, погладила по голове, поправила подушку и крикнула:
- Веруся! Ну, ты где? Иди сюда. Теперь это твой сын. Да, Родик, сюси-мюси! Сейчас мама придет, молочка принесет.
В комнату вошла та самая молодая девушка, которая присутствовала в больнице.
Я пошевелился. Мама, мамочка! Я тут. Дай же мне скорее сладкой водички.
Но мама посмотрела на меня, как пчела на трутня, зашмыгала носом, резко всхлипнула и убежала в соседнюю комнату.
Так я обрел семью: деда, бабушку, маму и папу. Но не приобрел настоящей материнской, отцовской любви. Кроме всего прочего, я стал объектом ненависти к себе со стороны приемных родителей. Хотя за что можно ненавидеть маленького мальчика и желать ему зла? Причин такому несправедливому отношению несколько, но все началось за полтора года до моего рождения, когда дед Арон с женой и дочкой приехал в один горный поселок, что находился восточнее от Зеленого Мыса на временное место жительства для поправки здоровья и душевного равновесия после длительной заграничной командировки.
Поселок Ашип, расположенный в тридцати километрах от Зеленого Мыса – настоящая отдушина для человека всю жизнь прожившего в тесном, душном городе. Горы, свежий воздух. А какая природа! Девственный лес, грибы, ягоды, дикие яблони, груши, кизил, орех. Охота и замечательная рыбалка!
Дед снял небольшой саманный домик на окраине. Веру пристроил в поселковую школу, Галину Сергеевну оставил на хозяйстве, а сам целыми днями пропадал в горах.
Моя будущая приемная мать, училась в десятом классе местной школы и однажды, после уроков познакомилась с приятным молодым человеком из города, который приехал в поселок отдохнуть с друзьями на даче. Владимир, так звали парня, был единственным сыном партийного босса. Дачный участок с красивым, двухэтажным особняком из белого кирпича, принадлежал Казимиру Львовичу Нагорному, второму секретарю горкома партии.  А Вова часто появлялся в поселке с веселой компанией, чтобы как следует оттянуться вдали от дома и родителей.
Галине Сергеевне очень приглянулся молодой повеса. Еще бы, собственная машина – новенькая шестерка, дача, квартира в городе, уважаемые родители, перспективы
Слежка в женском туалете скрытой камерой
Установили камеру в женском душе
Зрелок трахают накачивая их спермой