Теория Фрейда Все Сводится К Сексу

💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Теория Фрейда Все Сводится К Сексу


Ранний Фрейд / Тексты Фрейда
0



— Зигмунд Фрейд , Сексуальность в этиологии неврозов (1898)
Статья. Алейников Сергей От небытия к бестселлеру. "Фрейд. Судьба писем Флиссу." | Психоанализ says:
Почему философы не смогли правильно поставить вопрос о человеке? | Фёдор Гиренок says:
В случае обнаружения ошибки, вы можете сообщить о ней - выделив соответствующий текст и нажав на клавиатуре комбинацию левый CTRL + Enter.

Ресурс предназначен для аудитории старше 18 лет.

by
Зигмунд Фрейд

·

Published 05.05.2016
· Updated 12.09.2018

Возможно, кто-то, кто охотно готов считаться с сексуальной этиологией у своих неврастенических больных, все же будет теперь это порицать как односторонность, если от него не потребуют уделять свое внимание также другим моментам, которые повсеместно упоминаются авторами в качестве причин неврастении. Мне не приходит на ум подменять сексуальной этиологией при неврозах любую другую, объявляя ее недействительной. Это было бы недоразумением. Я скорее считаю, что ко всем известным и, вероятно, справедливо признаваемым этиологическим моментам, выделяемым авторами в возникновении неврастении, добавляются сексуальные, которым до сих пор не придают должного значения.

В последние годы благодаря детальным исследованиям я пришел к выводу, что моменты, относящиеся к сексуальной жизни, представляют собой ближайшие и важнейшие в практическом отношении причины любого случая невротического заболевания. Это учение не совсем новое; определенное значение сексуальным мо­ментам в этиологии неврозов придавалось с давних пор и всеми ав­торами; для некоторых подводных течений в медицине исцеление «сексуальных недугов» и «нервной слабости» всегда объединялось в одном-единственном заверении. Поэтому нетрудно оспорить ори­гинальность этого учения, если уж отказаться от того, чтобы отри­цать его значимость.
В нескольких небольших статьях, появившихся в последние годы в журналах «Neurologischer Zentralblatt» [1894a, 1895b и 1896b], «Revue neurologique» [1895c и 1896a] и «Wiener Klinischer Rundschau» [1895f и 1896c], я попытался представить материал и точки зрения, которые дают учению о «сексуальной этиологии неврозов» научное обоснование. Подробное изложение до сих пор отсутствует – главным образом потому, что усилия прояснить фактически признан­ную взаимосвязь наталкиваются на все новые проблемы, для реше­ния которых нет предварительных научных изысканий. Однако мне отнюдь не кажется преждевременной попытка направить интерес практикующего врача на отношения, о которых здесь идет речь, чтобы он убедился в верности этих утверждений и преимуществах, ко­торые он может получить в своей врачебной работе благодаря их познанию.
Я знаю, что не заставят себя ждать попытки с помощью этически окрашенных аргументов удержать врача от прослеживания этой темы. Кто хочет на примере своих больных убедиться, действительно ли их неврозы связаны с сексуальной жизнью, не сможет избежать расспросов об их сексуальной жизни в стремлении дать им близкое к истине объяснение. В этом, однако, якобы заключена опасность как для отдельного человека, так и для общества. Врач – слышу я чужие слова – не имеет права вторгаться в сексуальные тайны своих пациентов, бесцеремонно задевать таким испытанием их стыдливость, особенно лиц женского пола. Своей неловкой ру­кой он может только разрушить семейное счастье, оскорбить не­винность молодых людей и подорвать авторитет родителей; среди взрослых людей он лишь приобретет ненужных сообщников и раз­рушит отношения со своими больными. Следовательно, его эти­ческий долг – держаться подальше от всех сексуальных вопросов.
Пожалуй, можно ответить: это – проявление недостойной для врача жеманности, которая плохими аргументами не может при­крыть свою наготу. Если моменты, относящиеся к сексуальной жизни, действительно можно признать причинами болезни, то их вы­яснение и обсуждение, несомненно, входит в круг обязанностей врача. Думается, нарушение стыдливости, в котором он может оказаться повинен, не более тяжкое, чем в том случае, когда ради изле­чения местного поражения он настаивает на осмотре женских гени­талий, к чему его самого обязывает выучка. От пожилых женщин, проведших свои молодые годы в провинции, все еще часто прихо­дится слышать, что когда-то вследствие чрезмерных генитальных кровотечений они доходили до полного истощения, потому что не могли позволить врачу взглянуть на их наготу. Воспитательное вли­яние, оказываемое врачами на публику, уже через одно поколение привело к тому, что у наших молодых женщин такое сопротивление встречается лишь в крайне редких случаях. Там, где все же оно встре­чается, его осуждают как неразумное жеманство, как проявление чувства стыда на пустом месте. Разве мы живем в Турции, и стал бы супруг спрашивать, где больная жена может показать врачу только руку через отверстие в стене?
Неверно, что расспросы и сообщничество в сексуальных вещах наделяют врача опасной властью в отношении своих пациентов. Такой упрек с большими основаниями в свое время можно было адресовать применению наркоза, в результате которого больной лишается своего сознательного и волевого определения, и врачу предоставляется право решать, надо ли и, если да, то когда, приво­дить его снова в чувство. И все же сегодня нам не обойтись без нар­коза, поскольку он, как ничто другое, служит врачебным стремлениям помогать, а врач взял на себя ответственность за наркоз среди прочих своих серьезных обязанностей.
Врач во всех случаях может причинить вред, если он неумел или недобросовестен, причем не больше и не меньше, чем при исследовании сексуальной жизни своих пациентов. Правда, тот, кто в достойной уважения попытке самопознания не обнаруживает у себя чувства такта, серьезности и сдержанности, которые ему требуются при обследовании невротиков, кто знает про себя, что выявление фактов из сексуальной жизни вместо научного интереса будет вызывать у него сладострастный зуд, тот поступает правильно, остава­ясь в стороне от темы этиологии неврозов. Разве что мы также по­требуем, чтобы он держался в стороне и от лечения нервнобольных.
Также неверно, что больные чинят исследованию их сексуаль­ной жизни непреодолимые препятствия. Обычно после недолгих колебаний взрослые поправляют себя словами: «Все-таки я нахожусь у врача, которому можно все рассказать». Многие женщины, которые за свою жизнь достаточно поднаторели в умении скрывать свои сексуальные чувства, вздыхают с облегчением, когда, находясь у врача, замечают, что речь здесь не идет ни о чем другом, кроме их излечения, и благодарны ему за то, что хоть раз могут повести себя в сексуальных вещах чисто по-человечески. Смутное знание о пре­обладающем значении сексуальных моментов в возникновения нер­возности, которое я снова пытаюсь приобрести для науки, по-види­мому, вообще никогда не исчезало из сознания неспециалистов. Как часто приходится сталкиваться с подобными сценами: к врачу приходят супруги, один из которых страдает неврозом. После мно­гочисленных вступительных слов и извинений, что перед врачом, который хочет помочь в таких случаях, не должно быть обычных барьеров, и т.п., они сообщают, что, по всей видимости, причина болезни состоит в неестественном и вредном способе полового сно­шения, который они выбрали после последних родов жены. Как правило, врачи не интересуются этими обстоятельствами, но нехо­рошо, если и больные ничего не желают об этом слышать. Затем один из супругов раздражается на другого и говорит: «Видишь, я же тебе только что говорила, что мне будет больно». А другой отвечает: «Я тоже об этом думал, но что делать?»
При некоторых других обстоятельствах, например у молодых девушек, которых систематически приучают скрывать свою сексу­альную жизнь, приходится довольствоваться совсем скромной ме­рой откровенной любезности. Однако здесь важно то, чтобы сведу­щий врач не говорил что-либо своим больным без подготовки и не требовал разъяснений, а лишь просил подтвердить свои предполо­жения. Кто хочет следовать моим указаниям, как объяснять себе морфологию неврозов и переводить ее в этиологию, томe не потре­буется от больных много признаний. Только в том случае, когда пациенты со слишком большой готовностью описывают симптомы своей болезни, они, как правило, обнаруживают знание о скрываю­щихся за ними сексуальных факторах. Было бы огромным преиму­ществом, если бы больные лучше знали, с какой уверенностью врач мог бы теперь дать интерпретацию их невротических недугов и на их основании сделать вывод о действительной сексуальной этиоло­гии. Наверняка это было бы для них стимулом, чтобы на какой-то момент отказаться от скрытности, поскольку они решились обра­титься за помощью, чтобы избавиться от своего недуга. Однако все мы заинтересованы в том, чтобы и в сексуальных вопросах большая степень открытости у людей стала долгом, к чему до сих пор только стремятся. Сексуальная нравственность от этого могла бы только выиграть. В настоящее время в вопросах сексуальности все мы без исключения – и больные, и здоровые – лицемеры. Нам только пойдет на пользу, если вследствие всеобщей открытости будет дос­тигнута определенная мера терпимости в сексуальных вещах.
Обычно врача мало интересуют отдельные вопросы, касающи­еся неврозов, которые обсуждаются невропатологами, например: правомерно ли строго разделять истерию и неврастению, можно ли наряду с этим выделять истеро-неврастению, можно ли причислить к неврастении навязчивые представления или их следует признать особым видом невроза и т.д. Действительно, такие разграничения могут быть безразличны врачу, покуда это никак дальше не связыва­ется с соответствующим решением, не дает более глубокого пони­мания и указания для терапии и покуда больной во всех случаях направляется в водолечебницу или слышит от врача, что у него все в порядке. Иначе, однако, обстоит дело, если принять нашу точку зрения о причинных связях между сексуальностью и неврозами. В таком случае пробуждается новый интерес к симптоматологии от­дельных невротических случаев, а правильное разложение сложной картины на ее компоненты и умение дать им правильное название приобретает практическое значение. То есть речь идет об умении без особого труда переводить морфологию неврозов в этиологию, а из ее знания естественным образом выводятся новые терапевтичес­кие указания.
Важное решение, которое всякий раз может быть найдено в ре­зультате тщательной оценки симптомов, сводится к тому, носит ли данный случай характер неврастении или психоневроза (истерии, навязчивых представлений). (Очень часто бывают смешанные слу­чаи, в которых признаки неврастении объединены с признаками психоневроза; мы, однако, хотим оставить их оценку напоследок.) Толь­ко при неврастениях в результате расспросов больных удается выя­вить этиологические моменты из сексуальной жизни; они, конечно же, известны больному и относятся к настоящему времени, точнее – к периоду жизни после наступления половой зрелости (хотя и это разграничение не позволяет охватить все случаи). При психоневро­зах такие расспросы дают немного; они, например, позволяют нам получить знание о моментах, которые следует признать поводами к возникновению заболевания и которые связаны – или не связа­ны – с сексуальной жизнью; в первом случае они проявляются в том же виде, что и этиологические моменты неврастении, из-за чего во­обще можно пропустить их специфическую связь с возникновением психоневроза. И все же в каждом случае этиология психоневрозов опять-таки лежит в сексуальной сфере. Странным окольным путем, о котором речь пойдет позднее, можно прийти к знанию этой этио­логии и, разумеется, обнаружить, что больной ничего и не мог нам о ней сказать. Дело в том, что события и воздействия, которые лежат в основе любого психоневроза, относятся не к настоящему времени, а к давно прошедшей, так сказать, доисторической эпохе жизни, ран­нему детству, и поэтому они не известны также и больному. Он забыл их – но только в некотором определенном смысле.
Таким образом, все случаи невроза имеют сексуальную этиоло­гию; однако при неврастениях она носит актуальный характер, при психоневрозах – инфантильный; в этом состоит первая существен­ная противоположность в этиологии неврозов. Вторая выявляется, если рассмотреть различия в симптоматике самой неврастении. Здесь, с одной стороны, имеются случаи, в которых на передний план выступают определенные характерные для неврастении жалобы: ощущение сжатия головы, утомляемость, диспепсия, задержка стула, раздражение спинного мозга и т, д. В других случаях эти симп­томы отступают на задний план, и картина болезни складывается из других симптомов, которые в совокупности позволяют выявить связь с ядерным симптомом, «тревогой» (тревожностью, беспокой­ством, тревожным ожиданием, полными, рудиментарными и до­полнительными приступами тревоги, головокружением, агорафо­бией, бессонницей, усилением болей и т. д.). Я сохранил название «неврастения» за первым типом, тогда как второй тип обозначил как «невроз тревоги», и это разделение обосновывается в другом месте [1], где также учитывается факт одновременного, как правило, присутствия обоих неврозов.
Для наших целей достаточно подчеркнуть, что симптоматическому различию обеих форм соответствует различие в этнологии. Неврастению всякий раз можно объяснить состоянием нервной системы, которое либо приобретается вследствие чрезмерной мастурбации, либо возникает спонтанно из-за частых поллюций; при неврозе тревоги регулярно обнаруживаются сексуальные влияния, общим моментом которых является сдерживание или неполное удовлетворение, как-то: coitus intetruptus [ прерванным акт (лат.) – здесь и далее прим. переводчика] , воздержание при активном либидо, так называемое фрустрированное возбуждение и т. п. В небольшой статье, в которой я попытался вве­сти понятие «невроз тревоги», я высказал положение, что тревога – это проявление либидо, не используемого по своему назначению.
Там, где симптомы неврастении и невроза тревоги объедине­ны, то есть там, где имеет место смешанный случай, следует при­держиваться эмпирически выведенного и всякий раз подтверждаю­щегося положения, согласно которому смешение неврозов соответствует взаимодействию нескольких этиологических факто­ров. Насколько часто эти этиологические факторы органически объе­динены друг с другом взаимосвязью сексуальных процессов, напри­мер, coitus interruptus или недостаточная потенция у мужчины с мастурбацией, – это, пожалуй, стоит обсудить более подробно.
Если врач точно диагностировал данный случай неврастенического невроза и правильно сгруппировал его симптомы, то он может перевести симптоматику в этиологию и затем смело потре­бовать от больного подтверждения своих предположений. Перво­начальное возражение не должно вводить в заблуждение; следует твердо настаивать на том, что было выявлено, и в конце концов одо­леть всякое сопротивление, подчеркивая незыблемость своего убеж­дения. При этом врач узнаёт всевозможные вещи из сексуальной жизни людей, которыми можно было наполнить полезную и по­учительную книг); и остается только в самом разном отношении сожалеть, что наука о сексуальности в наше время считается чем-то постыдным. Поскольку менее значительные отклонения от нормаль­ной vita sexualis [ сексуальная жизнь (лат) ] встречаются слишком часто, чтобы можно было придавать значение их выявлению, у своих невротических больных врач будет считать объяснением только тяжелые и сохраняющиеся долгое время аномалии сексуальной жизни; тем же, что своим дав­лением на больного, который нормален психически, он может по­будить его к ошибочным самообвинениям в сексуальных прегреше­ниях, без сомнения, можно пренебречь как мнимой опасностью.
Если врач поступает таким образом со своими больными, то он убеждается также, что для учения о сексуальной этиологии неврас­тении отрицательных случаев не существует. По крайней мере у меня это убеждение стало настолько прочным, что в диагностических целях я использовал также и отрицательные результаты расспросов, а именно чтобы сказать себе, что такие случаи не могут быть невра­стенией. Так, я не раз приходил к тому, чтобы предположить прогрессивный паралич вместо неврастении, поскольку мне не уда­валось выявить чрезмерное, согласно моей теории, занятие мастур­бацией, и дальнейшее течение этих случаев впоследствии подтвер­ждало мою правоту. В другой раз, когда больной при отсутствии отчетливых органических изменений жаловался на ощущения сдав­ливания головы, головные боли, диспепсию и искренними завере­ниями опроверг мои подозрения на сексуальную этиологию, мне пришла в голову мысль предположить наличие скрытого нагноения в одной из придаточных полостей носа, и один мой квалифициро­ванный коллега подтвердил этот вывод, сделанный па основе отри­цательных результатов расспроса, избавив больного от его жалоб тем, что опорожнил зловонный гной из гайморовой пазухи.
Видимость того, что «отрицательные случаи» все же имеются, может возникнуть и другим способом. Иногда результаты расспро­сов указывают на нормальную сексуальную жизнь у людей, невроз которых при поверхностном наблюдении выглядит довольно похо­жим на неврастению или невроз тревоги. Однако более глубокое исследование регулярно выявляет затем истинное положение ве­щей. За такими случаями, которые принимали за неврастению, скры­вается психоневроз, истерия или невроз навязчивых состояний. Осо­бенно истерия, которая подражает столь многим органическим поражениям, может с легкостью подделываться под один из акту­альных неврозов [2], возвышая их симптомы до истерических.
Такие истерии в форме неврастении отнюдь не редки. Но это будет нема­ловажной информацией, если неврастении с отрицательными в сек­суальном отношении сведениями будут отнесены к психоневрозам; доказательство этого можно привести тем способом, который безо­шибочно разоблачает только истерию, – путем психоанализа, ко­торый будет упомянут позднее.
Возможно, кто-то, кто охотно готов считаться с сексуальной этиологией у своих неврастенических больных, все же будет теперь это порицать как односторонность, если от него не потребуют уде­лять свое внимание также другим моментам, которые повсеместно упоминаются авторами в качестве причин неврастении. Мне не приходит на ум подменять сексуальной этиологией при неврозах любую другую, объявляя ее недействительной. Это было бы недора­зумением. Я скорее считаю, что ко всем известным и, вероятно, справедливо признаваемым этиологическим моментам, выделяе­мым авторами в возникновении неврастении, добавляются сексуальные, которым до сих пор не придают должного значения. Однако они заслуживают, по моему мнению, того, чтобы занимать в этиологическом ряду [3] особое положение.
Ибо только они одни будут присутствовать во всех случаях неврастении, только они одни могут порождать невроз без дальнейшего содействия, а потому эти другие моменты, по-видимому, сводятся к роли вспомогательных и дополнительных этиологических факторов; только они одни позволяют врачу надежно распознать связи между их разнообразием и множеством картин болезни. Если, напротив, я сопоставляю слу­чаи, в которых люди стали неврастеническими якобы из-за пере­утомления, душевного переживания, перенесенного тифа и т.п., то они не демонстрируют мне в симптомах ничего общего, из характе­ра этиологии у меня не возникает никаких ожиданий относительно симптомов, равно как и наоборот, из картины болезни я не могу сделать вывод о воздействующих этиологических факторах.
Сексуальные причины – это также и то, что скорее всего предоставляет врачу основание для его терапевтического воздействия. Наследственность, безусловно, является важным фактором, если она имеет место; она приводит к тому, что возникает большой патоген­ный эффект там, где в противном случае он был бы лишь весьма незначительным. Однако наследственность недоступна влиянию врача; каждый человек приносит с собой наследственные предрас­положения к болез
Смотреть Минет До Рвоты
Домработница в униформе получила болт начальника в рот и влагалище
Секс деревенской бабой